Сегодня обещал заехал к Котовским, Игорь уже давно звал, но позвонил отец, просит в гараже помочь с полками. Опять оборвались. Давно, блин, пора новый гараж строить, у этого, из старых ракушечных блоков, стены как масло. Только в прошлом году сорвалась подставка и свалилась отцу на ногу. Потом два месяца с гипсом ходил. А почти в семьдесят кости трудно срастаются.
Домой возвращаюсь уже часов в восемь. Из пожрать только утренний пирог соседки. Заказывать влом. Так что делаю себе неполезный ужин в виде аппетитной горки пельменей с петрушкой и майонезом.
Так и до брюха недалеко, а его бы мне не хотелось. Уж зацепил Викин взгляд, которым скользнула. А если быть совсем нескромным, я бы даже назвал этот взгляд восхищённым.
И вообще, многое что зацепило в ней в ту ночь. Классная она. Женщина, в которой и трепет, и нежность, и смелость. С Аней меня бесила вот эта позиция в постели — догадайся сам, чего я хочу. Тыжмужик. А Вика скромно, шёпотом, но говорила. Уметь говорить это вообще важно. И в кровати тоже. Особенно в кровати.
С мыслями о той ночи я и отрубаюсь. Даже телек выключить забыл.
Будит меня звонок по телефону. На улице темно, телек так и бубнит. Времени ещё и двух ночи нет.
Внутри шевелится тревога, когда вижу, что звонит Вика.
14
Вика
Что я там говорила Захару, что сегодня у меня выходной и время посещения его коллеги можно выбирать любое? Хорошо, что мы сразу с утра всё сделали, потому что едва я приехала домой, меня срочно вызвали на работу.
Пришёл инсайд, что на фирму на неделе наведается антимонопольный комитет, и шеф в срочном порядке собирает сегодня всех начальников отделов. Так что я перекусываю и еду на работу, хотя многое бы сейчас отдала, чтобы прилечь хотя бы на часок. Неимоверно хочется спать, хотя ночью я выспалась, но ощущение, что веки сейчас закроются сами по себе. Ещё и дождь начался.
Но кое-как мне удаётся прийти в себя до совещания. Шеф собирает всех в малом конференц-зале. Говорит быстро, отчитывает каждого довольно грубо, особо не разбираясь, есть прорехи по отделу или нет. Неприятно, но мы все уже привыкли.
Дальше он, выговорившись, чуть успокаивается и мы, наконец, приступаем к нормальное работе. Он обозначает задачи, даёт распоряжение всё досконально проверить по документации. Илью и финдиректора просит задержаться, чтобы обсудить какие-то детали, а остальных распускает. Не по домам, конечно. Предварительные отчёты ему нужны уже через два часа.
Когда выхожу в коридор, вздыхаю с облегчением. Душно было, аж голова начала кружиться. Надо выпить воды, постараться сконцентрироваться, чтобы быстрее сделать работу на сегодня и уехать домой. Наконец отдохнуть.
Отчёт делаю с перерывами на перекус, потому что после обеда начинает немного тошнить. Надо бы поесть полноценно, но работы осталось на час максимум, что уже дёргаться.
Отсылаю по электронке шефу всё, но через две минуты получаю короткое сообщение.
«Зайди»
Голос он повышает сразу с порога. Отчитывает так, будто я двоечница-школьница.
— В твоём отделе бардак! — вопит босс. — Я сокращу половину, оставлю одну только секретаршу! Справляйся как хочешь!
Что ему не понравилось, я толком и не поняла. Он любит цепляться просто так. И несмотря на то, что шкуру я себе давно отрастила, понимаю, что сейчас она вдруг стала такой тонкой, что меня зацепило. И сильно. Работа — это не то место, где нужно обижаться и дуть губы. Отстаивать себя — да, но не обидки взращивать. Но вот я сейчас чувствую именно её. Хочется спрятаться где-нибудь в кладовке, обнять коленки и расплакаться.
Однако выслушиваю я всё молча, не спорю. Только бы быстрее отсюда уйти. И когда, наконец, шеф меня отпускает, бегу я не к себе в офис, а в туалет, где извергаю все остатки скудного перекуса, что проглотила час назад. Желудок сжимается так, что кажется, будто от напряжения рёбра внутрь сломаются. Вдохнуть нормально получается только через минуту-две. Тошнота отступает так же внезапно как и началась, но дрожь в руках такая сильная, что я даже пуговицы на блузке застегнуть не могу.
