Я вижу, как его брови сходятся на переносице в единую линию от моего откровения, будто он мысленно запоминает эту информацию, чтобы спросить о ней позже.
— Тогда давай запомним его, — и накрывает своими губами мои.
Я чувствую запах листьев и кожи, чувствую тепло его губ и силу рук и затем тону в нем. Без тени сомнения я ощущаю, как он тонет во мне, отдает мне все свои силы. Мы поглощены и воссозданы в один момент поцелуя, пока руки сжимают одежду.
Позади нас раздается легкий кашель, и Эш неохотно отстраняется. Я вижу агента секретной службы, ожидающего у входа в сад.
— Господин президент, пора.
Эш на мгновение прикрывает глаза, а затем открывает их со вздохом.
— У меня встреча с польским послом в четыре.
— Это насчет Карпат? — спрашиваю я. Теоретически война закончилась около двух лет назад, но нет никаких сомнений, что обстановка в том районе еще может перемениться.
— Как и всегда, — отвечает он, печально улыбнувшись. — Лучше бы я провел вечер с тобой.
Я хочу спросить, когда мы встретимся снова, или, честнее, когда я вновь смогу его поцеловать, но он опережает меня.
— Грир, моя работа… и мой образ жизни… я склонен приказывать людям, о которых забочусь. Мой график… ну, сумасшедший. Все время. Мне хочется пообещать, что я смогу встретиться с тобой после, но это может быть не так.
— Я понимаю, — мягко отвечаю я. — Ты забыл, что я знаю, каково это, лучше, чем большинство людей.
— Ненавижу это, — внезапно, с яростью говорит он. — Я хочу отвезти тебя домой сегодня вечером и не хочу ждать новой встречи.
— Эш, я понимаю…
— Нет, — прерывает он. — Нет. Я ждал десять лет и больше не хочу ждать. Если я отправлю за тобой машину сегодня вечером, ты поедешь?
К моему облегчению, меня не проведут тайно к Белому дому как любовницу, грязную тайну. Освобождение — это одно, но хочу ли я для себя такой жизни? Быть ночным посетителем? Быть скрытной игрушкой могущественного человека? Я много лет не была в политических кругах, построив себе башню из слоновой кости, чтобы больше не думать о политике, и теперь я готова сдаться самому известному дипломату в мире после одного поцелуя?
А затем я вновь смотрю на Эша, в его зеленые глаза, горящие при виде меня, и понимаю, что все эти размышления бессмысленны. Конечно, я сяду в машину. Конечно, я поеду к нему. Мне кажется, что у меня просто нет выбора, все решилось, когда мне было шестнадцать, и я была прижата к стене страстным армейским капитаном.
— Да, конечно, — отвечаю я ему. — Я пойду, куда захочешь.
ГЛАВА 8
Настоящее
Когда подъезжает машина, я готова. Готова до дрожи. Не могу ждать ни секунды, так как одна часть меня хочет сбежать и спрятаться, а другая рвется к Белому дому. Я приняла душ, побрила ноги, нанесла макияж, смыла его, потому что он показался слишком ярким, а затем снова нанесла… И у меня еще осталось время, которое нужно было чем-то занять. Сменив три наряда, я останавливаюсь на коротком голубом платье из хлопка с расклешенной юбкой и короткими рукавами. Высокие каблуки в паре с короткой юбкой достаточно сексуально, и намекает о моих желаниях на этот вечер, а закрытое декольте и нежно-голубой цвет должны оттенить невинность, в том случае если я ошиблась, и Эштон не захочет меня.
Не захочет меня.
Я молюсь каждой частичкой своего тела, чтобы это было не так.
Но в тоже время надеюсь, что машина не приедет. В противном случае, я сяду внутрь, все будет кончено. Академик Грир Галлоуэй станет любовницей президента. «Белтвэй» прознают о моей личности и затянут меня в болото раз и навсегда (Примеч.: «Inside the Beltway» — это американская идиома, используемая для характеристики вопросов, которые важны, прежде всего, для чиновников федерального правительства США или для ее подрядчиков и лоббистов, а также для корпоративных СМИ).
