— Следующим в чем? — не понял брат.
— Вы оба старались отгородиться от всех ужасов нашего детства. Что тут удивительного, ведь вы — южные парни. Скорее всего, вы ничего не осознаете.
— Приношу тебе свои извинения за то, что я — южный парень, — кипятился Люк. — Кстати, кем я, по-твоему, должен быть? Эскимосом? Японским ныряльщиком за жемчугом?
— Я хочу, Люк, чтобы ты огляделся вокруг и увидел, что происходит, — спокойно ответила Саванна. — Вы с Томом просто не отдаете себе в этом отчета.
Слова Саванны задели и меня, во мне тоже стало нарастать раздражение.
— Ты уж прости нас, дорогая сестра, что мы родились на Юге.
— Люк, почему ты ненавидишь женщин? — продолжала Саванна. — Почему ни с кем не встречаешься? Почему за всю жизнь у тебя не было серьезных отношений ни с одной девушкой? Ты вообще задавался этим вопросом?
— Нет у меня ненависти к женщинам, — с болью в голосе возразил брат. — Я их просто не понимаю, дорогая сестренка. Не знаю, о чем они думают и почему.
— А ты, Том? — переключилась на меня Саванна. — Какие у тебя чувства к противоположному полу?
— У меня? Терпеть не могу то, чем они набиты. Считаю женщин отбросами общества. Потому-то я женился на одной из них и вместе с ней произвел на свет троих дочерей. И главной движущей силой всех моих поступков была неприязнь.
— И почему ты сразу пытаешься защищаться? — поинтересовалась Саванна, словно наслаждаясь своим самообладанием.
— Ошибаешься. Это наша с Люком реакция на твою отвратительную правильность. Каждая наша встреча с тобой — это обязательно назидания. Лекции о том, как никчемно мы растрачиваем свои таланты в южном захолустье. А вот ты живешь в Нью-Йорке плодотворной, насыщенной и фантастически интересной жизнью. Тебя там окружают лучшие умы современности.
— Я не это имела в виду, — возмутилась Саванна. — Когда приезжаешь сюда раз в два года, лучше видишь истинное положение дел. Я смотрю на все со стороны, а вы принюхались и не замечаете. Вы давно говорили с матерью?
— Да каждый божий день говорим, — ответил Люк.
— Вы знаете, о чем она думает? — спросила Саванна, пропуская мимо ушей иронию брата. — Вы хоть представляете, что она затеяла?
— Наша мамочка все время проводит с этой сукой Изабель Ньюбери, хоть о больных и нельзя так. Домой она является настолько уставшей, что у нее едва хватает сил рухнуть в постель, — сообщил Люк.
Не переводя дыхания, Саванна принялась за меня.
— Том, а ты заметил, какой у Салли несчастный вид? Она выглядит совсем измотанной.
— Салли — врач и мать троих маленьких детей. Уже одно из этих занятий требует массу сил, особенно когда муж преподает в школе и тренирует три футбольные команды, а его нищенская зарплата не позволяет нанять прислугу.
— Ей хотя бы не придется быть домохозяйкой.
— Чем нашей просвещенной сестре не угодили домохозяйки? — осведомился я.
— Одна из них меня растила. И почти сломала мне жизнь.
— В детстве мне здорово доставалось от одного ловца креветок. Но я не виню всех ловцов креветок подряд, — резонно заметил Люк.
— Мать собирается разводиться с отцом, — сообщила Саванна. — Вчера вечером я узнала это от нее.
— Тоже мне новость, — усмехнулся Люк. — Сколько раз мы слышали это от матери!
— Не так уж часто. Где-нибудь шестьдесят восемь миллионов раз, — добавил я.
— Вспомни, сестренка, сколько раз мама сажала нас в машину, неслась прочь с острова и клялась, что больше никогда не вернется в дом Генри Винго.
— Думаю, раз двадцать или тридцать наберется, — подхватил я.
— А куда ей было деться? — вступилась за мать Саванна. — На что бы она кормила и одевала нас? Как бы она выжила без мужчины? Юг загнал мать в ловушку и сделал ее жестокой. Но в этот раз ее слова не пустая угроза. На следующей неделе она подает документы на развод. Она наняла юриста, который специально занимается оформлением всех нужных бумаг.
— Отец уже знает? — уточнил я.
Саванна покачала головой.
— Пока нет.
— Как ты понимаешь, Том, сначала делаются наиболее важные дела, — сказал Люк.
— Так вот, братья, не странно ли, что наша мать принимает такое важное решение, а никто из вас не в курсе? — тоном судьи произнесла Саванна. — Какие-то сомнительные семейные отношения получаются.
— Ну почему ты всегда приезжаешь в Южную Каролину и начинаешь учить нас с Томом? — рассердился Люк. — Мы еще ни разу не лезли к тебе с советами, а у тебя тысяча причин для недовольства нами. Мы пришли сюда проститься с дедом. Нечего устраивать на кладбище сеанс групповой терапии. Если мама собирается уйти от отца, — это их дело. Наша с Томом задача — помочь им, чем сможем. А ты в это время будешь сидеть в Нью-Йорке и по телефону выговаривать нам, что мы опять все делаем не так.
— Я стал избегать общения, — признался я Саванне. — В последние дни наши беседы с тобой кончаются стычками. И вообще, как только я начинаю говорить с кем-то из семьи Винго, я узнаю или больше, чем нужно, или… гораздо меньше.
— Тебе все равно, что наши родители разводятся? — удивилась Саванна.
— Нет, не все равно. Теперь, когда я уже не боюсь отцовских кулаков, я испытываю к нему… нет, не сострадание. Что-то вроде жалости. Грустно мне на него смотреть. Я рос, ненавидя его. Мне всегда было страшно в его доме. Трудно простить того, кто лишил тебя детства. Но я простил его, Саванна. И маму тоже.
— А я не могу простить никого из них, — вздохнула сестра. — Они причинили мне слишком много вреда. Я каждый день вынуждена разбираться с их ошибками.
— Но они же не специально. — Люк обнял Саванну за плечи и притянул к себе. — Они были отвратительными придурками и даже не знали, каково быть хорошими придурками. Пыхтели, суетились, и все без толку.
— Ребята, я не собиралась наезжать на вас, — стала оправдываться Саванна. — Просто я боюсь, что этот город опустит вас до своего уровня.
— Любить Коллетон вовсе не грех, — изрек Люк. — Грех — недостаточно его любить. Слова деда.
— И вот куда завела его жизненная философия.
Саванна кивнула в сторону могилы.
— Небеса не такое уж плохое место, — заметил Люк.
— Ты ведь не веришь в небеса.
— Верю. Я всегда там, — возразил брат. — И в этом большая разница между тобой и мной. Коллетон — это все, что мне было и будет нужно.
— Но здесь же болото. Нет блеска. Людского водоворота. Здесь ничего не бурлит.
— А как насчет траурной церемонии, когда те шестеро начали стучать крестами в пол? — напомнил я.
— Чокнутые парни, не более того, — отозвалась сестра.
