— Спасибо, — еле слышно произнесла я, отпивая кислый напиток.
Бестужев вместо ответа отворачивается от меня и устремляет свой взгляд на пруд. Срывает травинку и принимается ее посасывать. Вместо того, чтобы присоединиться ко мне и полакомиться сладким — он жует траву. Странный он. Пожалуй, это единственное, что крутится у меня на языке. И совершенно не привычно видеть его таким. Одомашненным. Тоже мне одомашненный, скотина он что ли? Домашний, а не одомашненный. А хотя какая к черту разница? Я не преподавательница русского языка, мысленно его можно называть как угодно. И рассматривать его можно сейчас тоже сколько угодно. В отличие от Сережи, Бестужев не является обладателем мощного плечевого пояса. Сережа — крепыш, но и не выглядит перекачанным. Глеб — совершенно другой. Но стоит признать, что несмотря на более худощавое телосложение, Бестужев вполне себе прокачан. По крайней мере, мышцы рук. И вены. Никогда не замечала, что у него такие дорожки вен на предплечьях. Хотя, как я могла это замечать, если он никогда и не носил при мне такую одежду. Совершенно не представляю Бестужева в спортивном зале. Вот Сережу — да. Сотни раз видела его отжимающегося, бегающего и не только. А вот этого мужчину — хоть убей не могу представить. Я не знаю зачем я вообще сравниваю его с Сережей, бред какой-то.
— Только не ешь много за один раз, — вдруг произносит Глеб, повернувшись ко мне лицом. — Оставь на пару дней. Я не жадничаю, просто нельзя так много за раз. Тем более тебе.
— Я тебе тогда соврала, — произношу я после мимолетной паузы, сама того не ожидая.
— Ты о чем?
— Когда ты меня спросил в сообщении понравился ли мне крокембуш. Ну который принес курьер, — поясняю как дурочка, хотя Бестужев и без того все понял. — Я сказала тебе, что выбросила его. На самом же деле я его съела. Причем весь. На следующий день, правда, немного доела. Не думала, что в меня может столько влезть. Я как многие девчонки желудок не растягивала и рвоту не вызывала. Думала, что поголодаю несколько дней после и все останется незамеченным. Но мало того, что Марта пришла ко мне не предупреждая, так мне еще и плохо стало. Жуть как плохо. Пришлось ехать в больницу.
Вместо ответа Бестужев кивает. Просто кивает, закусывая губу. Да уж.
— Для тебя это не новость, да?
— Не новость. Надо учиться на своих ошибках, Соня. Удовольствие лучше растягивать и ни в коем случае нельзя себя его лишать. В твоем случае — это показательный пример. Еда— самый простой способ его получить, ну есть еще один способ, с которым ты пока не знакома. В туалет не хочешь? — резко переводит тему.
— Вот обязательно надо было это сейчас говорить?! Даже если да — я в состоянии контролировать свои сфинктеры!
— Контроль — это всегда хорошо. Но терпеть — плохо. Мы все организуем, Варя поможет, если хочешь.
— Давай закроем тему туалета, если не хочешь, чтобы я тебя словесно пропоносила. Понял?! — раздраженно бросаю я.
— Дело в том, что туалетная тема не раскрыта. А надо бы ее раскрыть полностью.
— Ты больной, Глеб. Вот реально. И, кстати, Варя очень активно занята общением с твоим водителем. Так что ей точно не до меня и моих физиологических потребностей.
— Во-первых, Варя — наемный рабочий. При невыполнении своих прямых обязанностей будет уволена. А пока — она ничего не нарушила. Всего лишь подсознательно тянется к мужчине. Это правильно. Женщина не должна быть одна. Никто в принципе не должен быть один. Женщина создана для мужчины или мужчина для женщины. Суть одна.
— А во-вторых? Ты не договорил, — уточняю я. — Было только, во-первых.
— А во-вторых, в тебе говорит зависть из-за полного неудовлетворения, в том числе и сексуального. Тебе нравится Варя как человек и помощница, как бы ты ни старалась показать обратное, но сейчас ты ей подсознательно завидуешь. Кстати, не сочти за наглость, ты вообще делаешь себе хоть иногда приятно? Я не про еду сейчас, если ты не поняла.
— А ты вообще кто такой, чтобы задавать мне такие вопросы? — лакомиться десертом, в том числе и вообще вести светские беседы как-то резко расхотелось. Это даже не наглость, это хуже. Бесстыжая скотина.
— Не воспринимай этот вопрос в штыки. Все это делают, Соня, это нормально, физиология — не более того. И обсуждать это тоже нормально.
