— Только мы никуда не поедем, пока ты не расскажешь, что в твоей хорошенькой головке за херня опять творится, — припечатал он, уткнувшись носом в мою шею, и покрывая ее короткими жалящими поцелуями.
Я хотела сопротивляться, правда, хотела, сначала. Мозг хотел. Только вот телу было совершенно фиолетово, чего там хотел мозг.
— Ну? — нетерпеливо проникнув под мой бесформенный свитер, Даня сжал ладонью грудь, заставляя дрожать и выгибаться навстречу откровенной ласке.
— Без, белья, бля…
— Нет, сейчас мы точно никуда не поедем, — заключил Демид.
— Не поедем, — подтвердил второй.
— Но ведь надо же…
Я говорила тихо, слишком тихо, кажется, шепотом, а может и вовсе только губами шевелила. Тело внезапно окаменело, сознание заволокло каким-то колдовским мороком, а взгляд Дани напротив и вовсе выбил воздух из легких.
Черные зрачки расширились, практически полностью перекрыв радужку, на губах появилась хищная улыбка. Я, словно околдованная, завороженная, тонула в потемневшем от желания взгляде, таком притягательном, порабощающем, что не было сил сопротивляться, не было сил отвести свой.
Теплыми, пахнущими табаком и парфюмом пальцами он коснулся моих губ, слегка оттянув нижнюю, второй рукой зарылся в волосы на затылке, притягивая к себе, не позволяя даже подумать о сопротивлении. А я и не хотела, словно ждала, сама потянулась навстречу губам.
И потерялась в водовороте ощущений, в бешеном вихре эмоций. Даня целовал мягко, осторожно размыкая губы, проникая глубже, скользя языком, сплетая его с моим и сводя меня с ума этой незамысловатой лаской.
Руки переместились на талию, стягивая совершенно лишний сейчас свитер. Со стороны послышался мучительный стон и меня буквально вырвали из рук младшего близнеца. Демид не церемонился, перехватил мое расплавленное тело и впился поцелуем в губы. Жестко, вообще не жалея, подавляя.
Он не отличался нежностью, и этот контраст, создаваемый болезненным, грубым поцелуем, сводил с ума, окончательно превращая меня в марионетку, послушно выполняющую команду кукловодов.
— Ленка, ты такая, черт… — хриплый шепот Дани донесся уха, а его поцелуи на шее, спускающиеся ниже, к плечам, спине усиливали давление на кожу. — На кровать давай, — короткий приказ.
И вот я уже лежала на кровати, обнаженная до пояса, с бесстыдно расставленными в стороны ногами, и сквозь марево наблюдала за тем, как Демид срывал с себя одежду, грубо, но так сексуально ругаясь. И эта нетерпеливость в его движениях, эта бесконечная жажда, потребность даже, заставила мое тело гореть и плавиться под черным, как самая темная ночь, взглядом.
Даня дернул меня к краю кровати, стянул штаны вместе с бельем, раздвинул бедра и провел пальцами по раскаленной плоти. И я сгорала со стыда, ругая себя за слабость, за испорченность свою, но вопреки всему подавалась вперед, навстречу ласке. Выгибаясь, стонала в нетерпении, потому что это мучение, сладкое, но болезненное мучение. Мне было мало, до ужаса мало.
Господи, Лена, ты же как самка какая-то.
— Иди сюда, маленькая, хочешь нас, хочешь же? Да? — словно не в себе зашептал Демид, перехватывая меня, словно эстафетную палочку.
Даня чертыхнулся, отступил и на смену нежной ласке, пришли грубая хватка на бедрах и резкая боль проникновения. Мой крик разнесся по пространству, Демид замер глубоко внутри, задышал шумно, позволяя привыкнуть, поглаживая бедра, приподнимая выше, и проникая до упора.
— Вот так, малыш, вот так, расслабься, маленькая, Ленка, я сдохну просто сейчас.
Демид навис надо мной, поцеловал нетерпеливо и начинал двигаться, вообще не нежно, не жалея больше. И каждое движение жестче прежнего, грубее, мощнее. Темп становился все быстрее. Он просто брал меня так, как ему хотелось, окончательно отключив тормоза, вбивая меня в кровать сильными, яростными толчками. А я… я выгибалась навстречу, царапая широкую мужскую спину, зарывалась в густую шевелюру, теряя себя, желая большего.
— Еще… — сорвалось с губ против воли.
— Бля, не могу больше, сука, не могу.
