— Я никогда не делала это прежде, — признаюсь я, задирая юбку. Прохладный воздух касается внутренней стороны бедер и кружев на моей киске.
— Что именно? — спрашивает Эш, не отрывая глаз от моих ног и кружева между ними.
— Слушалась кого-либо. Показывала себя. Я лишь однажды занималась сексом, — признаюсь я.
Его голова резко задирается.
— Лишь однажды?
Сглотнув, я киваю.
— Когда мне было двадцать.
Он простонал, уткнувшись мне лбом в колено.
— Ты хочешь сказать, что я буду вторым мужчиной, который был внутри тебя?
— Ты говоришь так уверенно, словно собираешься уложить меня в постель, — дразню я неожиданно севшим голосом.
Темная голова лежит у меня на бедре, ноги широко расставлены… да, должно быть, Эш уверен, что уложит меня в постель. Я сама туда залезу, если он этого не сделает.
— Моя работа требует быть уверенным в некоторых вопросах, Грир. — Почувствовав движения его губ на моей коже, мне стало трудно сидеть на месте. — Скажи мне, почему у тебя больше не было мужчин? Или женщин?
— Мне часто предлагали, — сказал я. — Мужчины, и да, несколько женщин. Но я отвечала «нет» всем.
— Кто-то в первый раз во время секса причинил тебе боль? Или было неприятно?
Я вспомнила о высоком мускулистом теле Эмбри, что двигалось надо мной, о сильных руках, удерживающих мои бедра.
— Было потрясающе. Но это был второй раз, когда после поцелуя, мне разбили сердце, поэтому я решила не повторять данный опыт.
— И поэтому ты больше ни с кем не целовалась. — Эш, недоуменно смотрит на меня. — Ты волнуешься, что если снова кого-то поцелуешь, он разобьет твое сердце?
— Да.
— Я не разобью твое сердце, — обещает Эш. — Снова. — Затем поднимает голову. — Оттяни свои трусики в сторону. Хочу увидеть твою киску.
— Хорошо, — шепчу я и следую приказу.
Немного пугающе, насколько легко мне далось что-то подобное, несвойственное мне — раздвигать ноги на столе перед человеком, которого едва знаю, но, черт возьми, мне хорошо. Мне от этого хорошо. Словно я — другая Грир; Грир, которую я усыпила и похоронила на задворках собственного ума, просыпается. Грир, которая писала Эшу письма, которая кусала Эмбри за плечо и оставляла царапины на спине, пока он двигался между ее окровавленных бедер. Она просыпается, прищурившись как кошка, после того как Эш глубоко вздыхает, увидев мокрую плоть киски.
Его руки скользят выше, грубая кожа щекочет колени, затем внутреннюю сторону бедра. Эш тянет меня на себя и расставляет шире мои ноги. Я чувствую, как раскрываюсь, ощущая жадный взгляд в месте, которое видел лишь один человек. Человек, который был ему лучшим другом. И вице-президентом Соединенных Штатов.
— Превосходно, — говорит Эш с благоговением в голосе. — Просто превосходно.
Я сильно прикусываю губу, ноги начитают дрожать, потому что прежняя Грир взволнована. А нынешнюю Грир я не могла успокоить. Выгляжу ли я слишком или недостаточно влажно, чувствует ли он мой запах, почувствует ли вкус, если попробует меня?
— Посмотри на потолок, вдыхай и выдыхай на счет четыре, — советует Эш. — Это поможет тебе успокоиться.
Я удивляюсь, что он так легко читает мое тело, когда даже я не могу делать этого. Он понимает смысл, скрытый за высокопоставленными лицами и словами политиков, куда уж женскому телу? Я откидываю голову назад и начинаю дышать.
Один, два, три, четыре…
Один, два, три, четыре…
Один, два, три, четыре…
— Некоторым доминантам не нравится находиться ниже их партнера, — говорит Эш, кончиками пальцев выводя круги на внутренней стороне моих бедер. — Потому что это унизительно. Но посмотри на нас сейчас. Кто подчиняется?
Я перевожу взгляд с потолка на зеркало, висящее над столом. В отражении молодая девушка с раскрасневшимися щеками и широко открытыми глазами, и силуэт Эша в кресле, его мощные плечи и сильная шея. Затем я смотрю на него сверху вниз — на закатанные рукава и галстук, прикрепленный к рубашке тонким серебряным зажимом.
— Я, — сказал я, сглотнув. — Я подчиняюсь.
— И как ты себя чувствуешь? — Его тон был повседневным, слегка любопытным, словно он спрашивал меня о книге, которую я читаю.
— Немного взволновано. И немного стыдно.
— Почему тебе стыдно?
Я закрываю глаза.
— Мне нравится это больше, чем должно.
— Не волнуйся ни о чем, пока ты со мной, — говорит Эш. — Ты будешь беспокоиться лишь о моих словах. Поняла?
— Да.
Его пальцы касаются меня между ног, и я снова закусываю губу.
— Теперь, — наклоняясь, говорит Эш, и прижимается губами к внутренней стороне моего бедра. — Было бы неплохо назвать меня «сэр».
— Да, сэр, — выдыхаю я.
— А так как я отвечаю за тебя, пока мы одни, я хочу, чтобы ты знала, тебе не нужно волноваться о моем удовлетворении. Может показаться, что тебе следует чему-то научиться, узнать что-то, но это не так. Я расскажу все, что тебе необходимо знать, и у тебя будет лишь две обязанности: отдаться мне и произнести мое имя вслух, когда тебе будет слишком больно продолжать физически или эмоционально. Ты поняла?
— Да, сэр, — повторяю я.
И кем я стала? Соглашаясь на что-то подобное с мужчиной, с которым оставалась один на один всего пару раз? Но мне все равно. Я хочу этого, я хочу, я хочу. И все равно, насколько безумным или унизительным это может оказаться. Сейчас это вызывает во мне лишь дрожь и чувство, что происходящее совершенно точно правильно.
— Хорошо, — говорит он с улыбкой. — Ты даже не представляешь, как мне приятно, что ты здесь. Я так долго фантазировал об этом моменте.
— Правда?
Эш выпрямляется и указывает на коробку.
— Вот. Открой.
Любопытство охватывает меня, и я притягиваю коробку ближе. Эш откидывается назад, пока я рассматриваю коробку.
— Там нет ничего опасного, — говорит он.
Тем не менее, я не спеша открываю коробку, задаваясь вопросом, что может быть настолько важным, что он хранил это у себя в спальне под рукой. Я понятия не имела чего ожидать — патронов, военных наград или сувениров его умершей жены, но я не угадала. Я полностью откидываю крышку и вынимаю стопку бумаг, сложенных вчетверо, грязных и слегка потрепанных от времени.
Я смущенно смотрю на Эша, и он безмолвно кивает головой. Он хотел, чтобы я их прочитала.
Я нерешительно разворачиваю бумагу. Когда-то бумага была белоснежной со свежими черными чернилами принтера. Но буквы поблекли и местами исчезли, бумага была испачкана маслом, грязью и кровью.
Дорогой Эш.
Сегодня мой семнадцатый день рожденья. Прошел ровно год со дня нашей встречи…
Я смотрю ему в глаза.
— Мои письма, — говорю удивленно. — Я думала ты их так и не получил.
— Я получил. Получил и перечитывал тысячу раз, потом распечатал, чтобы читать, где бы ни находился.
— Но ты никогда не отвечал, ни разу. И не просил меня прекратить.
— Тебе было семнадцать, Грир. Я должен был написать в ответ и сказать, что реально трахаю свой кулак, думая о тебе каждую ночь? Что каждый раз, читая твои письма, я начинаю дрочить; что мне становится плохо каждый раз, когда я вижу твое имя на экране? Я достаточно ненавидел себя за то, что испытывал к девушке такого возраста. Если бы я ответил, все стало бы еще хуже, — он печально улыбается. — Но я и не мог просить тебя остановиться. Чтобы ты перестала писать. боже, я так сильно желал тебя и лишь так мог получить хоть небольшой кусочек тебя. Поэтому продолжал читать. Продолжал фантазировать о том, как ты прикасаешься к себе, печатая мне письмо.
— Эш, — шокировано говорю я.
— Знаешь, я их выучил. Слово в слово. «Мне не хочется скучных и распространенных попыток стать плохой. Мне нужны события, пробирающие до костей, вызывающие сожаление от боли в коленях. Хочу быть настольно плохой, чтобы остаться выжатой с фиолетовыми следами укусов на моем теле. Я хочу оказаться на грани познания себя, чтобы кто-то взял меня, подержал за шею и заставил взглянуть на безрассудное царство возможностей. Тогда я хочу ползти к нему».
