Наумов осторожно поцеловал женщину в щеку, в фривольном приветствии.
— Я привез последнюю картину, — сказал он с энтузиазмом подростка.
Заметив блеск в его глазах, Рита мягко улыбнулась.
— Судя по твоему настроению, она удалась, — сказала женщина, принимая сверток из его рук.
Вернулась помощница. Юная студентка местного ВУЗа помогла Рите распаковать портрет.
На секунду, Маргарита потеряла дар речи.
— Господи, Кирилл, — наконец, произнесла она, — это лучшее, что ты рисовал когда-либо! Я не помню подобных работ со студенческих времен. После той истории, ты стал рисовать иначе…
Рита подняла на Наумова виноватый взгляд, осознав, что сказала лишнее. Каждое упоминание о «той истории» причиняло ему невероятную боль. До сих пор. Прошло аж десять лет! Но на этот раз, Кирилл даже бровью не повел. Маргарита отметила это изменение в нем, и снова задумчиво изучила друга.
— Я стал рисовать хуже, — сказал он, — Когда погибла Валя, я стал рисовать хуже, верно? Но я вернулся в седло. Интересно, понравится ли это моим покупателям?
Рита внимательно смотрела на Кирилла. Он стал другим. Казалось, он ведет себя словно человек, решивший жить последний день.
— Что-то случилось? — осторожно спросила она.
— Нет, с чего ты взяла?
Рита смутилась под его пронзительным взглядом, и снова обратила свой взор на портрет.
— Постой-ка, эта девушка мне очень кого-то напоминает…
— Ты любишь футбол?
Рита недоуменно посмотрела на Кирилла, пытаясь сообразить, к чему он это спросил.
— Не особо, — сказала она, осторожно.
— Может, кино смотришь?
— Конечно, смотрю, кто его не смотрит!
— «По ту сторону фронта» видела? Или «Они тоже люди»?
Рита недоуменно вскинула бровь.
— К чему ты клонишь?
— А за кого ты будешь голосовать на выборах? Может, ты, изучив «Тактику моей жизни», или «Кровавую помаду», наконец, поймешь, о ком я говорю?
Рита округлила и без того крупные глаза.
— Это Семенова? — выдохнула она шепотом, — Которая?
— Младшая, — ответил Кирилл, — Но никто об этом знать не должен. Похожа и похожа. Просто совпадение, поняла?
Рита неуверенно кивнула.
— Помнишь «Морской бриз»?
— Конечно, я повесила его на входе. Очень светлая, и добрая композиция, ты ведь знаешь…
— Это она его нарисовала, — указав на портрет, сказал Наумов.
Рита недоверчиво взглянула на портрет.
— Но там же было написано «Ксения Тульская»?
— Это девичья фамилия ее матери.
— Черт… складывается впечатление, что это семейка впитала в себя энергию, и таланты всего мира.
— Так и есть, — криво усмехнулся Кирилл.
— Если пресса прознает о том, что у тебя есть ее портрет, на придумывают бог знает чего.
— Но ты ведь не скажешь?
— Конечно, нет.
— Вот и прекрасно. Пусть фея номер семь займет свое место в ряду «Лесных фей», хорошо?
— А как подписать?
— Напиши: «Фея счастья».
— Я имела в виду имя.
— Ксения Тульская.
Рита помолчала, закусив губу.
— Может, стоит продать портрет в комплекте с «Бризом»? Так, наверняка, дадут больше.
— А кто сказал, что я хочу продать ее портрет? Висит, пусть висит. Но не продавай.
Рита непонимающе уставилась на студенческого друга.
— Я понимаю тебя все меньше…
— Я обещал этот портрет Наталье, — соврал Кирилл.
Но это была ложь во спасение. Только после подобного объяснения, Марго согласилась не предоставлять информации о портрете, всем интересующимся.
Картина перекочевала из рук Риты в руки помощницы, потом на стену. В ряд, где с белой стены, словно с небес на грешную землю смотрели семь красивых своеобразных женщин.
Рита замерла рядом с Кириллом, внимательно изучая общую картину.
— Вышло довольно… — она замолчала, подыскивая слова, — интересно. Вполне возможно, что кто ни-будь изъявит желание приобрести всю коллекцию…
— Я же сказал, Ксюшу не продам.
Рита нахмурилась.
