Еще чашечку кофе?
Он прекрасно осознает, какое производит впечатление на женщин, и бесстыже этим пользуется. Я ведь правда решила своим затуманенным мозгом, будто он разводит меня на секс.
— Нет. Мне нужно как можно скорее вернуться в офис. Я вызову такси.
— Зачем же? Я отвезу.
— Не надо! Ясно? На меня эти твои штучки не действуют! Я знаю, чего ты стоишь. Поэтому даже не надейся запудрить мне голову.
Я вскакиваю. Хватаю сумку в одном единственном желании убраться отсюда поскорее. Не знаю, почему так на него реагирую. Почему его самодовольный сытый вид доводит меня до белого каления?! И попытки косить под джентльмена тогда, когда я буквально нахожусь у него в заложниках. Никогда не понимала этого лицемерия! Ладно, ты припёр меня к стенке. Кто ж спорит? Ты это знаешь. И я это знаю. Но зачем… зачем этот идиотский театр? Зачем меня, как нашкодившего котёнка, снова и снова тыкать носом в собственное бессилие?
— Я сработала профессионально. Не привнесла ни строчки от себя в то интервью, что так тебя задело. За что ты мне мстишь? За то, что я посмела опубликовать одобренный тобой текст? Неужели это настолько тебя задело? Господи!
— Да плевать мне на твою писанину! Если бы это дерьмо не прочитала моя дочь, я бы и знать о ней не знал! Ты хоть представляешь, какой это стресс для ребёнка?! Или ты совсем без мозгов?!
Мы сидим в закутке, но на нас всё равно оборачиваются. Я стою, сжав кулаки, грудная клетка ходит ходуном…
— А что такого я написала?
— Что я отнял её у матери! Кем надо быть, чтобы это придумать?!
— Твоей женой? — интересуюсь тихо, выжидаю секунду, разворачиваюсь на каблуках и ухожу. В голове сумбур. А что, если Наталья врала? Нет. Быть такого не может. Она же мать. И я могу понять, какие цели она преследовала, давая интервью. Это был жест отчаяния. Когда огласка случившегося — единственный шанс вернуть ребёнка. Моя мать тоже однажды прибегла к этому способу. Когда отец меня у неё отнял. В тот раз он её не бил… Просто сказал, мол, ладно, раз хочешь — уходи, но Нелли со мной останется. И она ушла, надеясь, что если выберется в столицу, если поднимет тревогу в ведомстве, если пожалуется, куда следует, ребёнка ей вернут. Очень скоро моя мать поняла, что ошибалась. Её, конечно, выслушивали, а потом, сочувственно похлопав по плечу, мягко рекомендовали вернуться к мужу и не выносить сор из избы. Она боролась с ветряными мельницами почти три месяца, а потом вернулась, да…
Андрей
— Андрей Владимирович?! Как говорится, на ловца и зверь бежит! А я вот вас набираю. Отличные новости по поводу апартаментов на Наличной. Всё! Продавец созрел. Надо брать его тёпленьким.
— На Наличной? Нет… зачем?
— В каком смысле — зачем?
— В прямом. Я передумал.
— То есть как? — не на шутку тупит Григорий. — Отличное ведь предложение! И под ваши параметры идеально подходит. Его категорически нельзя упускать! Мы ведь только два дня назад сошлись на этом мнении.
Может быть. Но я хочу…
— Я хочу свою коммуналку.
— На Васильевской?! Андрей Владимирович, но вы же помните, что нам не удалось убедить всех собственников в необходимости продажи?
— Естественно, помню, Гриша! Я, к счастью, ещё не впал в маразм, — рявкаю недовольно в трубку, как будто это мой риелтор виноват в том, что я сам не знаю, чего хочу. А я знаю. Теперь какого-то чёрта знаю… Я хочу крови. Одной маленькой, острой на язык стервы.
— Тогда я не понимаю, — сдаётся Григорий.
— Что тут непонятного? Выкупаем квартиры более сговорчивых соседей, а там я что-нибудь придумаю.
— Вы уверены?
Да. Я уверен. Хотя здравый смысл вопит о том, что моя затея — полное безумие, в которое не следует ввязываться. Надо ли мне это дерьмо? Нет, конечно же, нет… С другой стороны, наверное, надо как-то соответствовать присвоенному мне ни за хрен собачий званию мудака. Чтобы никто, мать его так, не разочаровался.
— Абсолютно. У нас есть понимание, кто готов съехать немедленно?
— Да откуда мне теперь это знать? Считай, заново надо всё просчитывать. Возвращаться к переговорам с потенциальными продавцами, подбирать новые варианты расселения, потому как я совсем не уверен, что прежние до сих пор актуальны.
— Так проверь. И отзвонись. Чем раньше мы провернём сделку, тем лучше.
— Но апартаменты на Наличной…
— Я не хочу апартаменты на Наличной. Сделай, что я прошу!
Отбиваю вызов, прячу телефон в карман и отворачиваюсь к окну. Дело идёт к вечеру. Из-за потерянного в лаборатории времени мне приходится здорово задержаться в офисе. А ведь Мишель вернулась домой, и мне не терпится узнать, как прошла её встреча с матерью. Не обидела ли та её ненароком. Мою тревогу успокаивает лишь то, что при передаче дочки с рук на руки Наталья, кажется, даже растрогалась. Всё ж она не совсем пропащая. Просто… неготовая, да. Может, будь Мишель здоровой — и у нас бы всё сложилось иначе, но дочь с особенностями не смогла вписаться в расчудесную жизнь моей бывшей женушки. Хотя она, надо признать, старалась. Другое дело, что энтузиазма Наташки обычно не хватало надолго. Реабилитация Мишель требовала системности, определённой привязки к месту, ко времени. А она… Короче, в вопросах воспитания дочери я не мог положиться на жену. Вот и всё.
Наш случай вовсе не уникальный. Так бывает во многих семьях. Кто-то не справляется. Правда, обычно сливается как раз отец. Иногда я думаю, что отдуваюсь за всех этих малодушных гадов. Такая вот ирония. Не подумайте, что я жалуюсь. В принципе я доволен жизнью. Более того, я не променял бы свою дочь ни на какого другого, пусть даже здорового ребёнка, если бы можно было вернуться назад и всё изменить. Но в этом нет ничего такого. Никакого подвига. Это вполне обычная для любого адекватного родителя история. Я не претендую на звание великомученика. Мне не надо петь дифирамбы. Но и демонизировать, мать его так, не надо! Чёрте что… Сам себе не могу объяснить, какого хрена меня так встряхнула эта журналюжка. Вероятней всего, тем, что она действительно уверовала в то, что я мерзавец? Скорее всего...
А ещё она жутко меня разозлила, сбежав. Как будто это она меня
