class="p1">— Хочу предупредить. Если моя подруга опять будет из-за него страдать, я перестану ее слушать! И пойду в полицию! Понятно? И я добьюсь, чтоб информация о том, что с ней произошло с участием твоего брата, попала везде, где только возможно! Понятно?
— Понятно. Еще что-то?
— Нет.
— Тогда потрудись выйти отсюда.
Блондинка бросает на меня еще один злой, предупреждающий взгляд и, развернувшись, гордо выходит из зала.
Брат какое-то время смотрит ей вслед, оценивающе прищурившись, а затем резко разворачивается ко мне:
— Ты что устроил?
Но я уже успокоился, выдохнул и взял себя в руки. Киваю:
— Да, прости. Не сдержался.
— Ты с ума не сходи, я уже предупреждал тебя! Это не родина, здесь другие люди, другие женщины… Не дай Всевышний на нее крикнуть лишний раз! Если у нее с собой было записывающее устройство, то любой твой рык может сойти за харрасмент! Думай, что делаешь! И не только в отношении нее. Насчет Наиры я тебя не просто так предупреждал! Хочешь погубить труд трех лет, пожалуйста, мсти глупой женщине, не сумевшей сделать правильный выбор. Но тогда уж не обижайся, если я приму меры. Ты понял, брат?
— Понял… Но она явно что-то знает, эта Лаура! Надо выяснить!
— Не лезь. Я сам.
— Но…
— Не лезь, я сказал. Она не будет с тобой говорить. Да еще и в суд подаст за преследования. Здесь это — дело одного часа.
— Проклятая страна…
— Да, но она нам нужна, брат. Терпи. И будешь вознагражден.
— О-о-о! Хватит твоих проповедей!
— Но они работают…
— Отправь все данные предварительно Вагизу, пусть ознакомится…
Зверь откидывается на спинку кресла, располагается с удобством, лишний раз подчеркивая всей своей вальяжной позой, насколько мне здесь неуютно, в его кабинете. Под его взглядом.
— Хорошо, — ограничиваюсь кратким согласием, хотя, видит Всевышний, сказать мне хочется много.
В основном, к сожалению, непечатного. Я не особый знаток подобных выражений, но от отца парочку слышала когда-то. И вот сейчас с удовольствием бы попрактиковалась. Вслух.
Доставляю себе мгновение наслаждения, просто представив, как вытянулось бы надменное, циничное лицо Зверя, реши я жечь все мосты и позволь себе сказать всю правду. Все, что я о нем думаю, вслух.
Потому что смысла в моей свехурочной недельной работе, оказывается, никакого. Как и в моем появлении в его кабинете.
Все равно, проект предварительно проверяет его кадровик!
Зачем надо было меня гнать именно к этому сроку?
И зачем сюда, к нему в кабинет?
Хотя, это смешные вопросы. Потому что может. И потому что хочет. Потому что настроен поиграть.
Мне становится до боли жаль потерянных из-за этого чудовища часов, которые я могла бы провести со своим мальчиком, а не отсиживать в одиночестве в офисе, с головой погрузившись в работу.
Всю неделю, что я трудилась, Адам оставался с Аней, и, конечно же, засыпал, не дождавшись меня. А, учитывая, что утром уходила я, чаще всего, буквально через полчаса после его пробуждения, то наше совместно проведенное за неделю время умещается в несколько часов… Мой мальчик, мой маленький Адам… Он такой сладкий, во сне так нежно сопит. И ночью, когда кормлю его, так прижимается… Скучает, Аня говорит, не очень хорошо ест, капризничает… И все из-за этого… Этого…
Смаргиваю непрошенные слезы, ужасаясь, что Зверь может их разглядеть и принять на свой счет.
Торопливо спрашиваю, стремясь убраться поскорее из его кабинета:
— Могу идти?
— Нет…
Он не торопится что-либо добавлять, заставляя меня застыть в позе ожидания. Играет со мной, с наслаждением. И я еще сильнее ненавижу его именно за это нескрываемое удовольствие в черных глазах.
Он ждет уточняющего вопроса, но я его не задаю. Нет уж. Пусть сам потрудится продолжить.
— Как твой сын?
Вопрос звучит настолько неожиданно, что я в первое мгновение даже не понимаю его смысла.
Что — “мой сын”? Как у него дела? Как себя чувствует? Скучает ли по маме?
От последней мысли сглатываю, ощущая в горле комок.
— Спасибо, все хорошо.
Ох, кто бы знал, чего мне стоит этот спокойный голос!
— Ты задерживалась, я знаю… Кто с ним в это время находился? Муж?
— Это личное… Не имеет отношения…
— Это просто забота о персонале, сладкая… Обычная забота руководителя, тебе ли не знать?
Заботливый такой… А когда заставлял меня работать по вечерам, где его забота была?
— Он с няней.
— А его отец?
А его отец — шакалье отродье! Ох, Всевышний, не сказать бы вслух!
— Он занят.
— Настолько занят, что не может уделить время единственному ребенку? И доверяет его чужому человеку? Пока его мать работает, не покладая рук? Скажи, сладкая, о такой жизни ты мечтала, сбегая от меня? И скажи еще… Разве я бы позволил своей женщине убиваться за компьютерным столом, вместо того, чтоб радоваться улыбке своего сына?
— Это… Это мое личное дело. И моя жизнь. Она мне нравится.
На последних словах я дерзко вскидываю подбородок, смотрю прямо ему в глаза.
Зверь все так же ленив и вальяжен… Но это внешне. На самом деле, он напряжен, готов к прыжку… Это ощущается буквально на генном уровне. И очень хочется отшагнуть к двери, а еще лучше, скрыться, отойти на безопасное расстояние. Атавистическое желание жертвы не быть сожраной хищником.
Выжить.
Проклятый Зверь превратил мою жизнь в сафари…
— То есть… Ты именно этого хотела?
— Это временно.
— Это будет постоянно.
— Значит… Будем искать варианты. Вместе.
— А если я тебе предложу вариант? М?
Ох, Всевышний… Знаю я его варианты… Именно от них и сбегала…
Зверь встает, идет ко мне, неторопливо, прекрасно зная, что я с места не тронусь. Прошли те времена, когда глупая Наира бегала от него пугливой ланью.
Теперь не то положение.
Он подходит близко, или это просто так ощущается? Его мощная фигура, в классическом строгом костюме, который почему-то смотрится на нем, словно воинские доспехи, тяжело и к месту, настолько довлеет в этом кабинете и надо мной, что , кажется, даже приблизься он на социально одобряемое расстояние, все одно будет душно.
А он никаких расстояний не соблюдает.
Может, просто не знает про них. Или не желает соблюдать.
Жесткие пальцы подхватывают меня за подбородок, задирая еще выше, так, чтоб не сумела отвести взгляда. Я и не отвожу, даже