— Ты ведешь себя, как ребенок. Ты знаешь, сколько можно выручить за семь картин?
— Я похож на человека, которому нужны деньги?
— Если ты так себя будешь вести, окажешься в луже. Тогда твои драгоценные Семеновы выкинут тебя, как ненужную шавку.
Наумов кинул на Риту предупреждающий взгляд.
— Как я сказал, так и будет, ясно?
Маргарита взглянула на Наумова исподлобья.
— А ты изменился, — сказала она.
— Ничего подобного. Меня просто раздражает, когда ты становишься жуткой скупердяйкой. Деньги — не смысл жизни. Они всего лишь то, что прилагается к ней.
Маргарита молча смотрела на Кирилла, оставаясь при своем мнении.
— Одним словом, Наумов, ты просто лирически настроенный дурак. Я повторяю, дело твое. Но потом, что бы ни приходил ко мне плакаться в жилетку, ясно? — передразнив его тон, ответила Рита.
— Ясно, — смиренно ответил мужчина, и Марго вновь узнала в нем того Кирилла, в которого была влюблена в студенческие годы. И снова стала его на веки.
Женщина сдержанно улыбнулась Кириллу в ответ и двинулась от него прочь. Наумов ее по настоящему беспокоил. Он стал странным, другим.
Рита снова оглянулась на Кирилла. Мужчина стоял в центре своей галереи, и внимательно осматривал уже начавшую вырисовываться картину его выставочной галереи. Здесь он был на своем месте. Наумов был увлечен процессом, пока глаз его не зацепился за семь портретов. Коллекция фей.
Марго обратила свой взор на юную Семенову, и позавидовала ей. Казалось, она завладела его вниманием на довольно продолжительный срок. Если Ксения позировала для Кирилла, значит, они знакомы. Неужели Кирилл изменил своей драгоценной Наташе?
— Кир! — позвала она.
Наумов удивленно оглянулся. Так его давно никто не звал.
— Что это за фривольное обращение, Петрова?
Казалось, шутливых перепалок Риты и Кирилла, никто не замечал.
— Иди-ка сюда, мне надо спросить кое-что важное у тебя, — Рита двинулась в свой застекленный кабинет.
Это место Марго обожала. Она держала свою галерею давно, многие знаменитые художники выставлялись здесь, и ее галерея пользовалась довольно не плохим спросом. Но личный кабинет Риты был ее любимым местом во всей галерее. Небольшое помещение, отгороженное от основной галереи толстым стеклом, внутри которого постоянно переливалась голубоватая вода. Дверь была простой, стеклянной, но ее никто не замечал, за всем этим великолепием. В центре кабинета, словно огромная таблетка, на маленьких белых круглых ножках стоял диван, на полу валялась шкура белого медведя, стены украшали элегантные светильники, на окнах, вместо штор, от высокого потолка до пола, висели занавеси из ракушек. Вместо обоев, или покраски на стенах висели длинные ряды, обтрепанных декоративных циновок. У окна с ракушечной занавеской, стоял большой стол, на белых плетеных ножках, со столешней, такой же, как стены. В ней все время проходила циркуляция воды. На краю стола стояла кипельно белая ваза из матового фарфора с плавными изгибами. В ней нашли свое прибежища те самые странные растения, которые показались Кириллу похожими на гербарий. Ни картин, ни бумаг. Куда все это спрятано?
— Ритка, дай мне телефон твоего дизайнера, — сказал Кирилл, изучив комнату.
— Ты знаешь, мой телефон, — сказала женщина, и поправив очки, села за стол.
— Талантливый человек, талантлив во всем.
— Не переводи тему разговора…
— А где все твои бумаги?
Рита сжала губы, стараясь не рассмеяться и выглядеть строго. Она поднялась из-за своего стола, и отодвинула одну из циновок. Под ними, встроенными в стену, оказались полки для бумаг. И только сейчас Кирилл заметил сбоку шнурки, именно они поднимали циновку, как жалюзи, при необходимости.
— Умно, — выдохнул он, и распластался на диване.
Рита снова села за свой стол в своем белом кабинете, выделяясь темным пятном.
Странно, но она жутко напоминала Кириллу, Наташу.
— Кир? Я хочу спросить у тебя кое-что. Ты можешь мне, конечно, не отвечать, это только твоя жизнь. Но мне ты можешь доверять…
