Воздух вокруг сплетения наших тел раскаляется и, кажется, витают электрические искры. Я смотрю в эти мягкие карие глаза и таю, превращаясь в рассыпчатый песок в руках этого высококлассного скульптора.
Господи, как я хочу почувствовать его губы, его руки, его тело! Я готова быть мягкой и податливой, как кошка.
Мужчина слегка наклоняется, трогая нашивку на груди с аббревиатурой ресторана, и я прикрываю глаза, отчаянно надеясь на первый поцелуй. Мои веки подрагивают от нервного напряжения, а из груди вырывается томный вздох.
— Знаешь, я совершенно точно помню эту блузку. И мне знакомо это переплетение витиеватых букв «РВ», заключённых в треугольник.
Отрешённая фраза, совершенно лишённая романтики, быстро отрезвляет меня, как будто на меня вылили ушат ледяной воды, и я поспешно открываю глаза, удивлённо приподнимая свои брови:
— Что, прости?
— Это не обычная блузка, тут есть аббревиатура, смотри. Что означают эти буквы? Они мне определённо знакомы, но я никак не могу нащупать… Как будто, я видел их уже где-то, на листе бумаги, например.
Мужчина замолкает, смотря на меня с надеждой, что я сумею сейчас помочь ему всё вспомнить, а у меня внутри всё обрывается. Кожевников даже не собирался меня целовать, его заинтересовала фирменная блузка официантки. А «РВ» — это аббревиатура ресторана, означающая «Ресторан Валенсия», только и всего. А его фраза про лист бумаги — это его контракт с рестораном.
А я-то, идиотка, уже губу раскатала!
— Не знаю.
Сглатываю слюну, опуская глаза в пол, чуть отстранившись. Мне хочется провалиться сквозь все этажи и оказаться на улице, вдохнуть морозный февральский воздух и протрезветь, наконец! Ну, какого чёрта, я всё это затеяла?
Дура! Просто наивная дура!
— Иди сюда, я хочу почувствовать тебя.
Неожиданно произнесённая фраза заставляет меня поднять глаза на Кожевникова, и я тут же оказываюсь в его объятиях. Он аккуратно заглядывает мне в глаза, приподнимая своей правой рукой мой подбородок:
— У нас ведь любовь, да? Я хочу вспомнить.
Волосы мгновенно прилипают к моему лицу, а сердце учащённо заухало где-то внизу живота, поднимая жар до самого мозга. Антон Михайлович аккуратно запускает свою пятерню в волосы на затылке, и я перестаю дышать, напряжённо глядя в его карие бархатные глаза цвета коньяка.
— И я хочу.
Где-то издалека звучит фраза, и я не узнаю своего голоса — он глухой и какой-то хриплый. Предвкушая первый поцелуй с бизнесменом, я прикрываю глаза и мгновенно оказываюсь в плену его жарких, нежных губ.
Его мягкий, аккуратный язык тут же проникает в мой полуоткрытый рот, и начинает жадно исследовать всё вокруг, унося меня куда-то далеко от этой больничной палаты.
Жёсткая, пробившаяся чёрная щетина, чуть царапает мою нежную кожу, возбуждая при этом, и из глубины моего тела вырывается протяжный стон. Волна жара концентрируется между ног, и я уже перестаю что-либо соображать, всецело отдавшись своим ощущениям.
Глава 13
— Антон Михайлович!
Громкий голос тут же прерывает этот долгожданный поцелуй, и я открываю глаза, часто моргая.
Пытаюсь восстановить дыхание, отрываясь от влажных чувственных губ бизнесмена, и бросаю на Торопова испепеляющий взгляд. Этот наглый полицейский испортил такой важный, такой дорогой моему сердцу, момент! Момент, о котором я мечтала как минимум полгода!
— Что вы хотели?
Кожевников отрывается от меня, отходя на шаг дальше, и прокашливается, прочищая горло.
Я кидаю беглый взгляд на часы — почти три. Мне уже надо уезжать на работу, я не могу здесь дольше задерживаться. Тем более полицейский явно не собирается отступать.
— Хотел с вами поговорить, вдруг вам удастся ещё что-то вспомнить.
— Ну, давайте попробуем.
Антон поворачивается ко мне, и, извиняясь, поджимает губы. Я чмокаю его в щёчку, кидая на полицейского грозный взгляд:
— Ничего, дорогой, мне уже пора. Всего хорошего.
Хватаю очки с подоконника, куда их предусмотрительно отложил красавчик, и трясущимися от возбуждения руками, напяливаю их на свой нос.
