– Я позвоню маме и папе, нужно сообщить им радостную новость. А ты отдыхай пока. Кстати, если врачи или медсестры будут спрашивать, ты – троюродная сестра Матвея Тихоновича, ясно?
– Это еще зачем? – я хмурюсь.
– Простые смертные в этой больнице не лечатся, – фыркает Аделия и отходит к окну, чтобы набрать родителей.
Пока они разговаривают, я понемногу прихожу в себя. Через пятнадцать минут снова приходят врачи, чтобы провести более полное обследование, взять кровь на анализы и дать рекомендации, главная среди которых – не подвергать себя стрессу. Легко сказать: я пропустила экзамен в университете, мне посылает цветы замминистра, с которым, как мне казалось, мы разошлись раз и навсегда, да и вообще – я чуть не умерла!
Но делать нечего... Натужно улыбаясь, я отвечаю доктору:
– Буду стараться.
– Мы уже сообщили Матвею Тихоновичу – он прибудет через полчаса.
– Ладно...
– Мама и папа тоже приедут через полчаса, – добавляет Аделия, возвращаясь к моей кровати.
– Они уже знакомы между собой? – спрашиваю я, когда врач уходит.
– Да, – кивает сестра и рассказывает подробнее: – Отец был рад знакомству, а мама... даже не знаю. Конечно, с одной стороны она дико благодарна Матвею Тихоновичу за помощь и спасение дочери, с другой – считает эту связь нежелательной и боится, что тебе придется платить по счетам каким-нибудь... хмм... не самым приличным способом.
21 глава
– О боже, что?! – переспрашиваю я в гневе и невольно покрываюсь румянцем, который жжет щеки и мешает мне думать. – Наша мама что, совсем с ума сошла?! Да у Матвея Тихоновича Опалова столько денег и возможностей, что если бы он хотел затащить кого-то в постель – явно выбрал бы вариант попроще, чем спасать от смерти едва знакомую девчонку с пневмонией, заражением крови и сердечной недостаточностью, а потом требовать у нее благодарности таким вот низким способом!
– Я знаю, милая, я знаю, – успокаивает меня сестра, а потом взволнованно смотрит на аппарат, измеряющий мой пульс: – Ты только не нервничай, пожалуйста, ладно? Доктор же сказал – тебе нельзя стрессовать.
– Это довольно сложно, – выдыхаю я с напряжением.
– Но ты попытайся, пожалуйста.
– Ладно...
– Как ты вообще себя чувствуешь? – спрашивает Аделия.
– Неплохо, – я киваю.
– Нет боли в груди или затрудненного дыхания, с которыми ты поступила в больницу на прошлой неделе?!
– Нет, не переживай, – улыбаюсь я и тянусь обнять сестру, потому что, по сути, это именно она меня спасла от возможной смерти. Если бы Аделия не догадалась позвонить Матвею Тихоновичу – он ничего не узнал бы и не организовал бы мне перевод в эту клинику. А без необходимого моему организму оборудования я бы просто могла умереть. Может, и нет, конечно, но болезнь развивалась стремительно, врачи честно предупреждали родителей и сестру: исход может быть любым. Так что... сегодня, тринадцатого января две тысячи двадцать третьего года – мой второй день рождения.
– Я так ужасно рада, что ты идешь на поправку, – говорит Аделия, а я обнимаю ее еще крепче и шепчу ей в ухо:
– Спасибо. Я так люблю тебя.
– И я очень люблю тебя, сестренка.
Сначала приезжают родители: они счастливы, что я пришла в себя и иду на поправку. Даже отец не скрывает своих эмоций, хотя обычно он очень сдержанный. Ну а мама и вовсе рыдает и не выпускает меня из объятий.
– Я думала, что мы тебя потеряем! – причитает она, а я, хоть и не должна волноваться сама, вынуждена утешать ее:
– Все нормально, мам, я жива и скоро буду здорова, обещаю...
– Этот мужчина... Матвей... он спас тебя! Он и наша Аделия! Но только, Эльвира... – мама напрягается, и я вместе с ней. – Ты все равно будь с ним осторожна! Мы не знаем, какие цели он преследует... может быть, он... он...
