Ужас. Он мне этого точно не простит. Не простит…
* * *
Мы просидели, наверное, еще час, вспоминая времена, когда были подругами.
Она мне рассказала про свою жизнь, а я про свою. Я сообщила, что беременна, и Лиза искренне обрадовалась, но в следующую секунду стала жаловаться на ребёнка и на трудности материнства.
Мы обменялись контактами. Артём проснулся, и Лизе надо было идти домой его кормить. Приглашала она и меня в гости, но я, сославшись на усталость, поехала домой. Мне хотелось побыть одной и все переосмыслить. К тому же завтра надо быть в Москве, я планировала сходить к врачу.
Вечером созвонилась с Алиной и рассказала о последних событиях моей жизни. Про беременность и про Костю. Она обрадовалась и насторожилась одновременно и сказала, что приедет ко мне, как только я буду в Москве.
Татьяна
На следующий день, пообещав маме держать ее в курсе всего, что со мной происходит, я поехала обратно в Москву.
Всю дорогу я думала о тех словах, которые скажу Косте при встрече. Я уже решила, что устроюсь на прежнее место работы. Как бы ни сложились наши с ним отношения, теперь я была не одна, и на мне лежала ответственность за моего ребенка. Мне нужны были деньги на хорошее питание, витамины и новую одежду. Поэтому я просто не могла упустить этот шанс.
До понедельника было еще три дня. Поэтому у меня было время отдохнуть, все хорошо обдумать и многое переосмыслить.
Костя мне не звонил и не писал. А что я хотела? Конечно он, наверное, вообще не хочет меня видеть. Сама я ему боялась звонить. Да и что я ему скажу? Если просить прощение, то только лично, а не по телефону.
К тому же мне нужно было сообщить о беременности. А этого я боялась больше всего. Боялась, что он не поймет и не простит, что сразу не созналась, а наврала ему.
Выходные как нарочно тянулись долго. Я практически не выходила из своей квартиры. У меня была какая-то апатия. И не смотря на прекрасную теплую пагоду за окном, мое настроение было на нуле. Я просто лежала и смотрела бесконечные фильмы по телевизору и постоянно что-то ела.
Наконец, когда настал долгожданный понедельник, я вся заведенная еле, еле собралась и чуть не опоздала в офис. На работе я прямиком пошла в кабинет директора, то есть к Константину Андреевичу.
Я постучала в дверь и услышала сухое: «Войдите».
Как только я открыла дверь, мое сердце пустилось вскачь. Все слова, которые я так долго репетировала, забылись напрочь, и я, как немая рыба, просто стояла, боясь даже сделать вдох.
Костя сидел за своим рабочим столом. Он выглядел таким усталым и печальным. Взгляд был отрешенный и безучастный. Как будто ему было все равно, кто перед ним стоит. При виде меня губы сжались в тонкую кривую ухмылку. На щеке едва заметно появилась ямочка. Господи. Что я с ним сделала?
– Ээ…. Привет, – все же вымолвила я, переминаясь с ноги на ногу. – Можно войти?
– Заходи, присаживайся.
Я выдохнула. Фух. Мои руки тряслись непонятно от чего. Я дошла до ближайшего стула и села на самый краешек. И наступила тишина. Я просто молчала и смотрела на него. А он на меня. И никто из нас не мог произнести хоть слово.
– Константин Андреевич, – в кабинет без стука влетела Алла – секретарь с какими-то папками.
Это событие, как пощечина, отрезвило меня, и я ожила. Я здесь в его кабинете. Так чего я жду? Нужно действовать.
– Ой, простите. Вы просили принести, – секретарь оглядела нас и поняла, что помешала.
– Нет. Ничего. Давайте сюда документы. Спасибо, – ответил ей Костя.
Алла передала ему документы и тут же вышла, оставив нас наедине. Костя вновь посмотрел на меня.
– Ты как? Решила с работой? – спокойно спросил он.
– Да. Я… Я нормально. Я хочу вернуться на прежнее место, если конечно это возможно.
– Это правильно. Хорошо. Так, – видно было, что он нервничает не меньше моего.
– Мне, наверное, нужно в отдел кадров идти? Да?
– Эм-м.… Да, да. Иди.
– Я домой ездила, – вдруг вырывались сами по себе слова.
Костя не сводил с меня пристального взгляда голубых глаз. Я неосознанно облизала пересохшие губы и увидела, что он напрягся и теперь смотрел на них.
Боже, я сейчас умру! Ну не могу я так с ним сидеть. Я поправила волосы, просто не зная, куда деть свои руки.
– И как там? – поинтересовался он.
– Все хорошо, – сказала я совсем не то, что следовало сказать.
– Ммм… Ты теперь знаешь правду? – прямо спросил он.
Я стыдливо опустила глаза и почувствовала, как лицо заливается краской.
– Да, узнала.
– Это хорошо. Это очень хорошо.
Вдруг раздался телефонный звонок, и я поняла, что мешаю ему работать. Зная, какой он занятой человек, я просто воровала у него сейчас время. Он не взял трубку.
– Я, наверное, мешаю? Я сейчас пойду. Я просто хотела сказать… Точнее попросить.… Попросить прощения, – на последних словах я все же осмеливаюсь взглянуть на него.
Он по-прежнему сидел и изучал мое лицо.
– Хорошо. Это все?
Мое сердце разрывалось на части. Я готова была разрыдаться прямо здесь, в кабинете. Я понимала что вот, вот где-то рядом. Еще немного и…. Вот она. Любовь. Она вспыхнула и ослепила меня, забирая мое дыхание. Я любила его. Я до сих пор любила его. И кажется теперь еще сильнее, чем прежде.
От его слов стало так горько, но то теплое чувство, что вновь завладело мной, не давало волю слезам.
– Да. Это все, – я резко встала и пулей вылетела из кабинета.
Я струсила, не смогла сказать, что люблю. С бешеным пульсом в висках я побежала прямиком в уборную. Просто мне нужно было место, где меня никто не увидит.
Татьяна
– Так и вот так, – тихо бормотала я себе под нос, отмечая в ежедневнике галочками уже сделанные дела.
Я сидела у себя в кабинете. Время близилось к обеду.
Вчера мне так и не посчастливилось поговорить с Костей. После моего визита он уехал из офиса и больше не приезжал.
Обед. Нужно решаться. Или сегодня, или уже никогда! Нужно набраться смелости и пригласить уже Константина на обед. Попросить у него прощения и рассказать о том, что скоро он станет папой.
Я подошла к окну и посмотрела вниз. Снова его машины