— Пока.
Прохожу мимо капитана, слегка задев его плечом. Но этот высоченный мужчина даже не посторонился, и виду не подал, что я его задела! Он — как каменная глыба, огромная, стальная и несокрушимая, остался стоять истуканом посреди больничной палаты.
Качаю головой, злясь на Торопова за его навязчивость.
Ну что ж, капитан, посмотрим, удастся ли тебе всё-таки вытрясти из Антона хоть какую-то информацию. Потому что, если преступников не найдут, Диана Леонидовна приложит все свои усилия, чтобы тебя разжаловали в лейтенанты.
До ресторана я добралась неожиданно быстро. В вагоне метро почти не было людей, и я, устроившись поудобнее на сидении, прикрываю глаза. Пока у меня есть время, я, во что бы то ни стало должна подумать, как мне помочь следствию.
Не вижу, чтобы Торопов особо торопился раскрутить это дело, а для меня — помочь найти преступников — дело чести. Ведь я всё же лелею надежду, что любовь можно заслужить, как звание.
Камеры! Ну, конечно!
А я-то думала, что меня царапнуло при этом слове? Когда я помогала молодой мамочке тащить коляску с испорченной камерой, я зацепилась за это слово, но не смогла понять, к чему оно!
Можно посоветовать Григорию Егоровичу, посмотреть камеры, висящие на углах домов — наверняка, бандиты, удирающие с ценностями Кожевникова, попали на них.
Еле дождавшись своей остановки, я выхожу из подземки, и нервно оглядываюсь.
Позвонить полицейскому сейчас, или попозже?
Но, взглянув на часы, я понимаю, что уже опаздываю, и бегом припускаю к ресторану, решив связаться с Тороповым позднее.
Тем более, неуёмный полицейский, скорее всего, сейчас занят опросом бизнесмена и вряд ли будет разговаривать со мной.
Киваю Сергею, стоящему на входе и приветливо машу ему рукой — я, Галя и он — отличное трио. Мы хорошо ладим и всегда готовы придти на выручку.
— Ты сегодня прямо сияешь.
Мужчина склоняется передо мной в обворожительной улыбке, и мне очень приятен этот неожиданный, искренний комплимент. И, пожалуй, охранник прав — я действительно сияю. И всему виной — волшебный, чудесный поцелуй с Антоном Михайловичем, который вознёс меня на вершину блаженства, и который потом так безжалостно растоптал Григорий Егорович, ворвавшись некстати в палату бизнесмена.
— Спасибо. Галина уже пришла?
— Ага, она переодевается в подсобке. Давайте шустрее, бизнес-ланчи начинаются через десять минут.
— Не волнуйся, мы быстро.
Посылаю Сергею дружественный воздушный поцелуй и бегом направляюсь в подсобку, которая служит нам не только местом для переодевания, но и — тайным укромным местом, где мы делимся друг с другом различными секретами.
— Женька, привет, ну как там твой красавчик себя чувствует?
Галка крутится перед большим зеркалом в деревянной тяжёлой раме, висящим на полуоблупившейся стене в подсобке ресторана, тщательно приглаживая свои топорщащиеся каштановые волосы.
Я расплываюсь в мечтательной улыбке, вспоминая бархатные, цвета коньяка глаза Антона Михайловича, и нежно провожу рукой по своей щеке, как делал он, каких-то несколько минут назад.
— Знаешь, он меня поцеловал сегодня.
— Да ладно? И как?
Напарница отрывается от созерцания себя и вперивается в меня своим проницательным взглядом, ожидая дальнейшего повествования. Я невозмутимо поджимаю губы, убирая за ухо выбившуюся прядь густых непослушных волос.
— Что как?
— Ну, понравилось тебе?
Галка нетерпеливо переминается с ноги на ногу, и, по всей видимости, уже мечтает вытрясти из меня пикантную информацию силой — моё спокойствие ужасно её раздражает. Вообще-то я не любитель сплетничать или рассказывать некие интимные подробности, но от Гали ничего не утаишь.
— Мне-то да, это было просто волшебно, удивительно! У него очень нежные чувственные губы! А вот ему…
Перевожу взгляд на зеркало, замечая обеспокоенный вопросительный взгляд подруги, и грустно вздыхаю, одёргивая подол юбки. Я до сих пор мучаюсь совестью, осознавая то, каким обманным путём я пошла для достижения своей цели — поимки бизнесмена в свои любовные сети.
