мой лобок. Мне приходится прикусить губу, чтобы не застонать.
— Мы можем закрыться здесь. Хочешь?
Смотрю в его ореховые глаза, перевожу взгляд на губы. Почему он не целует? Сама не понимаю, почему меня это задевает.
— Ну же, Лена. Скажи «хочу».
— Зачем? — выдавливаю из себя. Стараюсь не поддаваться его магнетизму. — Зачем ты меня спрашиваешь? Разве тебя волнует моё мнение?
Упираюсь в его грудь ладонями, чтобы сохранить хоть какую-то дистанцию. Замечаю, как Кир морщится.
Скольжу ладонями по его широкой груди вниз, на его лице появляется довольная улыбка. Он думает, я сломалась и хочу сдаться, но меня интересует то, что под футболкой. Как только нащупываю край, задираю её вверх и вижу эластичные полоски на рёбрах и огромную гематому на груди, от которой лучиками расходятся кровоподтёки.
— У тебя сломаны рёбра! — вскрикиваю я.
И всё желание тут же улетучивается.
— Не сломаны. Так. Царапина, — равнодушно отвечает Кир и поднимает моё лицо за подбородок, чтобы я больше не рассматривала его грудь.
— Ничего себе царапина. Как ты вообще ходишь ещё? И почему тебя не госпитализировали до сих пор?
— Потому что я сам решаю, надо мне это или нет.
— У тебя там синяк размером с мяч. Тебе нужен покой, — продолжаю настаивать я.
Кир закатывает глаза.
— Женщина, мне лучше знать, чего я хочу. И на данный момент я хочу тебя.
— И как ты собираешься это сделать? У тебя что совсем отсутствует инстинкт самосохранения?
— Ну если ты так сердобольна, то можешь удовлетворить меня и своим милым ротиком.
— Ты ненормальный.
— Почему же? — поднимает бровь.
— Потому что у нормального человека на первом месте должно быть его здоровье.
Он всё ещё нависает надо мной, но я скрещиваю руки на груди и умудряюсь даже в таком положении принять независимый вид.
— Удовлетворение потребностей — это тоже здоровье.
И что ему ответить на это?
— Я…я, — мне ничего не приходит на ум, что сказать.
— Ну вот и отлично.
— Я хочу домой. К сыну. Выпусти меня.
— Тебя никто не держит.
— Но врач сказал…
— Хорошо. Собирайся. Отвезу домой.
Он резко опускает руки и отворачивается. И я должна радоваться, что он отстал, а радости нет.
Быстро собираю вещи, их немного и иду вслед за Кириллом. Заходим в кабинет к врачу.
— Сеня, мы поехали, — говорит доктору и жмёт ему руку.
— А выписку? — удивлённо протягиваю я.
— Она тебе нужна? — Кир смотрит с насмешкой. — Может ещё и больничный оформить?
— Нет, но…
Видя моё недоумение врач Арсений Витальевич, наконец, поясняет:
— Елена Александровна, не переживайте, я всё оформлю и вышлю на почту.
— Аа, ну хорошо.
До дома едем молча, хотя у меня такой сумбур внутри. Хочется задать массу вопросов, но я сижу, сложив руки на груди. Изредка поглядывая на Кира. Зато по его лицу ничего не прочитать. Будто он поймал дзен и так и живёт с ним.
Мысли возвращаются к тому вечеру, когда мы сидели в кювете и свободно разговаривали. Как он переживал за меня, тёр руки и обнимал, пытаясь согреть. Вроде случай такой нехороший — авария. А я бы, наверно, ещё раз её пережила, чтобы вернуть те мгновения. Кир опять отгородился от меня и забаррикадировался.
— Завтра будет приём. Я хочу, чтобы ты присутствовала, — неожиданно заявляет он.
— Приём? А по поводу?
— Годовщина предприятия. Нас пригласили.
Даже не смотрит на меня. Может, и к лучшему, а то у меня сейчас наверно вид дебильный. Я борюсь с улыбкой, которая нагло пробивается на лицо. Впервые Кир хочет, чтобы я присутствовала на приёме и сопровождала его. Это как…как…Ведь это что-то да значит? Да?
Но я не хочу показывать свою радость. Хмурюсь.
— А как же Наташа?
— Она тоже будет.
— Зачем?
— Она хороший секретарь, отличная помощница.
— И наверно, сосёт хорошо, — язвительно замечаю я.
— И это тоже.
Стоит только переступить порог дома, как меня едва не сносит ураган по имени Илья.
— Мамочка! Наконец-то ты приехала. У тебя спина болит? Или голова? Папа сказал, что ты сильно ударилась.
Слова из него сыпятся как из пулемёта. Обнимаю его и прижимаю к себе крепко.
— Я тоже очень скучала мой хороший.
От него пахнет родным, так сладко и по-домашнему, что я от удовольствия прикрываю глаза и лохмачу его волосы. А ещё после недели разлуки я вижу, как Илья похож на Кирилла. Взгляд, мимика — просто копия.
Весь вечер мы проводим вместе с сыном. Кирилл же снова уезжает. Как всегда, ничего не говорит, даже не прощается. И мне опять нехорошо на душе. Гоню эти мысли прочь. Стараюсь насладиться вечером и тем, что мы с Ильёй вместе, как раньше до этого происшествия. Я всю себя отдавала на воспитание сына. Но сегодня я чувствую себя недовольной. Мне как будто мало просто общения с сыном. То, что раньше для меня было самым главным внезапно …нет, не стало менее важным. Но захотелось ещё большего. Семейных вечеров, когда папа, мама и дети вместе смотрят комедию или играют в игру.
И когда я осознаю это, становиться грустно. Ведь Кирилл всем видом показывал и показывает, что ему это не нужно.
Илья спит. Я провожу ладонью по его волосам, а мне мерещится Кирилл. Наверно, он был такой же хорошенький, как и Илья. Не понимаю, как можно было бросить сына. Вот так просто…с бабушкой. Интересно, а он общается ещё с родителями? А бабушка жива? Если да, то почему он ни разу меня ни с кем из родни не познакомил. Стесняется? Или, может, скрывает, что женат? Тогда завтрашний банкет и моё появление будет под пристальным вниманием. Ох! Я представляю себя в толпе благородных и ухоженных девиц. Мне становится жутко страшно.
А что если я буду выглядеть хуже, или опозорю Кирилла, или упаду, или ляпну что-нибудь. Зажмуриваюсь. Ладони леденеют.
А там ещё будет Наташа. Она-то не упустит возможность втоптать меня в грязь при случае. А может, отказаться? Ведь не ходила до этого никуда, и сейчас могу без этого прожить.
Но какая-то сила, которая проснулась совсем недавно, толкает меня, поднимает, и я несусь к Зинаиде Степановне. Может, она мне подскажет, как быть. Мне надо поговорить. Очень надо.
Она часто остаётся до двенадцати, доделывает дела по кухне. Иногда мы даже пьём чай вместе. Вот и сейчас слышу, как она что-то напевает и моет посуду после ужина.
— Ой, Леночка. Как ты? — она улыбается так тепло, что я мне хочется ей всё рассказать. Как есть. Все
