— Викки, солнышко, — прервал ее раздумья голос Питера Финча, — тут пришел какой-то мужчина, который уверяет, что ты разрешишь ему присутствовать при съемке.
Женщина, лежавшая на атласной черной простыне, выглядела весьма вызывающе. Дэн Фолкнер окинул взглядом ее аппетитную фигуру, прикрытую двумя узкими полосками ярко-красной ткани: кокетливыми трусиками и лифчиком без бретелек. Волна каштановых волос спускалась на обнаженные плечи. Выглядела Викки восхитительно.
— Не меняй положения, детка! — Питер Финч выронил из рук штатив. Подпрыгнув, словно его ударило током, фотограф схватил одной рукой со стола заряженную фотокамеру, а другой зажег осветительные приборы.
— Не двигай головой, Викки. Чудесно! Оближи губы. Чудесно! Чуть-чуть отпусти правое колено. Чудесно!
Дэн едва сдержался, чтобы не выругаться. Если Финч еще раз произнесет слово «чудесно»… Сжав правую руку в кулак, он с силой ударил ею в левую ладонь. То, что говорит этот проклятый фотограф, почему-то звучит непристойно. Неужели ему обязательно надо было оседлать Викки, чтобы сделать снимок?!
Нехотя Дэн признался себе, что Финч работает профессионально, умело и даже артистично. Фотограф был знаменит на весь Манхэттэн своим необычным стилем жизни и тем, что влюблялся во всех своих моделей.
Дэн снова посмотрел, как позирует Викки. То, что она кокетничает, было очевидно, но вот с кем: с камерой или с Финчем? На кого рассчитывала произвести эффект эта чувственная, яркая женщина — на фотографа или на публику, которая увидит рекламу?
Викки была явно довольна собой, в этом Дэн не сомневался: ее глаза лучились, она улыбалась и источала энергию жизни. Он поймал себя на том, что восторгается ею. Кровь забурлила в его жилах, мускулы напряглись, над верхней губой выступил пот.
Стоило ему вспомнить об их предыдущих встречах, как эти ощущения усилились. Экзотический запах ее духов чувствовался даже на расстоянии. С каждым днем Дэн все яснее осознавал, что испытывает страсть к этой женщине в красном. Рядом с Викки все другие женщины меркли, казались серыми и вялыми… Ее любимые цвета были под стать ей самой. Виктория Кирклэнд была порочной, отчаянной, страстной, открытой — и в то же время загадочной. Она оставалась для него тайной. Сильная, умная женщина, которая восхищала и волновала его…
Неожиданно Дэн подумал о том, что за последние две недели стал очень рассеянным. Викки была недоступна и в то же время дразнила и испытывала его. Обольстительные прозрачно-голубые глаза манили и обещали столько удовольствия! Мелодичный смех и гортанный голос доводили его до полубезумия.
Дэн прислонился спиной к обитой голубой материей стене и сложил перед собой руки. Да, он стал именно рассеянным. Он криво усмехнулся. И еще неуверенным в себе, потому что Виктория Кирклэнд была прирожденной актрисой: она предпочитала словесную эротику при минимуме действий. Да, она была источником колдовства, от которого закипала его кровь, мастерицей возбуждать сладкие грезы, заставлявшие его покоряться ей!
В редких случаях, когда Дэн брал у нее интервью, ему удавалось побудить Викки сбросить маску Виксен, и настоящая Викки восхищала его гораздо больше, чем женщина, которую она изображала…
Ночные грезы сменялись дневными наблюдениями… Виктория Кирклэнд наполнила его существование изысканнейшей неопределенностью.
— Жаль, что Фолкнер не сразу пришел. — Питер выразительно приподнял брови.
— Почему ты так говоришь?
Фотограф чуть развернул ее плечи.
— Ты ожила в ту же минуту, как его увидела.
— Не понимаю, о чем ты…
— Ты не умеешь лгать, Виктория! И потом, разницу все равно отметила камера. — Питер постучал пальцем по объективу. — Линзы не обманывают даже тогда, когда обманывают женщины. — Серые глаза смотрели на нее в упор. — Взгляд у тебя стал лучистым и чувственным. Я ревную! Ты целых три недели отвергала мои самые заманчивые предложения. Что такого есть у этого парня, чего я лишен? Чем он тебя прельстил? Расскажи дядюшке Питу! Будь справедливой. Мое самолюбие задето.
— Между прочим, в «Дэйли ньюс» была напечатана фотография некоего Питера Финча в обнимку с ослепительной юной блондинкой, которая, я в этом не сомневаюсь, сумеет залечить твое израненное самолюбие, — ответила Викки. — Что касается Дэна Фолкнера, — продолжала она, вытягивая шею, чтобы взглянуть на того, о ком шла речь, — то мне так и хочется сделать ему предложение.
Питер повернулся, чтобы как следует рассмотреть Дэна Фолкнера.
— Любопытно… Никогда не пользовался подобным приемом соблазнения… Заставить женщину сделать за тебя всю мужскую работу? Интересно… — Он смотрел на Викки в видоискатель. — И как твои успехи на этом поприще?
— Для меня это новое дело, я иду непроторенными тропами, — со смешком ответила она. — К счастью, Дэн медленно раскачивается. Но я не сомневаюсь, что мы с ним рано или поздно преодолеем дистанцию!
«Если у меня хватит смелости», — добавила Викки про себя.
— Не шевелись. Готово, моя радость! Красота! — Питер устало присел на край кровати. — Последний снимок будет самым удачным. Пожалуй, я буду приглашать Фолкнера каждый раз, когда мне надо будет тебя снимать.
Викки села и погрозила фотографу пальцем.
— Не смей! — сказала она, и, несмотря на улыбку, слова ее прозвучали вполне серьезно.
Питер преувеличенно вздохнул.
— Я всего лишь пытаюсь протянуть тебе руку помощи! — беспечно ответил он. — Рассеянная модель плохо работает, но я только что узнал, как заставить ее сосредоточиться. Где и во сколько ты снимаешься для «Матерей»? Я подъеду и сделаю несколько снимков для плакатов.
— Питер, ты иногда бываешь просто ангелом! — Викки благодарно сжала его руку. — Мы будем снимать в ресторане у Кассиди, это за углом рядом со студией. Чарли Варгас, наш режиссер, — совладелец этого заведения.
— Я буду в двенадцать. — Встав, он подмигнул Викки. — Мистер Фолкнер твой. Можешь получить его, Виксен.
Голые ступни Викки коснулись холодного линолеума. «Можешь получить его, Виксен», — звучало у нее в ушах добродушное напутствие Пита. Но Дэниэл Уэбстер Фолкнер был нужен не Виксен, а Викки, разве нет? Она так долго носила маску, что сама уже запуталась!
Что случилось с ней, осторожной, рассудительной и гордой женщиной, родившейся под созвездием разумного Козерога, определявшим ход ее жизни до сих пор? Может быть, теперь, тридцатилетней, она попала во власть угрюмого Сатурна — планеты судьбы, заставляющей ее идти наперекор даже здравому смыслу во исполнение воли неумолимого Фатума?
