— У работающих женщин нет мужчин. Мы не можем поддерживать отношения. Мы замужем за своей карьерой, — она объявляет каждое предложение, вбивая в окружающую меня реальность, как гвоздь в крышку гроба. — Детей, которые у нас есть, отправляют в интернаты или воспитывают няни. Это та жизнь, которую я хотела, даже при условии, что мне придётся пожертвовать моим мужем и ребёнком. Тебе не нужно такое, Коннор. Ты умнее этого.
Я отказываюсь смотреть на стол, отводить взгляд от ее тёмно-синих глаз. Я встречаю её властный взгляд своим. Ее слова могут в какой-то степени и влиять на меня, но я никогда не покажу этого.
Я не часто говорю с мамой о своих отношениях, и любое упоминание о Роуз обычно сопровождается каким-то пренебрежительным фырканьем и безразличным отнекиванием. Когда я сказал ей, что переезжаю к Роуз, она не разговаривала со мной несколько недель. Она бы предпочла, чтобы моя девушка переехала ко мне. А не наоборот. Я был готов перевернуть свою жизнь ради Роуз, и, по словам Катарины Кобальт, другие девушки с радостью бы вошли бы в мой дом. В её глазах я выбрал дорогу, которая мне не выгодна.
Мне приходилось обращаться к Стиву Бальму в качестве посредника, чтобы просто разговаривать с ней в тот период.
Наше общение возобновилось только после того, как я рассказал о реалити-шоу и о том, как оно может помочь Cobalt Inc., если я сделаю верные шаги.
— Тебе нужно обратить свое внимание на такую девушку, как Кэролайн Хаверфорд, — говорит она.
Я про себя гримасничаю, но не подаю виду, что её имя вонзает ножи в мой позвоночник. Я встречался с Кэролайн. Я трахал Кэролайн. Но это был бизнес. Как мои отношения с матерью. Как моя жизнь.
Разве это так плохо: хотеть чего-то настоящего?
— Я с Роуз, — говорю я твердо. — Это не изменится.
Её ногти стучат по столу, она недовольна. Катарина Кобальт всегда получает то, что хочет, и это первый раз, когда я дал по тормозам, не желая выполнять её просьбы.
— Кэролайн будет рядом с тобой. У нее будет время для тебя. У Роуз — нет. Вы станете обижаться и злиться друг на друга. И пройдут годы, и ты поймешь, что спишь рядом с незнакомкой.
— Мы все еще говорим о моих отношениях? — спрашиваю я, приподняв бровь.
Ее губы плотно сжимаются.
— Ты любишь её?
— Любовь — это иррациональное чувство, — говорю я. Я ненавижу то, что я действительно верю в эти слова. — Она заставляет умных людей совершать глупые поступки. Мои отношения с Роуз... стимулируют.
Кажется, я социопат. Чёрт побери. Мне нужно увидеться с Фредериком.
— Хорошо, — кивнув, говорит моя мать. — Не нужно превращать это в трагическую шекспировскую сказку. По крайней мере, она еще не подпортила твой разум.
Моя мать поднимается со стула и поправляет юбку-карандаш.
— Я бы хотела с ней встретиться, — говорит она мне в тысячный раз. — Назначь встречу с Марси, а если не назначишь, я сама позвоню Роуз. Нам больше не нужно, чтобы ты врал для нас.
Её каблуки цокают, оставляя меня представлять предстоящую встречу Катарины Кобальт и Роуз Кэллоуэй.
Будут крики. Вопли. Возможно, кровопролитие.
Хотя она и выносливая, я не уверен, что Роуз выйдет победительницей на этот раз.
Звонит мой мобильный телефон, и я вижу, как на экране мелькает имя. Скотт Ван Райт. Замечательно.
Когда я отвечаю на звонок, я убеждаюсь, что начинаю разговор первым.
— Скотт, как мило, что ты позвонил, я уже начал подозревать, что я тебе не очень-то и нравлюсь.
— С чего ты это взял?
Ты хочешь трахнуть мою девушку.
— Тебе больше нравится Роуз.
Я использую приманку, проверяя его реакцию.
— Да, она мне нравится больше, — говорит он. — Она красивее.
Я жду, что он добавит что-нибудь грубое, типа «и у нее есть киска», но он этого не делает. Либо я слишком долго общался с вульгарными людьми, либо он сам себя сдерживает.
