— Хотите верьте, хотите — нет, но ваша мать любит вас.
— Ну и что с того, Милли? И потом, за что меня любить? Я стала такой неприятной. И как только Робин до сих пор терпит? Чего это ему стоит?
— Ему, конечно, приходится нелегко, миссис Де Марко.
Талли бросила на нее пристальный взгляд: «Что она имела в виду? Она согласна, что я действительно стала неприятной?» Но трудные вопросы быстро улетучились из ее головы. Она думала о Бумеранге.
Прижимая маленькую Дженнифер к груди, она тихо сказала:
— Милли, я боюсь, он не позволит мне забрать Бумеранга.
— Миссис Де Марко. Талли, — опустив глаза, Милли поглаживала полированное дерево столешницы. — Его жизнь и так сломана. Зачем вам добивать его?
— А я? Ты думаешь, я смогу жить без Буми? — спросила Талли громким и резким голосом. — Ты думаешь, я смогу уйти без моего мальчика? Разве смогу я жить с кем бы то ни было, где бы то ни было, пожертвовав своим сыном?
Милли стала собирать со стола чашки.
— Миссис Де Марко, я знаю, что это тяжело. Мать нельзя разлучать с ее ребенком. Но тогда вы должны остаться здесь. Остаться ради Бумеранга.
Талли вздрогнула.
— Милли я не могу остаться, — сказала она испуганно. — Я не могу бросить Джека.
Милли вздохнула.
— Миссис де Марко. Авраам был готов принести в жертву своего единственного сына ради любви к Господу.
Талли вскочила.
— Я не хочу жертвовать никем. Точка. Никем.
— Попробуйте, — буркнула Милли себе под нос.
Талли услышала ее слова, но решила не реагировать. В сущности, и решать-то не пришлось — она попросту была не в. силах продолжать этот разговор.
Это не было решением.
Она отнесла Дженнифер наверх, уложила ее и сама вытянулась рядом. «Мой жертвенный агнец, — подумала Талли. — Мой ягненочек».
— Все хорошо, мое сокровище, все хорошо, моя маленькая, — шептала она, прижимая к себе дочь. — Может быть, хоть тебя мне не придется приносить в жертву.
Талли лежала долго — до тех пор, пока не пробило три и из школы не вернулся Робин-младший. Талли накормила сына и помогла ему сделать уроки. В четыре все вместе — Талли, Дженни и Бумеранг — отправились гулять. Бумеранг долго возился в своей хижине, а потом, пока Дженнифер спокойно спала в коляске, они с Талли гоняли футбольный мяч.
— Мам, папа сказал, когда мне будет восемь лет, он научит меня играть в регби.
— Он так сказал? Только через мой труп.
— Мам! Он предупреждал меня, что ты так скажешь Это мужская игра, мам.
— Да, тупая мужская игра.
— Мама! Папа говорит, что ты просто не понимаешь.
— Все я понимаю. Ты видел, каким твой папа приходит домой после матча? Хорошо он выглядит?
— Нет, но он выглядит как мужчина, мам. И он же играет полузащитником. А им всегда достается. А я хочу быть защитником. Я буду звездой.
— Иди поиграй в мяч, Бумеранг. Я поговорю с отцом, когда он придет домой.
— Робин, мам. Я хочу, чтобы меня называли Робин.
— Робин, сынок. Робин.
Бумеранг побежал за мячом, а Талли, тихонько качая коляску Дженни, смотрела на своего восьмилетнего сына, и сердце ее становилось все меньше и меньше, а тяжесть вокруг него — все больше и больше.
Робин пришел домой около шести. Они еще гуляли. Он вышел во двор через кухню. Услышав, как хлопнула дверь, Талли обернулась. Бумеранг подбежал к отцу.
— Папа, ты все угадал, ты все угадал! Мама не хочет, чтобы ты учил меня играть в регби! — закричал он.
— Конечно, не хочет, Буми, — сказал Робин, ероша сыну волосы и глядя на Талли. — Она твоя мама. Она не хочет, чтобы тебе делали больно.
Талли, отвернувшись, глядела в опускавшуюся темноту. Через несколько минут все пошли в дом. Талли села за стол и смотрела, как Робин роется в холодильнике. Она и раньше любовалась мужем, когда тот приходил с работы, — он всегда был так безупречно одет. А сегодня в двубортном синем костюме от Пьера Кардена он выглядел особенно хорошо.
— Тебе нравится мой костюм, Талли? — спросил Робин, заметив ее взгляд.
— Очень.
— Хочешь, чтоб я продал такой для него? За сходную цену?
Талли встала из-за стола и, не сказав ни слова, вышла из комнаты.
Позже, когда Бумеранга уложили спать, Талли спустилась якобы к телевизору. На самом деле ей хотелось поговорить с Робином. Но он сказал:
— Я устал. Я ложусь спать.
— Но сейчас только девять часов! — воскликнула Талли.
— Я хочу спать, — сказал Робин, смотря на нее в упор.
Она прилегла на диван и включила телевизор.
— Хорошо, только не кури в постели.
Через несколько часов Талли поднялась в спальню. Услышав ее, Робин проснулся.
— Робин, — позвала она, присев на его части постели и теребя в руке одеяло. Он сонно посмотрел на нее. — Робин, — продолжала Талли, — он уехал. Он вернулся в Калифорнию.
— Хорошо. Изумительно. Хочешь, чтобы я захлопал в ладоши.
— Ты думаешь о том нашем разговоре?
— О чем ты? Каком разговоре? У нас с тобой было так много разговоров, — раздраженно сказал он.
Талли оказалась в трудном положении — она не привыкла просить, тем более умолять.
— Робин, ты думал… — Она не в силах была продолжать.
— О чем?
— Ты думал о Бумеранге?
Взгляд Робина стал холодным, он оттолкнул ее.
— Я думаю о Бумеранге каждый день.
— И что ты решил?
— Талли, я тебе уже дал ответ. Я не изменю своего решения. Это невозможно.
Она сползла с постели и встала на колени.
— Робин, пожалуйста, — прошептала она. — Ты знаешь, что я не могу уехать без него.
— Я не знал, что ты скоро уезжаешь.
— Совсем нескоро. Но я не могу уехать без него.
— Так не уезжай.
— Послушай, Робин. У тебя много денег. Ты сможешь приезжать к нему каждую неделю, если хочешь… Ты будешь приезжать на выходные.
— Талли! — закричал он, вскакивая, будто ошпаренный. Талли отскочила. Он шагнул к ней и заглянул в лицо: — Талли, мне кажется, ты меня не понимаешь.
— Этот разговор закончен. Бумеранг — это все, что у меня есть. Я повторяю, что никогда, слышишь, никогда не отдам его.
— Для меня Бумеранг тоже все, что у меня есть, — пролепетала Талли, пряча лицо в ладонях.
— Но это же неправда, Талли. У тебя много чего есть. У тебя есть Джек. У тебя есть Дженнифер. У тебя будет Калифорния. Вы с Джеком и Дженнифер будете жить в Калифорнии. Видишь, сколько у тебя всего.
— Без Бумеранга у меня ничего нет.
— Хорошо. Тогда оставь Калифорнию Джеку. А сама оставайся здесь с Бумерангом, Дженни и со мной.