Кое-как привожу себя в порядок, умываюсь, поправляю волосы. Из соседней кабинки выходит коллега из другого отдела.
— Всё хорошо? — интересуется с мягкой улыбкой, тоже подходя к раковине.
— Да, порядок. Перенервничала.
— Шеф умеет сделать так, что любой перенервничает, — кивает сочувственно.
Только сочувствия во взгляде ноль. Скорее любопытство. Но мы и не подруги, чтобы искренне друг друга жалеть. Достаточно и вежливости.
Возвращаюсь в офис и завариваю себе чай. В столе лежит пачка солёных крекеров, и мои мысли сейчас только о них.
Но едва я успеваю укусить один и сделать глоток чая, как ко мне в кабинет без стука врывается Илья.
— Эй! — хмурюсь, едва не расплескав горячий напиток себе на грудь. — Стучать не пробовал? Как к себе домой прям.
— К тебе я могу позволить себе как к себе домой, — огрызается и прикрывает за собой дверь.
— Да что ты говоришь! — начинаю злиться.
— Это правда?
Илья становится напротив, сложив руки на груди, смотрит пристально.
— Что правда?
— Ты беременна?
Офигеть. Кто мог ему сказать? О моей беременности знают только двое врачей, я и моя мать. И никто из нас Илье бы не сказал.
Наверное, моё недоумение читается на лице, потому что он продолжает.
— Моя знакомая видела, как ты покупала тест в аптеке, а Олеся сейчас сказала, что тебе было плохо в туалете.
Интересно, эта вежливая с*чка из уборной прямиком в кабинет Разумовского побежала?
— Это тебя не касается, — тоже складываю руки на груди.
— Так это правда? Кто отец?
Мне уже реально становится смешно.
— Илья, это не твоё дело, ясно? Уходи.
Он упирает руки в бока, откинув пиджак, и начинает расхаживать по моему кабинету туда-сюда. Дурацкая привычка, что всегда меня так раздражала. Если честно, совсем не понимаю, почему он так себя ведёт сейчас. Между нами давно всё перегорело. Это не я его бросила, а он ушёл от «деффективной» жены. К чему сейчас эти концерты?
— Я хочу знать, кто он!
— А больше ничего не хочешь? Убирайся! — не выдерживаю и тоже повышаю голос, подскочив. — Ты никакого права не имеешь задавать мне подобные вопросы, Илья! Просто уходи.
Кажется, подскочила я слишком резко, что аж немного потянуло внизу живот. Совсем чуть-чуть, но сердце тут же упало и в панике затарахтело. Боже, пусть он скорее уберётся!
— Мы не закончили, — выплёвывает, прищурившись, но всё же уходит, хлопнув дверью.
А я устало опускаюсь в кресло, сжав живот рукой. Будто пытаюсь защитить маленького человечка внутри от всей этой агрессии внешнего мира. Спокойно, малыш, мама взрослая и большая, она справится.
Запираю двери изнутри и заставляю себя сконцентрироваться на работе. Всё быстро делаю и снова отправляю шефу. В ответ через пять минут приходит слово «принял». Ну и хорошо, а мне пора домой.
Выхожу на парковку и с облегчением замечаю, что место Разумовского уже пустует. Уехал. Слава Богу. Расслабляюсь и сажусь в свою машину, тут даже дышится свободнее. Безопаснее.
По пути заезжаю в супермаркет и покупаю себе всякой еды. Полезной и не очень. Совсем-совсем немножко неполезной, но так хочется солёных оливок, фаршированных креветками и лимоном. Беру сразу четыре баночки. Уже на кассе рот наполняется слюной так, что опасаюсь как бы кассир ничего не спросила, а то вдруг рот открою и капнет на транспортную ленту. Стыдно будет!
Но она, к счастью, ничего не спрашивает. Видит карту у меня в руках и молча включает терминал для оплаты.
Конечно же до дома я не выдерживаю. Едва сажусь в машину, тут же, чуть не сломав ноготь, вскрываю одну. Достаю пальцами оливку и кладу в рот.
Боже!
Что происходит с моими вкусовыми рецепторами? Они с ума сошли?
Как же вкусно!
Кажется, я даже немного стону от удовольствия. Хорошо, что в машине, на улице уже стемнело, и никто меня не видит.
