что не забывает о близких, не прощает обид. Такой как его отец.
— А я похож на твоего сына? — Владик гремит ложкой позади.
Я вздрагиваю и оборачиваюсь. К чему этот вопрос?
Малыш смотрит блестящими глазами и у меня вырывается честное:
— Нет.
Отводит взгляд.
— Все люди разные. Вот я, например, тоже не похожа на твою маму.
Он слезает со стула и бредет куда-то вглубь дома, а я понимаю, что сделала только хуже своим ответом — наверняка он даже не видел собственную мать.
Ложусь с ним рядом — в доме холодно, кутаю одеялами, и Владик неожиданно подает голос:
— Она приходила только раз. Пахла апельсинами, когда обещала забрать, — он долго-долго лежит и сопит в подушку.
Я глажу его по волосам и мне становится так больно и грустно, что трудно даже выразить. Нет, даже не от того, что это не мой мальчик сейчас рядом. Я хотела бы быть ему матерью, ему и моему сыну. Хотела бы быть сильной и сделать так, чтобы мечты стали реальностью.
— В приюте почти все чьи-то, — продолжает Влад. — Я сирота.
— Нет, — говорю ему на ухо.
Тоска по сыну немного отпускает, когда я напоминаю себе старую мантру про то, что все в жизни связано. Пусть кто-нибудь сейчас обнимает его так же и шепчет те же слова:
— Тебя любили родители, твоя мама. А твой папа готов был перевернуть целый мир, чтобы тебя защитить.
— А где он?
— Он едет, — проглатываю горечь во рту. — И обязательно будет здесь.
Уже наверное был бы, если бы я не попробовала его отравить.
— Ты пахнешь как мама, — слышу сонное, потом сопение мальчика сменяется ровным дыханием.
Сафонов-младший спит, а я задумываюсь, знает ли он свою настоящую фамилию и то какой на самом деле у него отец. Сильный, бесстрашный и очень опасный, лютый хищник, из-под носа у которого я увела главное сокровище.
Интересно, сможет ли Сафонов такое простить? Не захочет ли откусить кусок от моей жизни?
С этими мыслями я засыпаю.
Будит меня стук. Утренняя морось в окне. На улице серо.
— Точно должна быть тут… — доносится снаружи. — Вон тачка олигарха побитая.
Сердце стучит под горлом. Как они умудрились меня найти? Я же выкинула телефон Сафонова на повороте.
***
Сафонов Валерий
Бах!
Тяжелый монитор летит в стену.
— Да угомонись ты, черт! — орет Мурат, что есть сил.
Подходить боится. Конечно, от меня в таком состоянии лучше держаться подальше и он это знает лучше других.
Мужик, который только что показывал нам запись, смотрит на меня огромными от страха глазами, ведь я ему только что оборудование расколотил.
То ли еще будет! Разворачиваюсь и кидаю стул в стену.
Ба-бах!
Спинка отваливается, щепки летят в стороны, но мне мало, бесконечно мало всего этого чтобы задавить зверя, бушующего внутри.
Сметаю со стола бумаги. Блин, голову бы кому-нибудь прошибить, но я вроде как не бью невинных, а эти мне еще и помогали.
Я только что видел на мониторе его, моего Влада. Даже изображение попросил приблизить, вглядывался, ловил каждую черту. Глаза как у матери. Поверить не мог. Наверное минуты три стоял неподвижно, Мурат даже подумал, что я все еще от фенобарбитала не отошел.
Отошел. Со мной случилось то, о чем любят рассуждать в книгах и то, что, как я думал, в жизни не бывает. Я осознал, что стал отцом. Точнее то, что я им уже пять лет являюсь. Но я не давал себе права надеяться, чтобы потом опять не выдирать это чувство с корнем, не беситься.
И только пару мгновений спустя я понял, что все это было бы достойно момента, если бы они показали мне живого сына, а не запись с его участием. Учитывая то, сколько врагов я себе успел нажить, не знаю, жив ли мой сын.
Мертвое лицо жены так и стоит перед глазами.
Бах!
Системный блок врезается в стену и мне ничуть не легчает. Сука!
— Да стой ты! — справа оказывается Мурат. — Хрен кто еще захочет с тобой сотрудничать!
Вырываю руку. Вообще Мурат моя совесть.
Сегодня я узнал, что у меня есть сын и тут же потерял его. А не пошел бы Мурат в жопу? Тем более ему звонят и он отходит, машет мне рукой.
Отлично, еще бы чуть-чуть и напросился бы на удар.
— Слышь, — делает мне жест руками. — Нашли этих людей с записи.
На сердце сразу становится легче. Но только чуть-чуть.
— А мальчика? — проговариваю, закатывая рукава.
Мурат отводит взгляд.
Закатываю рукава дальше.
— Поехали. Я сам поговорю.
Выходя, оглядываюсь через плечо. Комната наблюдения в аэропорту раздолбана в хлам. Меня сюда пустили по знакомству, в счет долга, который числился передо мной у местного начальника полиции.
Конечно, ни один начальник не будет рад увидеть вот это. Я снова подтвердил репутацию человека, с которым опасно иметь дело.
Проходим по коридору. Разлетаются в стороны полы дорогого шерстяного плаща. Встречные опускают взгляды.
Девочки, алкоголь, драки и азарт полулегального бизнеса. Бесконечная игра на выживание. Мне было интересно, доползу ли я до вершины пищевой цепи, так как со смертью Риты я потерял изначальный смысл всей этой драки. Мне нужно было что-то найти.
Сжимаю правый кулак так, что хрустят кости.
И я стал воплощением силы.
Один из охранников открывает дверь машины, я падаю на сиденье. Скрипит обивка.
Враги меня веселили. Тут было как на ринге — ты их или они тебя. Но я не знал, что все это время у меня был тот, кто не мог за себя постоять. Теперь эта свора шакалов использует моего сына для мести.
Ловлю свое отражение в зеркале заднего вида и понимаю, что впервые за шесть лет боюсь чего-то настолько сильно.
— Чего встал? — обращаюсь к водителю обычным тоном.
Сердце впервые сжимается в груди не от азарта, оно впервые за долгое время болит.
Мои люди собрали всех в одной комнате — там двое полицейских, Эдуард и та пара отморозков с записей камеры.
Снимаю перчатки, сбрасываю пальто и разминаю шею. Люблю делать это сам. Так… воспоминания молчат, когда я представляю себя в том моменте, когда они пришли за мной и выволокли на улицу беременную Риту.
— Сафонов, — шепчет кто-то.
Подхожу к полицейскому.
— На кого работаешь? — сжимаю пальцы в кулак перед его лицом.
— Карский, — вдруг признается другой и я оборачиваюсь.
— Он отвалил за ребенка кучу денег.
— Дальше, — опускаю голову и чувствую, как перед глазами начинает мутнеть.
Карский — единственный урод, которого я так и не