— Может быть так и есть, — зло бросаю я, хватая салфетки со столика. — Только обсуждают это явно с кем-то близким.
— Правильно. Только ни подруги, ни старшей сестры у тебя нет. Мизинец даю на отсечение, что с Варей ты тоже такие вопросы не обсуждаешь. Хочешь, но боишься. Вот он я, можешь обсудить со мной.
— Да пошел ты.
— И мы, конечно же, едем домой, — не спрашивает — утверждает, вставая с места. — Хотя, что это я в самом деле — все, что касается интима, будет только поле брака. О как старомодно, но что-то в этом есть, — сказал и сам же усмехнулся, закусывая губу. — Ну что, София Викторовна, на ручки пойдешь?
— Я хочу свое кресло.
— Значит на ручки. Чур не брыкаться, тебя же все-таки понесу, — наклоняется ко мне и подхватывает на руки. — Да обними ты уже меня, не обожжешься.
* * *
Мало того, что Бестужев не ушел из нашего дома, когда завез меня, он еще и ошивался там до самого вечера. Дико раздражало то, что он считает себя королем в чужом доме. Даже Даша как-то приуныла, о папе говорить не приходится. Трус. За два дня мог бы прийти ко мне и хоть что-то сказать. Видимо, за поздним ужином, на котором Бестужев фактически заставил меня присутствовать, папа и поймал на себе мои злобные взгляды, раз позвал в кабинет. И молчит. Тупо молчит!
- Я понимаю, что тебе это трудно сейчас понять, но, Сонь, так будет лучше.
— Два года назад было лучше, потому что это принесло бы тебе прибыль и сейчас опять вдруг лучше?
— Да, Соня, лучше.
— Да что лучше?! Для кого? Я же не кукла, которую можно отдать, потому что у нее сломались ноги.
— Да причем тут твои ноги? Если бы ты сейчас была по-прежнему успешной моделью, я бы все равно просил тебя об этом.
— Просил! Просил, папа. А ты не просишь, ты даже не ставишь перед фактом, это делает Бестужев. Не находишь, что это как-то… погано выглядит?
— Погано было бы, если бы я тебя сплавил в пансионат, а после отдал какому-нибудь уроду. Я понимаю, что в это трудно поверить, но Глеб — нормальный, он тебя не обидит.
— А если он нормальный, чего ты его подставил? Совесть не мучает?
— Не мучает, Соня, — привстает из-за стола, обходит его и берет стул. Садится около меня. — Меня куда более сейчас волнует не вопрос совести, а моей семьи.
— Ах, ну да, твоей семьи. В переводе — это Катя, Даша, ну и, собственно, ты. А почему я должна делать что-то для кого-то? В этой семье меня за человека не принимают, не говоря уже о любви. Так с чего я должна соглашаться на какой-то брак?!
— А с чего я забрал тебя к себе домой, тогда как прекрасно мог жить и так? С чего, а, Соня? Почему не дал забрать в детский дом?
— Пытаешься сейчас оказать на меня давление своим благородством? А я знаю зачем ты меня забрал, Бестужев тогда все и рассказал.
— Ой, много он тебе расскажет для своей выгоды.
— Кажется, ты недавно сказал, что он нормальный. Он ищет выгоду, а ты? Так для кого все же будет лучше, ты так и не ответил.
— Для тебя в том числе.
— В том числе. Ах, как благородно. Не будет никакого брака, папа. Меня Сережа к себе заберет, я его попрошу, надо будет — унижусь, но не будет никакой росписи. Он завтра приходит — я ему все расскажу.
— Ты реально ничего не понимаешь?! У Сергея своя жизнь, глупая ты девчонка. Как бы хорошо он ни относился к тебе, он не пойдет на такой шаг. Просто потому что он мужчина, а не чертов благодетель и свою жизнь не будет тратить на уход за тобой. Ну откажешься ты, дуреха, позлишь Глеба и чего в итоге добьешься? Сделает меня банкротом, а дальше что? Ты за какие шиши собралась жить? Все, что делается для тебя, по-твоему, дешево? Да даже, если Сергей сыграет в благородство, его зарплаты врача хватит разве что на инструктора. А жить ты на что будешь? Таблетки, обследования и прочее, а Соня? Я понимаю, что тебе может быть обидно, но постарайся все обдумать, — кладет ладони на мои руки. — Ладно, Глеб тот еще козел, но исключительно в бизнесе, мы же говорим не о нем, а о твоей жизни.
