Не успокаиваюсь, пока не съедаю всю баночку. Вот это кайф так кайф. Теперь можно и спокойно домой поехать.
Дома принимаю душ и варю себе на ужин креветки. Включаю любимый сериал и почти сразу засыпаю.
Однако через несколько часов просыпаюсь так резко, будто меня пнули. Живот болит и сильно тошнит. В голове будто молоточки стучат, а сердце вот-вот выскочит из груди.
Боль в животе сильно пугает, но, кажется, это всего лишь несварение. Да, похоже на него.
Я достаю аптечку, перебираю таблетки в поисках нужной, но вдруг зависаю в блистером в руках. А вдруг нельзя? Надеюсь, Захар не рассердится, если я позвоню ему посреди ночи.
Ещё колеблюсь, но спазмы в животе возобновляются, и я решаюсь.
Трубку он берёт почти сразу.
— Что случилось? — спрашивает хрипло, но спешно. Спал.
— Извини, пожалуйста, что так поздно. У меня несварение и голова раскалывается. Какие-то лекарства можно?
— Живот болит?
— Да, но вроде бы не по-женски.
— Давление меряла?
— Да мне нечем…
— Сейчас приеду. Выпей воды мелкими глотками и попытайся расслабиться.
Мне совсем неудобно, что он вот так срывается посреди ночи, но… сердце как-то само по себе начинает биться ровнее, и даже дышать становится легче, когда я думаю о том, что скоро он будет рядом.
Захар приезжает минут через двадцать. Это очень быстро, как для человека, которого подорвали из кровати в половину второго ночи.
— Привет, — открываю двери, кутаясь в халат.
Становится как-то очень неудобно за этот свой панический звонок. Меня ещё трясёт, но в целом уже лучше.
— Привет, — входит в квартиру и внимательно смотрит на меня, пробегаясь взглядом с головы до ног.
Сканирует каким-то особым взглядом. Вот этим своим докторским, но без профессиональной холодности. И последний факт оказывается неожиданно цепляющим и слишком приятным.
— Как ты?
— Не знаю, — пожимаю плечами. — Вроде бы и лучше. Не стоило мне беспокоить тебя.
В ответ получаю укоризненный взгляд.
— Чтобы я такого больше не слышал, Вика, — говорит строго. — Звони в любое время и по любому поводу. Особенно, если что-то беспокоит.
— Слушаюсь, дядя доктор, — улыбаюсь, а у самой зубы цокотят.
Захар моет руки, а потом ощупывает мне живот и меряет давление. Молчит, как обычно. Но я уже и не спрашиваю, знаю, что сам всё скажет, когда посчитает нужным. Но сердце всё равно стучит тревожно.
— Это твоя аптечка? — спрашивает, указывая пальцем на пластиковую коробку на столике.
— Да.
Копается в ней секунд тридцать, а потом выносит вердикт.
— Выкинь всё. Тут половина просрочена, вторую половину тебе нельзя. Я привезу что должно быть на всякий случай.
— Хорошо, — киваю. — Так что случилось? Думаешь, я отравилась?
— Думаю, нет. Похоже на скачок давления. Сегодня не нервничала?
— Ну… — вспоминаю встряску на работе сначала от шефа, а потом от Ильи. — Было дело. На работу вызвали и слегка потрепало.
— Мне это не нравится, — хмурится и берёт меня за запястье.
Прикладывает два пальца и даёт знак помолчать, а сам смотрит на часы на своей руке. Взгляд сосредоточенный, и я делаю вывод, что ему что-то не нравится.
— Не хочу никаких уколов, — понимаю, что веду себя как маленькая девочка, что мне не характерно.
— А с чего ты решила, что они нужны? — смотрит так удивлённо, что мне и правда становится стыдно за свой детский сад.
Представляю, какой он меня сейчас видит. Не взрослая самостоятельная женщина, способная трезво оценивать ситуацию, а капризная маленькая девочка.
Снова спишу на гормоны. Пусть будет маленьким баловством беременной.
— Вик, нормально всё. Утром позвони Дарине, она выпишет тебе успокоительное, если посчитает нужным. Если работа нервная, то стоит рассмотреть медитацию, техники дыхания, записаться на массаж.
