больно — его любимое хобби. — Ее пальцы остановились в моих волосах. — О черт, нет. Не так. Тебе не нужно вызывать на него полицию или что-то в этом роде. Он просто мальчишка, который думает только своим членом.
— Если ты посмотришь чуть глубже, то обнаружишь, что за этим кроется нечто большее.
— Да, в нем до хрена обид и злости, которые он пытается скрыть от мира.
— Но ты это видела. Разве это не говорит тебе о чем-то?
— Да, о том, что я гребаная дура, которая ничего не может с собой поделать. Если бы только он был бесполезен в постели, — размышляю я, к ее удовольствию. — Ты слишком сильно наслаждаешься этим.
— Вовсе нет. Но ты не ошибалась ранее. Я безнадежный романтик и всегда болею за плохих мальчиков, потому что, как говорится, это правда. Их можно приручить, но только с помощью правильной женщины.
Я оглядываюсь через плечо и сужаю глаза.
— У тебя есть плохой мальчик, не так ли?
Она посмеивается. — Да, он носит косуху и ездит на мотоцикле.
Я качаю головой. — Жнец?
— У меня возникло подозрение, что ты о них слышала.
— Полагаю, это объясняет, почему вы готовы лечить всех этих извращенных ублюдков.
— Это моя жизнь в двух словах, — смеется она. — Думаю, тут с тебя хватит. Готова пойти и разобраться со своим плохим мальчиком?
— Нет, не совсем.
— Ну, у тебя есть несколько часов, чтобы принять решение, а потом я тебя выпишу, и ты сможешь исключить его из своей жизни, если захочешь.
— Если бы это было так просто.
— Если он борется за тебя, ты знаешь, что он тот самый.
— Или он так же ослеплен моей киской, как я его членом.
Мария смеется. — Если ничего не выйдет, ты впишешься в ряды Жнецов.
— Думаю, одной коррумпированной организации в моей жизни достаточно. Но все равно спасибо.
— Теперь я понимаю, почему вы с Эмми подружились.
— Ты видел ее вчера?
— Недолго. Я как раз приступила к работе, когда она уходила. Она — идеальный пример того, что я имею в виду, говоря об укрощении плохих мальчиков.
Я откидываю голову назад и смеюсь. — О да, Тео у нее именно там, где она хочет.
— Так поставь его кузена туда же, — говорит она, давая мне понять, что более чем осведомлена о семейной динамике, царящей в семье Чирилло.
После того как Мария переодевает меня, я облачаюсь в леггинсы, лифчик и толстовку на молнии, которую Джоди, очевидно, принесла мне, пока я спала прошлой ночью. Еще кто-то, кто точно знает, как удобно мне было прижиматься к Нико.
Я помню, как Брэд ушел после неловкого, как черт, визита, когда я знала, что он трахнул шлюху в пятницу вечером, а он пытался сделать вид, что это не так. Я должна была просто сказать ему об этом. Мне все равно, куда он засовывает свой член, лишь бы не в меня. Но заставить его быть честным означало бы, что мне придется предложить ему то же самое взамен, а у меня не было никакого желания говорить о своей жизни начистоту.
Когда Мария открывает дверь, в комнату врывается прохладный воздух, и у меня сводит желудок, а сердце подскакивает к горлу при мысли о том, что я могу выйти и снова встретиться с Нико.
Я была измотана, когда Брэд ушел, и не знаю, что это было — гормоны или что еще, но я сломалась. Это приближалось. Я чувствовала себя все более и более неустойчивой каждый раз, когда просыпалась, но то, что он ушел, стало последней каплей.
Я просто не помню, чтобы Нико когда-нибудь позволял себе утешать меня. Но я знаю, что он это сделал.
Часть меня в восторге от того, что он был рядом, когда мне кто-то был нужен. Но есть и другая часть, которая ненавидит его. И эта часть понимает, почему он испугался так, как на прошлой неделе, когда рухнул в моих объятиях.
Набравшись уверенности, я высоко поднимаю голову, распахиваю дверь пошире и выхожу.
Только… его здесь нет.
Я останавливаюсь посреди комнаты, наблюдая, как Мария набивает подушки и убирает вещи.
— Поверь в него, — говорит она, прочитав выражение моего лица.
— Он поступил правильно, — заставляю я себя сказать, в очередной раз сдерживая слезы.
Что, черт возьми, со мной не так?
Если только это не связано с Джоди, я не испытываю эмоций из-за людей. Никогда.
Избегая кровати — воспоминания о том, как я проснулась на ней с ним, еще слишком свежи, — я иду к откидному креслу, мимо которого прошла Мария, глядя в окно.
— Вот, — мягко говорит она. — Пришло время вернуться в свою жизнь.
Она кладет мою сумку мне на колени, и я испускаю тяжелый вздох.
— Нет ничего хуже, чем торчать здесь, Брианна. Подтяни свои трусики большой девочки. У тебя есть люди, которым не все равно, и которые хотят тебя услышать.
Я не спорю с ней. Какой в этом смысл?
— Я скоро уйду со смены, но кое-кто скоро вернется с завтраком, — говорит Мария, пока я сосредоточенно смотрю на яркое летнее утро за окном. Мне хочется ощутить тепло солнца на своей коже, вдыхать носом сладкий аромат цветов и свежей травы, а не стерильный больничный воздух.
— Спасибо, — шепчу я, все еще борясь со своими эмоциями.
— Надеюсь, к тому времени, когда я вернусь, ты уже уйдешь. Удачи.
Я вздыхаю.
— Верь, — повторяет она. — Не может быть, чтобы он тебя бросил.
— А должен. Так было бы легче для нас обоих.
— Ничто, за что стоит бороться, не дается легко, Брианна.
С этим зловещим советом, повисшим в воздухе между нами, она сжимает мое здоровое плечо в знак поддержки и выходит из палаты.
Тишина окутывает меня, как нежеланное объятие, и я быстро достаю телефон из сумки, чтобы отвлечься от боли в груди от осознания того, что он сбежал, как только я повернулась спиной.
Он разряжен, и, порывшись в сумке, которую доставила Джоди, я нахожу зарядное устройство, подключаю его к стене и жду, пока он включится.
Почти сразу же он начинает жужжать от сообщений, электронных писем и уведомлений в социальных сетях.
Я получаю сообщения от Калли, которая уверяет меня, что помощь уже в пути и нужно просто держаться, что ничего не имеет значения, кроме того, что мы оба в порядке.
Брэд с чувством вины говорит мне, что приедет в гости, как только сможет, и что ему очень жаль. Все это кажется совершенно бессмысленным. Если бы ему было не все