— Многие мужчины с этим не согласятся, — говорю я вскользь. — Так к чему такой неожиданный звонок?
— Я покупаю продукты в продуктовом магазине. Решил взять что-нибудь из любимого Роуз. Что ей нравится?
— Я.
Он смеется.
— Этот телефонный разговор записывается, ты знаешь. Я включил громкую связь.
Он говорит это так, будто поймал меня в ловушку.
— Она также любит мой член, мои волосы, мой мозг, мое тело…
— Да, она любит тебя так сильно, что до сих пор девственница.
Должно быть, он узнал это из интервью. Или, может быть, из видеозаписи, где кто-то об этом упоминает. Роуз совсем не стыдится того, что она девственница, так что я мог представить, как она признается в этом перед камерами.
— А ты — её бывший парень, — говорю я безучастно. — У неё проблемы с интимной жизнью, и не так уж далеко нужно ходить, чтобы сделать вывод, что это из-за твоей импотенции.
Все это неправда, но я надеюсь, что он пропустит это в эфир.
Сомневаюсь.
Он фыркает.
— О, и она любит темный шоколад, — говорю я.
— Я лучше просто захвачу презервативы. Что думаешь?
Я крепче сжимаю телефон.
— Ты спрашиваешь моего разрешения на секс? Это любезно. И ответ — нет. Я уже занят.
Он сухо смеется.
— Ты чертов мудак.
— Меня называли и похуже, — говорю я, мой голос по-прежнему спокоен. — Но я мудак с девушкой. И она не надувная.
— Увидимся в таунхаусе, — говорит он, игнорируя мой комментарий. — Ты вернешься очень поздно, да? У тебя работа, колледж. Всё это дерьмо. Не волнуйся, приятель. Я составлю компанию девочкам.
Он кладет трубку, и я прокручиваю в голове весь разговор. Он раздражает меня больше, чем любой другой человек, и тот факт, что мне не нужно производить на него впечатление, развязывает мне язык.
Он позвонил мне. Чтобы позлить меня.
И это работает.
7. Роуз Кэллоуэй
.
— Ты не должна смотреть на камеры, — напоминаю я Лили в тысячный раз.
Она пытается не обращать внимания на Бена и Бретта, снимающих нас с двух разных ракурсов, но я вижу, что ей от них не по себе.
По крайней мере, без Лорена рядом.
Её парень, кажется, отвлекает её от всего остального, успокаивая её нервы до состояния умиротворенной лужицы.
Лили ходит за мной, пока я суечусь на кухне и готовлю салат «Кобб», чтобы взять его с собой в офис Calloway Couture. Я стараюсь не заострять внимания на том, почему она приклеилась к моему бедру.
Она наклоняется, чтобы прошептать:
— А что, если у меня в носу козявка или что-то еще? — её глаза снова тревожно перебегают на объектив. — Или что, если я испачкаю всё лицо соусом, сыром или арахисовым маслом? Я грязнуля. Они будут использовать эти материалы?
Я кладу морковь на кухонную столешницу и, когда поворачиваюсь, снова почти врезаюсь в неё. Она отступает, и я кладу руки ей на плечи.
— Я не могу контролировать монтаж, — говорю я ей в очередной энный раз.
Я также хочу сказать ей, что она не обязана это делать. Что если она захочет уйти из шоу, я буду в порядке. Я буду счастлива.
Но это не совсем правда.
Успех Calloway Couture зависит от этого шоу, а успех шоу зависит от Лили и Лорена.
— Я переживу это, — говорит она, хорошо читая моё выражение лица. — Это просто что-то новое. Новое всегда пугает, знаешь? Ну, ты, наверное, не знаешь, — она нервно смеется. — Ты ничего не боишься.
Это тоже неправда. Не так давно я была напугана. В ужасе. Кто-то — я не буду называть его имени — засунул мне в рот большой палец. И, кажется, мне это понравилось.
Мой телефон жужжит на стойке, и я вытираю руки о полотенце, прежде чем провести по экрану. У меня два новых сообщения.
Первое:
Мама: 5 месяцев и 20 дней до свадьбы.
Я уже даже не удивляюсь. Я получаю от неё ежедневный обратный отсчет, напоминающий мне, что я взяла на себя ответственность за планирование свадьбы Лили.