Гостиную освещает свет фар. На мгновение мне хочется запереть дверь изнутри и остаться здесь. Отправить сообщение Эшу: «Прости, но я не могу быть частью твоего мира» и продолжить свою жизнь в одиночестве и исследованиях.
Но затем я осматриваю свою спальню — голые деревянные полы, заставленные книжные полки и прекрасный камин — десять лет жизни проносятся передо мной. Новая Грир, со шрамами и сдержанностью, жила одиноко и опустошенно, а старая Грир, девушка, которая писала солдату, служившему по всему миру, о своих порочных мыслях, тихо задыхается и медленно умирает под слоями пыли и курсовых работ.
Я выхожу к машине.
Агент секретной службы слабо улыбается и открывает мне дверь.
— Добрый вечер, мисс Галлоуэй.
— Добрый вечер, — взволнованно отвечаю я.
И на протяжении всего пути мы больше не разговариваем.
Я выросла как внучка Лео Галлоуэя, и меня не пугали агенты секретной службы, но сейчас волнуют его мысли, потому что происходящее сейчас очевидно. Но мужчина ведет себя так, будто нет ничего необыкновенного, что молодую блондинку вызвали ночью к президенту.
И затем у меня мелькает ужасная мысль, от которой скручивает живот. Что если в этом действительно нет ничего необычного? Что если я всего лишь одна из длинного списка женщин, которых прячут в резиденции, словно современных наложниц? Что если все слова Эша о том, что я должна стать его, что он хочет меня, — это лишь игра, чтобы затащить женщину в постель? После смерти Дженни он ни с кем публично не встречался, но это не значит, что у него не было женщин на стороне. Какова вероятность, что такой человек, как Эш, сексуальный и могущественный, будет соблюдать воздержание больше года?
Я не имею права расстраиваться, но… Трудно осознавать, что он был с Дженни, пока она была жива. Что она была рядом с ним, целовала его, слышала его шепот и стоны до поздней ночи. Но с тех пор у него могло быть сколько угодно женщин…
Внезапно почувствовав себя одиноко, я подтягиваю ноги под себя и утыкаюсь подбородком в колени, как раньше, когда мы с дедушкой Лео ездили туда-сюда по Манхэттену. Но как бы мне ни хотелось притвориться маленькой девочкой, находясь в безопасности с дедушкой, я не могу. Не с тем, к кому направляюсь. Даже город за окном напоминает, что я больше не ребенок, — утонченные улицы и величественные парки далеки от оживленного и запутанного капиталистического Манхэттена.
Прекрасный город. Меня успокаивают его золотые и красные кроны деревьев; фонарные столбы, скрытые туманом; строгие благородные здания, появляющиеся друг за другом, пока мы приближаемся к Пенсильвания-Авеню.
Машина проезжает через ворота, и, пройдя различные проверки безопасности, мы останавливаемся. Молчаливый агент помогает мне выбраться из машины и провожает к молодому латиноамериканцу в твидовом пиджаке с очками в роговой оправе, стоящему в дверях.
Что-то в этом живом и умном лице заставляет меня сразу ему довериться. Внутри меня все сжимается, даже несмотря на его доброжелательность, ум и сдержанность. Он думает, что я… кто? Любовница? Проститутка? Слабая одинокая женщина?
— Мисс Галлоуэй? — спрашивает он.
Единственное, что толкает меня вперед, — воспоминание о губах Эша.
— Здравствуйте, — говорю я. — Мило, что вы вышли меня встретить.
— Так или иначе, я все время здесь. — Он отмахивается от моих слов. — Это первое необычное поручение от президента.
Его слова в какой-то мере облегчают мне душу. Возможно, Эш и не трахает тайно череду девушек из Вашингтона.
— Я Райан Бельведер, но все зовут меня Бельведером, потому что в штате четыре Райана. — Он быстро выговаривает слова, протягивает руку, и я пожимаю ее. — Я помощник президента Колчестера. Он хотел лично поприветствовать вас, но встреча по внешней политике с его сотрудниками затянулась. Он просит прощения, но, думаю, это необходимо после встречи с послом.
«Карпаты. У него были серьезные новости о Карпатах от польского посла», — думаю я.
