— Куда это ты без этого? — надевая на неё белую льняную кофточку с длинными рукавами и панамку, закрывающую не только лицо, но и шею, которая обгорала отчего-то всегда быстрей и болела сильней.
Был октябрь, Али привыкла к частым отъездам Вадима, он всегда звонил ей в течение дня и вечером. Если он был в городе — приезжал к ней, отчего-то Али так и не смогла привыкнуть к его квартире, принося с собой смех и цветы, которые уже некуда было ставить, но Вадим не появлялся на пороге без букета.
— Мне очень нравится, как ты краснеешь, рыбка.
— Это нецелесообразно, столько цветов.
— Что поделаешь, такой уж я нецелесообразный.
В тот раз он предупредил заранее, что его не будет несколько дней, только причина не была связана с работой.
— У Лады день рождения, я поеду.
Али знала, что Лада с матерью живут в небольшом городке, на родине бывшей жены Вадима, за пятьсот километров от этого южного, пыльного и многолюдного города. При разводе, когда встал вопрос о разделе имущества, квартиру, купленную родителями Вадьки, ему продать не разрешили, и он предложил купить бывшей жене жилье в любом удобном для неё месте, надеясь, что речь идёт об одном городе, но жена захотела вернуться на родину.
С чем пришлось согласиться Вадиму, и теперь он забирал на лето Ладу, которая жила по большей части у его бабушки, с которой прошло детство Вадьки. Сам же он проводил с дочкой всё оставшееся от работы время, часто отодвигая работу на второй план после ребёнка, общение с которым было ограничено.
Он приезжал в тот далёкий городок на день рождения Лады и на Новый год, играя роль папы и Деда Мороза одновременно, чем не очень была довольна бывшая жена, говоря, что девочка становится неуправляемой после подобных визитов, и Вадим понимал, что излишне балует светловолосую девчушку, но мало что мог поделать против кудрей и надутых губок: «Папочка, купи!»
Но одно дело знать, другое — слышать, что завтра он сядет в свой огромный автомобиль и, как обычно, нарушая скоростной режим, рванёт в город, где его ждала встреча с бывшей женой — тема, которая редко поднималась в разговорах, в первую очередь из-за своей бессмысленности.
Али перемыла тарелки уже несколько раз, пытаясь совладать со своими чувствами. Пересмешки, пыль и мясо на ужин лишили Али контроля, она хваталась за крупицы здравого смысла и выверенных решений, чем всегда гордилась.
— Сядь, а то сороки унесут эту тарелку.
— Что? — глаза в стол.
— Послушай… ведь ты знаешь, что есть Лада.
— Знаю.
— И знаешь, что у неё есть мать.
— Знаю.
— Так же ты должна понимать… ничего ты не должна понимать, Лина, прости меня, я понимаю, что тебе сложно. Скажи, что тебя беспокоит?
— Ничего меня не беспокоит.
— Ой ли?
— Ты бросил меня из-за этой женщины, у вас прошлое, ребёнок… Я не хочу сказать, что ты не должен общаться с Ладой! — всё так сложно, запутанно. — Просто, я запуталась…
— Давай тебя немножечко распутаем, — собирая волосы собеседницы в высокий хвост плавными поглаживающими движениями. — Я не бросал тебя из-за неё… я говорил, почему так случилось, и хоть это звучит глупо… это правда. Я боялся тогда… Она показалась мне реальным выходом из того тупика, куда я себя загнал. Но причина не в ней. Ты должна понимать, что Лада — часть моей жизни, большая часть, если быть откровенным, всё что я делал последние годы, я делал ради неё… эти предприятия, работа… Уверен, я должен дать ей лучшее из того, что могу. Но Лада — ребёнок, и она зависима от матери, только поэтому я общаюсь с бывшей женой, мы не слишком хорошо расстались… Я во многом перед ней виноват, я часто иду на уступки… не хочу, что бы Ладка стала разменной монетой в наших разборках. Сейчас, слава богу, всё утряслось… мы можем спокойно общаться и, более того, мы будем продолжать общаться, пока не вырастит Лада и не станет самостоятельна в своих решениях. Это не просто важно для меня, это неотъемлемая часть меня, рыбка, и мне необходимо, — на «необходимо» Вадим сделал ударение, — чтобы ты это приняла. И ещё, ты должна кое-что знать — если бы у меня, у нас с ней, был бы хоть один шанс остаться семьёй, я бы это сделал, ради Лады. Его не было тогда, и тем более его нет сейчас, когда ты снова в моей жизни. Пожалуйста, просто прими то, что у меня есть Ладка и её мать… я не смогу вычеркнуть их своей жизни, боюсь, я не смогу пойти на компромисс в этом вопросе, — пересмешки сменила боль, так странно.
