Приспешников, но быстро поняла, что поддерживать чистоту в игровой комнате — несбыточная мечта. Таким образом, я держала свои вещи на книжной полке на расстоянии вытянутой руки даже для Феррин.
Я протянула руку и сняла свой рюкзак, который был заполнен файлами и сменой одежды на случай, если мне придется переночевать в комплексе. Я только что опустилась на стопу, когда поняла, что я не одна.
Мне не нужно было оборачиваться, чтобы узнать, кто это был, но я все равно обернулась и увидела Ренни, стоящего там — слишком близко.
Его светлые глаза были проницательными и непроницаемыми, когда он смотрел на меня в течение долгой минуты.
Все произошло так быстро, слишком быстро, чтобы я успела подумать, не говоря уже о том, чтобы отреагировать.
Одна рука переместилась и приземлилась в центре моей поясницы, прижимая мою грудь к его, заставляя мое дыхание вырываться из меня, когда моя шея вытянулась, чтобы посмотреть на него. Его другая рука легла мне на шею, крепко удерживая меня так.
Затем его губы обрушились на мои.
Не было другого пути, не за все эти недели неудовлетворенного желания, огрызаний друг на друга, флирта.
Это была катастрофа.
В результате будет нанесен урон.
Но внезапно я не смогла найти в себе силы позаботиться о последствиях, когда мой рюкзак выпал из моей руки и приземлился с глухим стуком, когда мои руки поднялись — одна схватила его за бицепс, другая впилась в футболку на его груди.
И я растворилась в нем.
Чувствуя это, его голова наклонилась, углубляя поцелуй, пока я не поклялась, что чувствовала его повсюду, пока все, что было в мире, не было нами и в этот момент, пока мои губы не почувствовали покалывание, а голова не стала легкой. Пока я не издала тихий стон, и он не воспользовался возможностью, чтобы его язык двинулся вперед и проник в мой рот, чтобы завладеть моим. Его тело изогнулось вперед, заставляя меня слегка выгнуться назад, чтобы сохранить контакт, оставляя меня полностью в его власти, потому что, если бы он не держал меня, я бы упала назад.
Он издал низкий, рокочущий звук в своей груди, который выстрелил в мою сердцевину, вызвав прилив влаги к моим трусикам, когда мои бедра прижались к его, чувствуя его твердый член у моего живота.
Как раз в тот момент, когда желание потереться о него, чтобы облегчить боль, растущую внутри, стало почти непреодолимым, его губы отпустили мои, и он позволил мне полностью встать на ноги, его лоб прижался к моему.
— Ты такая чертова трусиха, — сказал он низким, но глубоким голосом.
Затем, так же внезапно, как все началось, его руки отпустили меня, он повернулся и исчез, прежде чем я смогла даже подумать сквозь туман желания в моем мозгу.
Я откинулась назад, прислонилась к стене и медленно, глубоко вздохнула.
Честно говоря, меня много целовали в моей жизни. Они варьировались от абсолютного отсутствия искр до фейерверков. Но поцелуй с Ренни, да, это было больше похоже на чертов взрыв.
Я должна была это знать. На самом деле, химия была сильной с первого знакомства, даже с кровью на его зубах после драки с Дюком, даже с глазом, который быстро чернел, даже тогда я это почувствовала. Это не делало ничего, кроме того, что становилось сильнее, чем дольше я была рядом с ним, чем больше он производил на меня впечатление, тем больше я страдала от его обаяния.
Было бы смешно, если бы после всего этого поцелуй не привел в восторг.
Но это было не так.
Это был, ну, такой поцелуй, которого ждешь всю жизнь. И я даже не была таким романтиком. Это был просто факт. Он схватил меня в стиле альфы и глупо поцеловал.
Затем, как будто этого было недостаточно, он пошел дальше, бросил эту фразу и умчался.
Но хуже всего было то, что он был прав. Я была трусихой. Я убегала, потому что знала, что бы ни происходило между мной и Ренни, это было что-то большое, что-то грандиозное. Дело в том, что я не была готова к этому. Главная причина заключалась в том, что я знала, что это будет безумно, непредсказуемо и беспорядочно.
Я просто не была готова к этому.
Уйти было легче.
Трусливо? Абсолютно.
Но умно? Да. По крайней мере, я так думала.
На самом деле, это был единственный выход.
Так почему же в животе у меня было дрожащее, неуверенное чувство, когда я взяла свой рюкзак и направилась к воротам, где на улице была припаркована моя машина, да, я притворялась, что это было просто чувство, что я оставила работу наполовину законченной, а не разочарование от упущенной прекрасной возможности.
Мина
— Ты дышишь на меня, — раздраженно прорычал Эл.
Он не ошибся. Я нависала над его плечом, пока он печатал еще какую-то информацию, которую он раскопал о парнях, которых поймали за взломом в спортзале три дня назад.
Я не могла утверждать, что ему было приятно работать со мной, потому что это было бы откровенной ложью. Я была почти уверена, что он почти хотел дать мне пощечину, когда я допила остаток кофе, не сразу поставив новый кофейник. Очевидно, в его рабочем пространстве существовали правила. Но поскольку он был примерно таким же общительным, как Волк в плохой день, эти правила я усвоила в основном методом проб и ошибок.
Например, мне не разрешалось прикасаться к его ноутбуку.
Я также не могла расставить по алфавиту его досье на Абруццо, потому что у него была какая-то идиотская система, которая имела смысл только для него.
Но ни одно преступление не было таким ужасным, как преступление с кофе.
— Где я могу устроиться? — спросила Алекс, войдя за две минуты до того, как объявила, что ей «чертовски надоело сидеть взаперти», поэтому она решила оставить Брейкера с их сыном Джуниором и направилась в Хейлшторм на целый день в качестве формы небольшого восстания. Брейкер, похоже, не был слишком убежден в том, что отдача от войны Приспешников не доберется до его маленького домика на холме. На самом деле, это был общий консенсус вокруг союзников Приспешников с тех пор, как Хейлшторм вошел в спортзал и обнаружил не только жучки, но и маленькую, плохо сделанную самодельную бомбу. Достаточно плохую, что она, вероятно, не причинила бы большого вреда, кроме запертого офиса, в который они её поместили.
Джейни посмеялась бы