Движения ускорились, а потом пустота, такая болезненная, холодная.
— Малыш, ты такая…
Не дослушала, будучи перехваченной другим. Даня, не дожидаясь, пока я хоть немного приду в себя, развернул и посадил на себя, не позволяя привыкнуть, отреагировать.
— Давай, малыш, сама, — прошептал, покусывая мочку уха, подбросил, словно пушинку, и опустил резко.
Я задвигалась, плохо соображая, мышцы не слушались, сознание плыло, ритм сбивался. Я не умела, просто не умела и так грустно стало, так больно, потому что они… Они такие, а я…
Громкий всхлип вырвался из груди, я остановилась, замерла в объятиях Дани, встречаясь с ним взглядом. И он понял, словно прочитав мысли, наклонился, поцеловал нежно и начала двигаться, осторожно, размерено, оттягивая наше общее удовольствие. Он был другим, секс с ним был другим. Они дополняли друг друга, жесткий и нетерпеливый Демид, и нежный и мягкий Даня.
— Вот так, девочка, вот так. Расслабься, малыш, сейчас будет хорошо. Да? — послышалось из-за спины.
Я кивнула неосознанно, скорее машинально, и почувствовала теплую ладонь между соединенными телами.
— Вот так хорошая, — Демид успокаивал, поглаживая набухший от желания клитор, в такт движениям брата, шептал какие-то совершенно глупые, но такие нужные сейчас нежности о том, какая я хорошая, какая классная, и как им со мной хорошо.
— Давай малыш, давай.
А я только и могла, что задыхаться, захлебываться воздухом, выгибаться, словно кошка, цепляясь руками за шею Демида, откидываясь назад и отвечая на поцелуй. И всего этого стало слишком много для меня одной.
Я просто потерялась, растворилась в пространстве, в сумасшедшем ритме, умирая и воскресая с каждым рванным толчком, потому что Даня тоже потерял терпение. И мир разлетелся на осколки, меня затрясло так сильно, что парням пришлось усилить хватку, пока я билась в бешеных судорогах сногсшибательного оргазма, выкрикивая имена своих мучителей и слушая, как рыча кончает Даня глубоко внутри меня.
А потом я еще долго не могла прийти в себя, лежа на груди парня, взмокшая и одурманенная послеоргазменными судорогами, позволяла гладить себя, целовать, сжимать. И все казалось таким правильным, сейчас, пока у нас еще были мы.
— Ты как, Лен?
Реальность постепенно начала возвращаться, а вместе с ней стыд и безграничное чувство вины. Потому что я опять… опять позволила, опять захотела, сама. И все это так неправильно, так порочно и непонятно для общества. И мне непонятно, как дальше с этим быть, как жить с этим. Для них это потребность, сейчас, им хорошо, им надо. Двум хищникам, поймавшим в свои загребущие, когтистые лапы, такую безнадежно глупую и слабую добычу.
«А ты, Лена, оказывается, слаба на передок» — ехидненько так пропел внутренний голос, и меня затопила очередная волна вины, придавив просто, долбанув так, что захотелось исчезнуть, просто раствориться в пространстве, провалиться сквозь землю.
И мое напряжение, конечно, не осталось незамеченными. И без того стальные объятия стали еще крепче.
— Лен? — Даня нахмурился, и сильнее прижал к себе, пресекая мою бессмысленную попытку вырваться из железных оков. — Лена, блин, что не так?
— Я, мне надо, надо… в душ, — произнесла я дрожащим голосом, кусая губы, и задерживая дыхание.
— Ой, дура, — рычание Демида со стороны вызвало дрожь во всем теле. Он злился, я по голосу слышала. Я вообще научилась неплохо улавливать настроение парней, особенно Демида. Он вообще в выражениях и эмоциях не стеснялся.
— Сам дурак, — прошипела кошкой, злясь и на него, и на себя.
— Еще какая дура, — продолжил он мягче. — Лен, хватит херню думать.
— Ничего я не думаю, — я дернулась в руках Дани и, на удивление, смогла вырваться. Он, видимо, расслабился, наблюдая за нашей перепалкой.
— Да ладно? — ухмыльнулся Демид. — То есть ты сейчас себя не винишь, не жалеешь и не ругаешь себя за секс с двумя мужиками, да? И не сжираешь себя за то, что тебе, блядь, это нравится. И нам нравится, и мне вот ни хрена непонятно, какого хера, Лена!