Вадима ещё не было в городе, и Али решила устроить себе небольшой праздник после уборки квартиры. Она много лет не позволяла себе блюда со свежим чесноком, запах долго не выветривался, а ходить, благоухая, она не могла себе позволить. Однако, никто не может отменить желание наесться на ночь салата и воспользоваться последующими выходными, чтобы этот запах исчез.
Поворот ключа застал Али врасплох, она отложила чеснокодавилку в сторону и, быстро отмывая руки от стойкого запаха, повернулась навстречу пересмешкам.
— Чего это у тебя такой испуганный вид? Привет.
— Привет, ничего.
— Мне начать беспокоится? Где ты его прячешь?
— Кого? — отодвинув рукой металл, пахнущий чесноком.
— Любовника, конечно.
— Ааааээээээммм, на балконе?
— Отлично, потому что у тебя нет балкона, а значит он уже мёртв, без моей помощи… — надвигаясь, — что замерла, с чеснокодавилкой не справиться? — обнимая одной рукой, другой легко надавливая над салатницей, — ещё надо, этого мало.
— Что ты?..
— Ты же готовила? Я тебе помогаю, чем быстрей ты освободишься… тем быстрей, — проведя рукой по животу, мягко захватив в плен пальцев грудь.
— Это чеснок, — шёпотом.
— Я знаю, — так же шёпотом, — его трудно спутать с абрикосом.
— Ты… выдавил чеснок в салат…
— А не должен был? — смотря, кажется, в недоумении.
— Это неприлично.
— Думаешь, свёкла подаст на меня в суд? — смеясь.
— Неприлично, если от человека пахнет… так…
Глядя в озадаченные пересмешки, в которых плещется нечто, что никак не может разгадать Али.
Её рука утонула в большой загорелой руке, пока вдвоём они перемешивали салат, потом ложка поднеслась к её рту, и она услышала:
— Ешь.
— У-у, — закрытым ртом.
— Ну же, это просто салат, просто чеснок, ты же его готовила, значит, хотела.
— Это неприлично.
— Лииина, ты не представляешь, сколько неприличных вещей я хочу с тобой сделать, — резко разворачивая её лицом к столу, вжимаясь в спину очевидным возбуждением. — Правда, я никогда не думал, что начну я с чеснока, но так даже лучше… Ешь, Лина, — в голосе появились нотки властности, что звучали резко и даже агрессивно.
Али съела ложку, потом ещё две, пока её ноги не раздвинуло колено Вадима, а грудь впечаталась в стол, потому что сильная рука придавила шею, тогда как вторая сдёрнула бельё, вместе с коротенькой домашней юбкой. Али не уловила тот момент, когда её руки оказались зафиксированными у неё за спиной, сама она была практически обездвижена рукой, которая по-прежнему держала, слегка сдавливая в районе шеи, а между её голых ног находилось мужское колено, чтобы она не смогла их свести вместе, что необходимо сделать, настолько уязвимой прямо сейчас ощущала себя Али — стоя в таком положении, открытая и беззащитная.
— Ты же понимаешь, рыбка, что я не сделаю тебе больно, — шептал свежий запах чеснока, что вовсе не казалось неприличным, — понимаешь? — пока рука исследовала интимные места Али, открытые и выставленные напоказ, возбуждённые и жаждущие.
— Скажи мне… ты когда-нибудь?.. — и палец аккуратно вошёл в попку Али, отчего женщина внутренне сжалась и отрицательно замотала головой, — значит, сегодня будет твой первый раз.
— Я не… ты что?!
Али, естественно, слышала о подобном виде секса, он был довольно популярен, но, взвесив все за и против, они с предыдущим партнёром отмели подобные забавы, предпочтя более традиционные и безопасные способы снятия напряжения.
— Рыбка, я ведь не позволения твоего спрашиваю, я тебя предупреждаю, — сильней придавливая, но каким-то образом — мягко и не больно. — Ты должна знать, что я не стану делать тебе больно… и насиловать тоже не стану… ты сама меня будешь просить.