Спасибо ему, что тут же не утверждает, что мне надо оставить работу. А то вот мама только узнав, что я жду ребёнка, сразу стала бубнеть, что мне нужно беречь себя, сидеть дома, так будет лучше для меня и ребёнка. Оно-то может и лучше, только не всё так просто в этой жизни, ей ли не знать. У меня хорошая должность, достаточно высокая зарплата, больничный и декретное пособие тоже будут приличными. Я не хочу, как мама, прозябать в нищите. Так у неё всё же был муж, если не считать того периода, когда мы были одни, а у меня нет. Не думаю, что Захар не станет финансово принимать участие в жизни ребёнка, но обеспечивать меня он не обязан. Так что вот так всё бросить и уйти в закат, а потом перебиваться на пособие от государства, не получится. Я теперь не одна, и кроме счастья есть ещё и ответственность. И спасибо Зернову, что помогает искать варианты, как с этим справиться, а не рубит «надо бросить работу».
— Я люблю массаж, — соглашаюсь, пожав плечами, а потом морщусь от прострелившей голову боли.
— Иди сюда. Садись.
Он тянет меня за руку, вынуждая подняться с дивана, а потом усаживает на табурет у письменного стола. Велит сложить руки на него и опереться лбом. Немного стягивает халат с плеч, кладёт ладони на трапецевидную мышцу и чуть сжимает.
— О-ох, — вырывается у меня то ли вздох, то ли стон. От одного этого сжатия бежит волна и по голове, и по позвоночнику.
Разом проявляют себя все молоточки, что стучали в черепной коробке, но в то же время тянущее ощущение приятно. Оно будто сначала усиливает боль, а потом растворяет её.
— Постарайся расслабиться. Мышцы как камень. Сейчас должно немного отпустить.
Расслабиться? У меня и так сейчас слюна от ощущений на стол потечёт. И больно, когда он находит какие-то точки особые, но в то же время через эту боль приходит освобождение. Я буквально чувствую, как мои плечи расслабляются, будто кто распустил стягивающие их верёвки.
Работа за компьютером не проходит даром. Конечно, я хочу в спортзал, успокаивая себя тем, что это хорошая физическая активность при сидячей работе. Но давайте будем честны: этого недостаточно. Намного эффективнее было бы делать зарядку каждое утро, но утро для меня вообще отдельное время суток, когда мне кажется, что в меня вселяется убийца-потрошитель. На зарядку просто нет времени, вот и результат.
— Этому в медицинском учат? — говорю, едва шевеля губами.
— Учат, но я проходил дополнительно курсы. Пока особо не пригодилось, но кто знает, что в жизни вообще и когда пригодится.
Очень даже пригодилось. Вот прям здесь и сейчас.
Его пальцы скользят вдоль позвоночника между лопаток и обратно, будто выталкивая боль на поверхность. Растирают шею и затылок снизу, за ушами и даже по нижним углам челюсти. Боль действительно отступает, но я будто начинаю расплываться. Выдыхать становится легче, сердце стучит всё спокойнее, а веки начинают опускаться.
— Спасибо, — шепчу, уже не сильно беспокоясь, не потекла ли слюна на стол.
— А теперь давай в кровать, — помогает подняться, придерживая за локти, провожает к разложенному дивану. — Дверь захлопывается?
У меня мысли путаются, голова больше не болит, но плывёт как от пары бокалов вина. Хочется упасть с сладко уснуть.
— Неа, — мотаю головой, укладываясь и подтягивая под себя ноги. — Не уходи.
Само получается сказать. Без намёков и полутонов. Просто чуть отползаю к стенке, вытолкнув к краю одну из подушек.
Сквозь полуприкрытые веки вижу, как Захар зависает сначала на пару секунд, но потом пожимает плечами. Очевидно, это означает, что он не против.
Он стаскивает спортивную толстовку, оставшись в футболке, и умащивается рядом на диване, уставившись в потолок.
Хочется сказать ему, чтобы снял и штаны, я ведь только сменила простыню, но это прозвучит как-то уж по-мещански. И… пусть лучше будет в штанах, да.
Я подползаю ближе, кладу голову ему на плечо и моментально проваливаюсь в спокойный, крепкий сон.
15
Как же мне не хочется открывать глаза! Где только это утро взялось? Сон вроде бы и отступил, но какое-то нежное марево всё ещё держит.
