Я чувствую себя раздавленной. Беспомощная. Обнажённая.
Зубы стучат. Здесь холодно. В то время как мой похититель, судя по идущему из трубы дыму, должно быть, разжёг огонь. Мысль о пламени заставляет меня дрожать сильнее. Я шевелю пальцами рук, стараясь сохранить кровообращение. Верёвки сильно натянуты, но мне страшно не от того, в каком положении я нахожусь.
Слева от меня, пугая, скрипит ветка.
Я клянусь себе, что не опущусь до того, чтобы молить отпустить меня и не буду извиняться, ради возвращения. Лучше проведу ночь здесь. На милость неизвестности.
Наконец дверь распахивается, и на пороге появляется массивная фигура. Он идёт ко мне с табуреткой в одной руке и ножом в другой. Останавливается менее чем в метре от меня и садится. На нём футболка с длинными рукавами, но он так их задрал, что виден сделанный мной порез.
Кровь меня не пугает.
И он тоже.
— Я хочу, чтобы ты выслушала меня внимательно, — жёстко начинает он, — потому что повторяться не собираюсь. Перед тобой два пути: ты можешь решить следовать моим правилам и вернуться в дом, или отказаться и остаться в лесу.
Я прикусываю щёку. Мне не нравятся предложенные альтернативы. В последний раз, когда мне пришлось выбирать между лесом и ним, я оказалась голой, прикованной наручниками к кровати. Не обращая внимания на мой мрачный взгляд, он поднимает палец и начинает отчётливо произносить.
— Правило номер один. Ты будешь делать то, что я скажу.
— Правило номер два, — осмеливаюсь перебить. — Ты перестанешь приходить ко мне в комнату по ночам.
— Правило номер три. — От удивления у меня округлились глаза. Вместо того чтобы проигнорировать меня, он включил моё правило в список. — Я готов дать тебе то, что ты ценишь, но взамен хочу, чтобы ты дала мне обещание.
— Какое обещание?
— Ты не будешь пытаться с кем-нибудь связаться или убежать.
Ну что ж. Это легко соблюсти. Последние несколько дней я провела, переворачивая вверх дном дом в поисках телефона, компьютера или чего-нибудь, что могло бы помочь мне связаться с внешним миром, и ничего не нашла. Конечно, осталась одна дверь, которую я пока не смогла открыть, но то, что увидела в остальном доме, позволило составить о нём довольно точное представление: мужчина не любит технику и не любит компании. У него много модных костюмов, но он предпочитает одеваться просто, в джинсы и футболки. Он методичен, точен, аккуратен.
В его доме всё имеет чёткое местоположение.
Всё, кроме меня.
— Что скажешь? — настаивает. — Ты готова соблюдать три грёбаных правила или мне оставить тебя здесь?
— Ты должен поклясться, что не тронешь меня.
Его взгляд становится мрачным, злым.
— Не знаю, какое у тебя сложилось представление обо мне, но мелюзгу я не трахаю.
— Я не мелюзга.
— О да, это так. — Он встаёт и подходит ко мне. Может, это только моё воображение, но я чувствую, как усиливается запах крови. — Только мелюзга может выпустить дикого зверя и надеяться, что он её не укусит.
Я крепко сжимаю челюсти, задерживая дыхание. Мы никогда не были так близко. Голова кружится. Я говорю себе, что во всём виноват холод, но в глубине души знаю, что это не так.
Потому что я горю.
Чувствую, как меня достигает тепло, исходящее от его тела. Потираю ноги друг о друга. Одна нога скользит по сырой земле. Я бы упала, но меня поддерживают верёвки. Между бёдер проникает дыхание ветра. В растерянности я кусаю губы.
«Укуси меня».
Пробегает мимолётная мысль. Неправильная. Совершенно неуместная.
Поэтому я прогоняю её.
— Мне… жаль. — Признаю решительно. — Я не хотела.
— Чего ты не хотела?
От интенсивности его взгляда я чувствую, как сердце скачет в горло. Его руки и кисти испачканы кровью. Его кровь. Я была готова на всё, чтобы сбежать, даже ранить его. Но теперь, когда он так близко, я не испытываю ни радости, ни удовлетворения.
