и следа.
– И как-то вечером?..
– Я возвращалась из поездки, моя машина сломалась прямо возле этих ужасных ворот. Я прождала на обочине целый час в надежде, что кто-нибудь остановится и поможет мне. В это время Альберто как раз возвращался домой в своем роскошном кабриолете.
– У него тоже был кабриолет?
– У него был роскошный коллекционный автомобиль, ничего общего с моей старенькой машинкой, впрочем, это и не важно. Он остановился и предложил мне подождать приезда эвакуатора в его доме, уточнив, что, если эвакуатор будет задерживаться, его дворецкий отвезет меня домой.
– И вас ничего не насторожило?
– Конечно, насторожило, но что мне было делать – уже темнело, а я была одна на безлюдной дороге…
– Логично. Итак, вы сели в его роскошный автомобиль, и что-то пошло не так?
– Ты опять меня допрашиваешь! Мы приехали к нему в дом, и пока дворецкий вызывал эвакуатор, Альберто предложил мне выпить воды. К этому времени я целый час провела на жаре и умирала от жажды. Он отвел меня в свой кабинет, и кухарка принесла нам воды. Как только она вышла, Альберто завел со мной светскую беседу и стал подходить ко мне все ближе и ближе.
– Все ясно, избавьте меня от продолжения, – вздохнул Джереми, заметив, что в глазах Адели блеснули слезы.
– Ты хотел все знать – так слушай! Он повалил меня на пол и стал целовать, – продолжала Адель. – Я отбивалась и напрасно звала кухарку, она не вмешалась, хоть и все слышала – я это поняла по ее взгляду уже потом, когда убегала. Альберто удалось расстегнуть мой лифчик, он трогал меня руками… Тут я смогла неожиданно ударить его и вырваться. Я выбежала из его кабинета и наткнулась на кухарку, и та показала мне, где выход. Я бежала по аллее до самых ворот, потом по дороге… вдруг со мной поравнялась машина, это был шофер Альберто. Он умолял меня сесть в его машину, клялся, что у него приказ отвезти меня домой. Должно быть, такое происходило не впервые: чтобы меня убедить, водитель протянул мне гаечный ключ. Как он объяснил, для самозащиты: если бы я почувствовала себя в опасности, могла бы его им ударить.
– И ваш Джанни не отомстил за вас?
– Он об этом так и не узнал.
– В таких маленьких городках ничего невозможно скрыть, все всё друг про друга знают; а тут… такая красивая женщина, как вы, и этот хищник…
– Джанни часто сбегал от реальности в свой мир, – перебила его Адель.
– Мир, далекий от вас?
Джереми нервно топал ногой по полу; он чувствовал, как в нем поднимается волна небывалого гнева. От ярости он прикусил губу и так сжал кулаки, что ногти впились в ладони.
– Это было давно, – добавила Адель. – Не стоило мне рассказывать тебе эту историю, тем более на сердце у меня легче не стало.
Они миновали три холма и пересекли две равнины, и за это время ни Адель, ни Джереми не проронили ни слова. Гул мотора был почти не слышен, его заглушало пение цикад, разливавшееся в послеполуденном зное. А потом вдруг откуда-то спереди раздался чавкающий звук.
– А ты говорил, что я месяцами смогу ездить без малейших проблем, – усмехнулась Адель, почувствовав, как руль дрогнул в руках.
Джереми выглянул в окно.
– Пробито колесо, я здесь ни при чем.
– Ну конечно же это случилось по моей вине.
– Или по вине гвоздя или острого камня, валяющегося на дороге, шины с возрастом становятся очень нежными.
– В отличие от людей.
– Остановитесь здесь, я заменю колесо, и тогда, может быть, вы прекратите на меня злиться.
Адель остановилась у кювета. Джереми вышел из машины и перед тем как полезть в багажник за запасным колесом и ящиком с инструментами, снял куртку и бросил ее на сиденье машины. Когда он стал поднимать «Джулию» домкратом, Адель с невозмутимым лицом осталась сидеть в машине.
– Это очень по-взрослому дуться вот так, кроме того, это вы домкрату усложняете работу – не мне! – крикнул Джереми.
Он взял баллонный крестовой ключ и, нажимая ногой на его противоположный конец, ослабил все болты и снял колесо.
Пока Джереми хлопотал, стоя на коленях перед лежащим колесом, из внутреннего кармана его куртки на сиденье машины выскользнул бумажник. Какое-то время Адель просто смотрела на потертый бумажник, но потом любопытство одержало верх. Она взяла его в руки, открыла и нашла там, за несколькими банкнотами, фото Камиллы и сложенную вдвое газетную вырезку. Взгляд Адели задержался на фото: Камилла оказалась намного красивее, чем она могла себе представить. Адель убрала фото на место и развернула газетную вырезку. Короткая статья в местной газете рассказывала о кражах в церковном приходе. Молитвенник, серебряная чаша, деревянное распятие, украшенное полудрагоценными камнями, – опись показала, что исчезло с десяток предметов церковного обихода. В процессе расследования подозрения полиции пали на органиста, и того временно отстранили от работы. Адель сложила пожелтевшую бумагу и вернула ее на место, в бумажник.
Вскоре она услышала скрип домкрата и почувствовала, как «Джулия» снова принимает горизонтальное положение. Джереми отправил пробитое колесо и коробку с инструментами в багажник и захлопнул его.
– Вот теперь она может ездить месяцами, но надо будет отремонтировать пробитое колесо на случай нового прокола, – сказал он, садясь в машину.
Адель молча завела мотор.
Миновав перевал, они спустились в широкую долину, и лишь километрах в ста от них виднелись далекие холмы.
– Вы думаете, мы приедем до темноты? – спросил Джереми, глядя на часы на приборной панели.
– Я что, еду слишком медленно?
– Да нет, я просто спросил. Вы еще долго собираетесь на меня злиться за то, что вам причинил Альберто?
– Да не злюсь я на тебя!
– Я все понимаю и обещаю больше не приставать с вопросами. Разве что вы сами захотите поговорить – в этом случае не сомневайтесь!
– Ни за что не упущу такую возможность, – ответила Адель и включила радио.
Через две песни Джереми не выдержал и переключил радио на станцию джазовой музыки. Раздались аккорды одной из композиций Джанго [2] – Джереми считал его величайшим гитаристом в мире, но не стал делиться своим мнением с Аделью и принялся рассматривать пейзаж: за окном виднелись поля, засеянные пшеницей и ячменем, два комбайна косили люцерну. «Джулия» продолжала свой путь; вдали медленно ехал трактор с пресс-подборщиком, который время от времени выплевывал тюки сена. Поля простирались насколько хватало глаз, должно быть, это хозяйство как минимум в два раза больше, чем у его матери. На дороге появились комья земли, и Джереми вспомнил о глухом