– Он не преследует никаких плохих целей, это я могу сказать вам точно, Надежда Игоревна, – вдруг говорит Матвей Тихонович, а мы все вздрагиваем и оборачиваемся, тут же замечая замминистра в дверях палаты. Я от неловкости готова провалиться сквозь землю, а моя мать как ни в чем не бывало подходит к нему и прощения просить явно не собирается:
– Матвей Тихонович, поймите меня правильно: непорядочных мужчин сейчас так много, что невольно подозреваешь каждого...
– Непорядочных людей и вправду полно, но это не зависит от пола, – отвечает ей мужчина, поджимая губы и, видимо, вспоминая Карину, а я тороплюсь вмешаться в ситуацию, пока она не стала совсем уж стремной:
– Матвей Тихонович! Здравствуйте!
– Здравствуйте, Эльвира! – откликается мой спаситель. – Персонал клиники сообщил мне, что вы наконец пришли в себя, и я решил, что должен как можно скорее вас навестить.
В руках у него букет цветов – белые лилии и красные розы, совсем как в первый раз, – и я невольно смущаюсь, опуская глаза:
– Спасибо, это так приятно.
Тут моя маленькая мудрая не по годам сестренка обращается к нашим родителям:
– Мам, пап, пойдемте, пусть они пообщаются, – и они втроем уходят, причем мама – очень неохотно, предварительно целуя меня в лоб и обещая, что непременно приедет завтра.
Когда мы с Матвеем Тихоновичем наконец остаемся вдвоем, я говорю извиняющимся тоном:
– Простите, пожалуйста, моя мама... она...
– Она очень беспокоится о вас, – заканчивает за меня мужчина.
– Да, но она была груба с вами, хотя вы столько для меня сделали...
– Не так уж много я и сделал, – он с улыбкой пожимает плечами. – Всего лишь принял звонок от вашей сестры, прикинулся вашим троюродным братом и выписал клинике чек на содержание и медицинские услуги.
– Я верну все деньги, как только встану на ноги! – говорю эмоционально, но Матвей Тихонович меня останавливает:
– Ни в коем случае. Вы помогли мне – я помогаю вам, все честно. Варя и Богдан, кстати, в курсе, что вы болеете, они рисовали вам открытки и просились приехать... Но я не мог привезти их сюда без вашего разрешения.
– Я буду только рада! – восклицаю я. – Пускай приезжают хоть завтра!
– Хорошо, непременно, – мужчина улыбается. – А теперь расскажите, как вы себя чувствуете и что говорят доктора...
Я рассказываю ему все, что могу, а потом и сама задаю вопрос:
– А как вы и ваши дети, Варя и Богдан?
– Все нормально, – он поджимает губы, но я смотрю на него внимательно и пристально, требуя правды, так что в конце концов он нехотя рассказывает: – Ну, не считая того, что несколько дней назад ко мне приходил мой политический оппонент – его зовут Анатолий, – и дал мне срок до конца января. Если к этому времени я не продвину его законопроект – он организует мне новую серию судов, в ходе которых Варю могут отдать Карине.
– Ужасно, – я закрываю рот ладонью. – Что вы собираетесь делать?!
– Я не знаю, – он качает головой. – Но я должен придумать, иначе уже к весне потеряю дочь, а потом и сына...
МАТВЕЙ. 22 глава
– Я очень сочувствую вам, Матвей Тихонович, правда... – Эльвира поджимает губы, а я сам в ответ лишь тяжело вздыхаю: я знаю, что ее чувства и эмоции – искренние, и она очень хотела бы помочь мне, но... не может. Эльвира – букашка... нет, не так даже: она – песчинка по сравнению с огромной политической махиной по имени Анатолий! Я и сам в сравнении с ним – не больше чем мышь. Такая, знаете ли, гневно пищащая и отчаянно бегающая из стороны в сторону мышь. Энергия есть, но возможности сражаться – очень ограниченные, ведь Анатолий – настоящая гиена.
Вот только мне показывать истинные эмоции не позволено.
– Ничего, я обязательно справлюсь, – говорю я с натянутой улыбкой, хоть и понятия не имею, как именно буду справляться.
– Конечно, – кивает девушка и неожиданно протягивает руку, касаясь пальцами моего локтя. Мы сталкиваемся взглядами и ровно секунду мне кажется, что между нами вспыхивает искра и что мы понимаем друг друга, как никто... Но уже в следующее мгновение магия этого момента рушится, потому что дверь палаты с шумом распахивается, и на пороге появляется Аделия. Эльвира поспешно одергивает руку, но ее сестра, кажется, все равно все видела, потому что явно смущена и начинает извиняться:
