свои права, люди начали двигаться, сначала медленно, а потом все стало как раньше. Казалось, никто не понял, что произошло. Десять дней подряд часовщики замедляли ход времени. Они еще не знали, что каждый час, пока весь город замирал, для них проходил как один год. За десять ночей они постарели на десять лет, и это отразилось на их лицах.
Пытаясь понять, почему так происходит, часовщики предположили, что из-за близости к астрономическим часам они оказывались каждый раз в другом временном измерении, чем весь город. И поскольку они замедляли ход времени настолько, что сами его не замечали, но при этом не останавливали его полностью, для них время летело быстрее. Великие часовщики решили уничтожить свое изобретение. Но один из них не мог на это решиться. И вот ночью он в одиночку отправился в зал с астрономическими часами, достал из механизма важнейшие детали и скрылся. По легенде, он верил, что в будущем найдутся часовые мастера, способные правильно собрать и использовать этот механизм, и потому разделил детали астрономических часов, встроив их в десять разных часов по всему миру. Тому, кто найдет все эти детали, соберет их воедино и усовершенствует изобретение великих часовщиков, будет подвластно время.
По лицу Джереми было видно, что рассказ Адели произвел на него сильное впечатление.
– Это всего лишь легенда, – напомнила она.
– Все легенды начинаются с настоящих историй, – ответил Джереми.
– А потом эти истории пересказывают разные люди разных эпох, и каждый добавляет к ним по новой главе. Так легенды и доживают до наших дней.
– Вы тоже добавили свою главу?
– Сегодня нет, но вчера… Хорошо, ты ведь все равно будешь настаивать, пока я тебе все не расскажу… По мере того как шли годы, мой любимый мужчина все больше тревожился из-за нашей разницы в возрасте, наконец это стало его навязчивой идеей. Он жалел, что родился слишком рано, что прошел долгий путь по дороге своей жизни. И поскольку я никогда не смогла бы его догнать, он мне объяснил, что однажды мне придется его оставить – чтобы в полной мере жить своей жизнью.
Я, конечно, ничего не желала слышать и твердо решила доказать ему, что он не прав. И вот я изо всех сил спешила как можно скорее повзрослеть. Я постоянно читала книги: из них я узнавала о том, что еще не успела пережить сама, читала о том, что интересовало Джанни. Страстью Джанни было искусство, я тебе уже говорила, что он был художественным редактором? Каждый раз, когда я отправлялась в другой город ремонтировать или настраивать часы, я там задерживалась, чтобы походить по музеям и послушать лекции о выставках. Как только я возвращалась, я рассказывала Джанни обо всем, что узнала. Вечера напролет мы спорили о трактовке произведений или замыслов художников. Я хотела одержать верх в споре, показаться ему более знающей. Мы скандалили, хлопали дверями, порой даже расходились спать по разным комнатам. А на следующий день к завтраку мы уже обо всем забывали.
То, что мы становились все ближе, не успокаивало Джанни, а как раз наоборот. Чем больше он меня любил, тем больше я любила его. И тем больше он хотел, чтобы я его оставила. В какой-то момент это стало невыносимо. Я уехала в путешествие, чтобы поработать… подальше от него. Я запиралась в темных залах с механизмами старинных часов, я формовала новые детали или меняла зубчатые колеса, когда их невозможно было починить. И в каждых старинных часах я искала те самые детали из легенды, лишние, чуждые им элементы… Так было в Солсбери, Уэлсе, Руане, Праге и Эксетере. Через несколько лет я нашла странную деталь в часах церкви Святой Марии в Оттери-Сент-Мэри, следующую – в Калстоке, еще одну – в Дареме, потом в Венеции и, наконец, последнюю, – в Риме. Я так мечтала раскрыть тайну времени, что научилась очень быстро находить посторонние элементы в механизмах башенных часов. Я верила в эту легенду, и моя любовь лишь придавала мне упорства. Ты видишь, в итоге из-за вспышек гнева и отчаяния Джанни я стала одним из лучших часовых мастеров. Но я так и не смогла собрать механизм, способный замедлить время, который за тридцать дней сделал бы меня ровесницей Джанни. Все женщины ищут способы стать моложе, я же хотела состариться.
– А я думаю, что он не понимал, как ему с вами повезло.
– Ты точно настоящий джентльмен, – улыбнулась Адель. – А в твоей жизни есть женщина? Ну, та самая?
Джереми отвернулся к окну.
– Ну вот, – продолжила Адель. – Теперь ты будешь смотреть в окно, пока я веду машину, а через час скажешь: «Посмотрите, какое дерево!»
– Не думаю, что я много для нее значил…
– Расскажи мне побольше, я тебе скажу, что я думаю, если, конечно, мое мнение тебя интересует…
– Вы надеетесь меня этим поймать?
– Где вы познакомились?
– На ферме моей матери, она занималась бухгалтерией.
– И у твоего бухгалтера есть имя?
– Камилла.
– И кто из вас увлекся первым?
– Как только Камилла пришла работать на ферму, я сразу в нее влюбился. Камилла много говорит, но задает мало вопросов; у меня все наоборот, как вы уже сами заметили. Мы дополняли друг друга. Она была так рада получить работу на ферме, что просто лучилась счастьем. Камилла любила животных, но у нее не было денег, чтобы пойти учиться на ветеринара. Любить животных и заниматься ими – разные вещи. Чтобы за ними ухаживать, мало просто любить их гладить. Я думал только о Камилле, но она меня не замечала, и чтобы ей не докучать, я держался от нее подальше и старался не думать о ней. Днем это было несложно, я был очень занят ремонтом техники или работой, но, когда наступала ночь, я больше не мог думать ни о ком другом. Два года мы только здоровались и прощались; а потом я как-то летом приехал на ферму, и она вдруг повела себя иначе. Я тогда отпустил бороду, может, ей это понравилось.
– Она влюбилась, потому что ты отпустил бороду?
– А вы знаете, почему люди теряют голову? Как бы то ни было, Камилла в меня влюбилась, – а когда я брал ее на борт старины «Берлиоза», я чувствовал себя героем фильма «Английский пациент».
– А кто это – Берлиоз?
– Наш маленький самолет-опылитель, в нем только одно место, но Камилла такая легонькая, что без проблем помещалась со мной в кабине.
– Ты умеешь летать на самолете?
– Это намного легче, чем правильно развернуть зерноуборочный комбайн на краю поля, уж поверьте мне. Наше счастье длилось
