– Шарлотта! – Я возмущенно мотаю головой. – Люди считают, что ты чудесная, изумительная!..
– Да, да, это все прекрасно, – перебивает она. – Но признайтесь, что даже вы, мои самые близкие подруги, иногда смотрите на меня и думаете: о Господи, какая же она корова!
– Ну что ты, Шарлотта... – снова пытаюсь я остановить подругу.
– И я вас не виню! Так оно и есть. Я уродливая, неуклюжая корова! Жирная, не умею правильно одеваться, даже не знаю, как губы накрасить!..
– Мы всегда считали, что тебе нравится выглядеть... гм... естественно, – осторожно говорит Грейс.
– Вовсе нет, Грейс, я себя презираю!
– Такие мысли не прибавляют уверенности в себе, – подает голос Валентина. – Лично я, пока не выщиплю брови, даже не могу выйти из дома!
Реплика остается без внимания.
– Знаю, – продолжает Шарлотта, – счастье не только в красоте и стройности, но если ты всю жизнь толстая и страшная, счастья тебе точно не видать! Вы не представляете, как бы я хотела быть похожей на вас!
Я уже собираюсь снова начать спорить, как вдруг в голову приходит светлая мысль. А ведь Шарлотта права – по крайней мере отчасти. И если кое-какие изменения сделают нашу подругу более уверенной в себе, почему бы не прийти ей на помощь?
– Слушай, Шарлотта! – решительно объявляю я. – Мы все любим тебя такой, какая ты есть, и это чистая правда. Но если ты действительно так сильно страдаешь, мы могли бы тебе помочь.
– Что ты имеешь в виду?
– Тебе нужно кардинально изменить свой внешний вид!
Она смотрит на меня недоверчиво.
– Я серьезно! Мы поможем тебе привести себя в форму, подберем красивую стрижку, научим делать макияж – все, что угодно, лишь бы ты была счастлива!
– Шарлотта, – округляет глаза Валентина, – я представлю тебя управляющему салона «Эндрю Херберт»! Он в два счета превратит тебя в Дженнифер Энистон! Ой, как интересно! – Она едва не хлопает в ладоши от восторга.
– Вряд ли это так просто... – неуверенно говорит Шарлотта.
– Чепуха! – подключается Грейс. – Самое главное, у тебя хорошенькое личико. Умелый макияж творит чудеса!
– На самом деле я считаю, что главная проблема – мой вес...
– Запишешься в группу «Вес-контроль». Постой, мы все пойдем с тобой, для моральной поддержки. Валентине это тоже будет полезно! – подмигиваю я.
– А может, лучше просто принимать рвотное средство после еды? Принцесса Ди говорила, что это очень эффективно! – предлагает Валентина.
Я посылаю ей испепеляющий взгляд.
– Вы думаете, все это поможет? – робко спрашивает Шарлотта.
– Да! – хором отвечаем мы.
– А платье? Я так виновата перед тобой, Джорджия...
– Глупости! – возражает Джорджия. – У ателье еще достаточно времени, чтобы сшить к сроку новое! Не так ли, Анна?
– Конечно, нет проблем, – кисло бормочет портниха.
Глаза Шарлотты теперь оживленно сверкают. Я не хочу упускать такую возможность и в первый же удобный момент отзываю ее в сторону.
– Ты должна мне кое-что пообещать. Если у нас все получится, ты перестанешь избегать Джима!
Шарлотта заливается смехом.
– Договорились! Все, что пожелаешь, Айви! Все, что пожелаешь!
Ливерпуль
Суббота, 24 марта
Я знаю только одного человека, который способен надеть на собственную свадьбу ковбойскую шляпу и боа из перьев, и этот человек – моя мать.
– Забавно, не правда ли? – спрашивает она, крутясь перед зеркалом.
– Ты выглядишь как Джон Росс Юинг в юбке, – мрачно говорю я.
Мамочка строит мне рожу.
– До чего же ты консервативная, Айви! – вздыхает она.
– Все дети так или иначе бунтуют против своих родителей. Консерватизм – единственное, что мне оставалось!
Мать со смехом ерошит мои волосы. Она так поступает с тех пор, как я себя помню, и, пожалуй, будет продолжать даже после моего выхода на пенсию. Раньше ее привычка сводила меня с ума, но теперь я повзрослела и многое поняла. Могут же у моей матери быть собственные уникальные особенности. А поскольку эта особенность далеко не самая эксцентричная и почти не привлекает внимания окружающих, я решила с ней смириться.
– Ты не пыталась думать о чем-нибудь более... гм... сдержанном? – спрашиваю я, вспоминая картинки из журналов для невест.
Да, нашла что вспомнить. Вкусы моей матери не имеют ничего общего со сдержанностью. «Безудержность» – вот слово, которое характеризует ее гораздо лучше!
– О чем-то скучном, ты хочешь сказать? – кривится мамуля, оглядывая ряды вешалок. – Ага, вот что мне по вкусу! – И она снимает с вешалки длинное, вполне традиционного вида платье.
Мое сердце замирает. Неужели?..
– Интересно, сошьют они такое из полосатого хлопка? – задумчиво бормочет мамуля.
Совсем скоро мама выходит замуж за Боба, с которым они встречаются вот уже шесть лет. Сказать, что парочка создана друг для друга – значит не сказать ничего. Да, моя мать – абсолютно эксклюзивный экземпляр, но и Боб ничуть не менее редкое исключение из общих правил. Эти чудики похожи, как две спички из одного коробка!
Он – бородатый преподаватель философии в университете и носит веревочные сандалии такого древнего фасона, что, наверное, раньше они принадлежали самому Всемогущему. Она – инструктор йоги и обожает одежду ярких расцветок, так что если смотреть на нее слишком долго, рискуешь ослепнуть. У обоих такой блуждающе-рассеянный взгляд, словно они сидят на транквилизаторах (не удивлюсь, если половина окружающих так и думает!). Не знаю, конечно, чем они там баловались в юности, но подозреваю, что Сара и Боб просто родились с таким выражением лица.
Конечно, я никогда не буду считать Боба отцом, но я рада, что эти двое все-таки решили пожениться. Мама заслуживает счастья, а Боб, я знаю, для нее в лепешку расшибется. Конечно, если мамины желания не будут входить в противоречие с его моральными запретами, список которых весьма обширен – от загрязнения пляжей в Формби до истребления гималайских медведей в Китае.
Впрочем, мамуля и не собирается покушаться на его убеждения – ее собственный перечень этических принципов по объемам может конкурировать с телефонным справочником. И хотя в детстве она кормила меня чечевицей в огромных количествах (до сих пор не пойму, как мой кишечник не взорвался; шоколадные бисквиты я впервые попробовала в двенадцать лет), а идеальный семейный отпуск в мамулином представлении – это неделя в палаточном лагере борцов против гонки вооружений, повзрослев, я поняла: моя мать – парень что надо.
Отец, с которым она познакомилась в начале семидесятых в колонии хиппи, исчез из нашей жизни, когда мне было два года. Иногда мне кажется, что я помню его лицо, но, возможно, это лишь старые фотографии и обрывки маминых рассказов...
