— Я знаю, — говорю я.
— А, я понял. Вы внучка Лео Галлоуэя, да? Каково это?
— А каково работать здесь?
Бельведер оглядывает неприметный вход, у которого мы стоим.
— Меньше гламура, чем в брошюрах.
— Таков и мой ответ.
Он смеется, зайдя внутрь и призывая меня последовать за ним.
— Не может быть, чтобы все было так плохо. Мы легко проверили твою биографию — у тебя было много проверок за эти годы.
— Я до сих пор не уверена, что меня не проверили еще до моего рождения, — говорю я, и Райан снова смеется. Кажется, он легкий человек… Понимаю, почему Эш выбрал его своим помощником.
Мы проходим по коридору, затем поднимаемся по лестницам, пройдя мимо вереницы дверей, входим в комнату с письменным столом в углу, освещенную мягким светом ламп и обставленную диванами, столиками и книжными полками. С тех пор, как я была здесь с дедушкой Лео, цвет стен и мебель изменились, но я точно понимаю, где нахожусь. Мой живот скручивает, и все сомнения возвращаются. Я точно хочу быть здесь, в резиденции? Практически отдаваясь на милость мерзавцев, вечно восхваляющих богов политической жизни?
— Президент Колчестер сказал, чтобы вы чувствовали себя как дома, — говорит Бельведер, прерывая мои мысли. — Я могу предложить вам гостиную или… его спальню, — его глаза мерцают. — Она за этими дверями.
Я не могу остановить прилив крови к щекам. Что я делаю? Нарываюсь на неприятности — неизбежный взрыв в интернете, как только выяснится, что я здесь.
— Прошу прощения, — говорит Бельведер, его глаза все еще сверкают. — Я не должен был вас дразнить. Просто мы все взволнованы.
— Взволнованы? — осторожно спрашиваю я.
— Что у президента сегодня свидание. Мы пытались расшевелить его уже несколько месяцев. Пришло время завести отношения, и, честно, ему нужно потрахаться.
Я в шоке смеюсь.
— Ты не можешь говорить такое о президенте.
— К черту, очень даже могу. Вы не видели его таким, каким видел я, и я говорю со всей своей мужской солидарностью — ему нужна женщина.
Ненавидя себя за этот вопрос, спрашиваю:
— Неужели ему нужно свидание, чтобы просто потрахаться? Чтобы быть с кем-то? — Пожалуйста, скажи мне то, что я хочу услышать, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.
Бельведер пожимает плечами и направляется по коридору к западному крылу.
— Может, и нет, но этого еще не случалось. По крайней мере, таковы мои сведения, а я все время рядом с ним.
— Так я… первая? После Дженни?
Бельведер останавливается и смотрит на меня. Улыбка на его лице теперь не столь радостная, сколь понимающая.
— Он не из того типа парней, которым нужен случайный секс, и это слишком рискованно в его положении. Добавьте к этому горе после смерти Дженни и стремление к работе… ну, мы все понимаем, почему он ждал. Но мы также рады, что ты здесь. Ему нужен кто-то, кто сможет быть тут лишь для него, и я очень надеюсь, что ты можешь быть этим кем-то. Даже если на одну ночь.
Его слова помогают мне, и под всеми своими сомнениями я нахожу истину.
— Я тоже надеюсь на это, — серьезно отвечаю я.
***
Через час Эш возвращается в резиденцию — час, который я потратила, лазя в своем телефоне и проверяя каждые десять минут прическу в ванной. Гостиная, декорированная изобилием бледно-кремовых и светло-зеленых оттенков, и антикварная мебель придают комнате очень традиционный вид, как с открытки Белого дома, заставляя меня думать, что дизайнер самостоятельно решал большинство вопросов по интерьеру.
Но когда я набираюсь храбрости, чтобы открыть дверь в спальню и заглянуть внутрь, замечаю, что Эш тут приложил руку. Много приглушенных оттенков серого и черного, небольшой набор элегантной мебели строгих геометрических форм. Все функционально, прочно и без излишеств. Комната солдата.
Когда мой взгляд попадает на большую кровать с балдахином, у меня перехватывает дыхание. Буду ли я лежать сегодня вечером на этой кровати? Проснусь ли здесь завтра утром? Или же меня выведут отсюда под покровом ночи, избегая прессы?
