я.
– Да нет, недавно. Знаешь, всегда мечтала шить для себя и вот потихоньку стала учиться. Уже сшила себе платье.
Вот это новость. Никогда раньше не знала об этой маминой мечте.
– Ничего себе. И почему я раньше этого не знала? – я присела рядом с мамой на диван и с любопытством посмотрела на стол. Там лежали катушки ниток, иглы, ножницы и какие-то куски зеленой ткани.
– Ну. Даже не знаю. Мне пока хвастаться особо нечем. Так только начинаю.
– Понятно все. Молодец. Хм.
– Как у тебя? Выспалась? – с доброй улыбкой спросила мама и, отложив свое занятие, повернулась ко мне.
– Ага. Нормально. Как в детстве. Те же подушки, тот же узор на обоях, – я замолчала и сглотнула вязкий ком в горле. Тема была не из приятных.
Мне было очень волнительно вновь поднимать ее. Ведь за семь лет мы ни разу не обсуждали тот случай. В нашем доме эта тема была запретной.
– Мам, я на самом деле хотела кое-что спросить у тебя, – я прочистила горло.
– Ну, говори. Спрашивай. Я на все вопросы отвечу, – мама смотрела на меня во все глаза и приготовилась слушать.
Я не знала, как начать. Но нужно это выяснить, иначе я просто сойду с ума.
– Я хотела узнать про тот случай. Помнишь семь лет назад…. В баре. Когда на меня напали, – тихо спросила я, чувствуя, как сердце внутри сжимается от боли.
Мама вмиг напряглась и заёрзала на стуле.
– Кхем. Ну. Конечно, помню. А что Тань? Что ты вдруг это вспомнила? Тебе сейчас совсем о другом думать надо. О ребёночке. Забудь ты это, Танюш. Все уже прошло. Тань. Прошло.
– Нет мам. Я все понимаю. Но я вот все думаю, что даже не знаю того, кто напал. Ведь я не видела его в лицо, и даже фамилию его не знаю. А прошло уже столько лет.
– Господи, Таня, что произошло? – устало вздохнула мама. – Зачем бередить старые раны? Зачем дочь?
– Ты помнишь, как звали того, кто напал? Фамилию его, помнишь? – не отставала я от нее.
– Помню. Метелкин Константин. А что? – мрачно ответила мама.
– Точно? – переспросила я, чувствуя, как сердце вот-вот выскочит из груди от нетерпения.
– Точно. Константин Метелкин. А что? Ему восемь лет дали. Он еще в колонии, не переживай.
– Ясно. Спасибо, мам. Теперь я, кажется спокойна. Ужас, – я покачала головой. Я просто была в шоке.
– А что это изменило? Почему ужас? – мама тревожно заглянула в мои глаза, которые уже заслонила мокрая пелена.
– Ты чего дочь? Ты вся бледная. Тебе нехорошо? Ну ответь же, Господи ты боже мой.
– Все. Это изменило бы все. Мам, я такая дурочка, – я громко всхлипнула и закрыла лицо руками.
– Ы-ы-ы, – заревела я.
– Та что? – мама обняла меня. – Ты чего? Что произошло? Танька, ты меня так до инфаркта доведешь. Забудь ты про него. Он получил по заслугам. Забудь, слышишь?
Но я разревелась еще больше. Видимо нервы совсем сдали. Выходит Костя был прав, и он не совершал этого чудовищного поступка? А я винила его. Господи, какой ужас. Что со мной не так? Где я ошиблась? Почему все это произошло с нами? Он ни за что теперь мне этого не простит.
Я ревела и ревела, а мама гладила меня по голове и убаюкивала, совсем как в детстве. Потом она спохватилась и убежала на кухню. Вернулась с кружкой травяного чая.
Я отпила горячего напитка и начала все рассказывать маме. Про своего начальника, про ребенка и про то, что перепутала Костю с преступником. О том, что они были друзьями, и у них были одинаковые татуировки.
Мама слушала внимательно и не перебивала, лишь изредка пыталась меня рассмешить и успокоить.
– Вот так мам, – я закончила рассказывать, и мне стало немного легче.
– Не переживай, Танюш. Если он любит, то он все простит, и вы будете вместе.
– А если нет? – всхлипнула тихо я.
– Думай о хорошем. Вот увидишь, у вас еще все
получится. Не бойся первой сделать шаг, ведь ты обидела его, и теперь твоя очередь извиняться. И прекращай накручивать себя. Вон уже до истерики себя измотала. Тебе о ребенке думать надо. Волноваться нельзя. Постарайся быть спокойнее, и все будет хорошо.
– Угу. Хорошо мам. Нужно постараться.
– Прорвемся! Да?
– Да, – попыталась улыбнуться я.
* * *
Днём мама вытащила меня гулять по магазинам. Мы выбирали одежду и всякие мелочи. Я купила себе несколько комбинезонов, пару кофт и одни брюки. Все это было уже на будущее, на те времена, когда подрастет животик.
Вечером мы посидели в семейном кругу, а на следующий день я поехала на поиски своей подруги.
Лиза жила с парнем. Но вот где – я не знала, поэтому сначала я решила зайти к ее родителям и выяснить ее новый адрес. Надеюсь, они еще дома. На часах было восемь утра.
Анна Михайловна оказалась дома, но уже убегала на работу. Увидев меня, она сильно удивилась и даже сперва не узнала. Мы перекинулись парой фраз, и она дала мне адрес и номер телефона Лизы. Так же я узнала, что Лизка сейчас в декрете с маленьким сыном, поэтому должна быть дома.
Лизка с ребенком? Ну а что. Все правильно. Уже пора. Мы уже выросли, и давно не дети.
Я слегка коснулась своего еще плоского живота и улыбнулась. Скоро и у меня появится ребеночек.
Дом я нашла легко. Во дворе я увидела подругу. Так рано, а она уже гуляла с коляской.
Лиза сидела на скамейке и выглядела уставшей. Она сильно располнела, и простенькая ветровка едва застегивалась на большом животе. Даже издалека я заметила грязные волосы, небрежно заплетенные в низкий хвостик, потухший взгляд и нервные движения. Она трясла коляску ногой, а в руках держала телефон.
Вот это материнство? Что-то она не похожа на счастливую маму. Неужели у нее все так плохо?
Я приблизилась к скамейке. Лизка подняла голову и уставилась на меня своими бледно-голубыми глазами. Странно. В моей памяти они были почти синими.
– Танька? – подруга быстро поморгала, будто не веря в происходящее.
– Привет, Лиз. Это я.
– Это ты? Какими судьбами? Тебя прям, не узнать! Московская чика, – горько усмехнулась бывшая подруга.
– Да ладно Лиз. Я такая же. Ну, только волосы подлиннее стали. Как у тебя? Как живете?
– А ты чего приехала? На совсем что ли? Да ты садись, – похлопала она по старой скамейке рядом с собой. – У нас то нормально. Вон с мелким гуляю.
– Нет. На пару дней.