Меня беспокоит эта мысль. Я возвращаюсь в ванную, чтобы еще раз пригладить волосы и взглянуть на беспомощную женщину в отражении.
Тонкая шея и нежные губы, упругая и высокая грудь, узкая талия и стройные бедра. При приглушенном свете, исходящим из гостиной, ямочка на моем подбородке и родинка на щеке кажутся экзотическими и поразительными. Мои губы — полные и розовые, а ресницы — длинные и темные. Светлые волосы, меняющие оттенок в зависимости от времени года до золотистого цвета, сейчас были заколоты в гладкий пучок.
Знаешь, она завидует тебе
Вот что сказал мне Эш много лет назад. Я не знала, что он имел в виду, не могла представить себе область, в которой бы у меня было то, из-за чего Абилин могла бы завидовать мне. Потребовалось несколько лет, чтобы я, наконец, поняла, что увидели люди в вечер моего шестнадцатилетия. Мне пришлось признать, что я больше не тот гадкий утенок, коим себя считала. Может быть, я не такой чувственный буйный лебедь, какой остается Абилин, но у меня есть своя красота.
Чтобы убить время, я блуждаю из угла в угол в гостиной, поглядывая через темную лужайку на южный дворик. Вдалеке «Монумент Вашингтона» рассекает небосклон, а рядом находится приземистый элегантный купол «Мемориала Джефферсона». Я никогда не видела этот пейзаж ночью, и меня это действительно поражает. Находясь в Белом доме, в нескольких футах от двери президентской спальни, неизвестно, к чему, но я готова. Действительно готова.
Я отворачиваюсь от окна и прохожусь по периметру комнаты, чувствуя, как мои высокие каблуки утопают в толстом ковре. Останавливаюсь, глядя на большую фотографию в рамке на стене, детали которой поначалу трудно разглядеть в тусклом свете. Мой пульс ускоряется, когда я понимаю, кто на снимке.
Это Эш и Эмбри, где-то в глубине Карпат. Они устало держат свое армейское оружие, шлемы и снаряжение. Обнимая друг друга за плечи, они улыбаются в камеру, словно разделяют какую-то тайну. На фотографии столько дружбы, братства и доверия. Я помню, что именно Эмбри спас Эш в день засады, спасаясь, уничтожил целый отряд вражеских сил. Но, конечно, после этого было еще несколько сражений — четыре или пять, — где Эмбри и Эш стали героями. Эш — блестящий тактик, а Эмбри — безрассудный скандалист, который, невзирая ни на что, бросался под каждую бурю пуль. Перестав писать Эшу после семнадцати, я не прекратила следить за новостями о нем. Я также следила за успехами Эмбри. Мои сильные чувства к Эшу никогда не угасали, но к ним присоединились новые чувства к красивому нахальному лицу, которое мелькало рядом с ним в каждой новостной статье.
Какая девушка не влюбилась бы в них?
Я дотрагиваюсь кончиками пальцев до стекла в рамке, будто могу одновременно коснуться обоих. Одна мысль об этом — коснуться Эмбри и Эша — заставила меня задуматься.
«Будь осторожна. Если ты переспишь с Эшем, не сможешь и избегать Эмбри. Ты играешь с огнем», — предупреждаю я себя.
— Это было после деревни Каледонии, — говорит Эш позади меня. — Эмбри ранили, и мне пришлось его нести.
Пытаясь не показывать испуг, я опускаю руку, все еще чувствуя прохладное стекло на кончиках пальцев.
— Вы дружили до этого?
— Да. Но после этого мы стали больше, чем просто друзьями. Словно братья.
Я поворачиваюсь в тот момент, когда ладони Эша скользят по моим обнаженным рукам — теплые, большие и слегка шероховатые.
— Я рад, что ты села в машину, — говорит он, наклонив голову, чтобы встретиться со мной взглядом. — Я немного волновался, что ты передумаешь.
— А я волновалась, что передумаешь ты, — говорю ему я. — Это все еще кажется нереальным.
— Что я хочу проводить время с тобой?
— Что ты вообще меня помнишь.
Он улыбается, его взгляд излучает невообразимое тепло и радость. Тут же вспоминается Эмбри. Может быть, эта парочка — лишь названные братья. Не биологические, но у них одна и та же ветреная озорная улыбка, которой достаточно, чтобы заставить меня согласиться на что угодно.