Только вину.
Я опускаю голову.
— Я не хотела тебя ранить.
— Только это?
То, как он спрашивает, посылает вдоль позвоночника мурашки.
Его голос как ласка на моей коже; но это не нежная ласка, которую может подарить мать перед тем, как пожелать спокойной ночи. Эта ласка — его — говорит о скрытом в ночи шёпоте, о запретных искушениях и дверях, которые никто не должен открывать.
Он хочет, чтобы я извинилась, но я не могу этого сделать, ведь провоцировать его было моим намерением.
— Ты не перестаёшь меня удивлять. — Слова, произнесённые едва слышным шёпотом, сливаются с шелестом ветра. — Любой на твоём месте фальшиво поклялся, только не быть брошенным здесь на произвол судьбы, на милость зверей и холода. А ты, напротив, упорно сопротивляешься.
— Я не умею лгать.
Он подносит руку к моему лицу, и я не могу удержаться от вздоха. Его пальцы сжимаются, цепляясь за кору и кроша её части.
Как и предполагала, они сильные, грубые.
Мужчина опускается на колени у моих ног и разрезает верёвки, которыми я была привязана к дереву. Мой желудок сжимается. Несколько дней назад я нарисовала его именно таким: склонившимся передо мной, прижавшимся ртом к моему лону.
Пытаюсь отстраниться, но он встаёт и притягивает меня к себе, начиная медленно массировать мою кожу от ладони до запястья.
Несмотря на мощные размеры, его прикосновения нежны и вызывают мурашки по всему телу.
Мурашки удовольствия, но также и страха.
— Ты обещал, что не будешь меня трогать.
— Я не обещал.
Это правда. Попросила я, но он не ответил.
Из меня вырывается стон, когда его прикосновения становятся грубее. Кончики пальцев больше не ласкают. Они давят на плоть, выдавая напряжение, проходящее через его тело. По какой-то странной причине я понимаю, что знаю, почему он так зол.
Мой похититель не любит прикасаться ко мне, но у него это хорошо получается.
При воспоминании о том, что его руки заставили меня почувствовать в душе, перехватывает дыхание. Сердце начинает быстро биться. Я стараюсь не показывать никаких эмоций, но кровь под его пальцами пульсирует сильнее.
И он улыбается, а потом отпускает меня так же быстро, как пришёл.
Без его тела рядом вдруг становится холодно. Мне приходится собрать все свои силы, чтобы подавить желание протянуть руку и коснуться его.
Ничего не сказав, он поворачивается ко мне спиной и возвращается в дом.
Я даю себе время успокоиться, прежде чем последовать за ним.
Достигнув порога, я замираю. Темно. Единственный источник света — огонь, который пугает меня больше всего. Отблески пламени отражаются на деревянной мебели… И на его коже.
Я сглатываю пустоту. Он снял футболку, обнажив впечатляющее тело, от которого не оторвать глаз. Под десятками татуировок связки мышц двигаются в идеальной гармонии.
Шаг за шагом я подхожу ближе. Он сидит в кресле, но не так, как обычный человек. Нет. Как Бог. Может быть, он и в самом деле бог. Всё в этом доме принадлежит ему.
Мебель. Еда. Одежда, которую ношу.
Я.
Я опускаюсь на колени между его ног, чтобы лучше рассмотреть рану на руке, и чувствую себя маленькой, как никогда. Он может убить меня одной рукой — а может, и взглядом. Но я не испытываю страха, только безумное влечение.
Аккуратно провожу пальцами по коже предплечья. Порез выглядит болезненным. Однако, когда я нажимаю на него, мужчина не вздрагивает. Его дыхание остаётся спокойным, как у хищника.
Несмотря на то что в горле пересохло, я заставляю себя говорить.
— Я могу обработать порез, если хочешь.
Он не соглашается, но и не возражает.
Просто ждёт.
Я уже поняла, — мужчина не любитель разговоров, поэтому я тоже молчу. За спиной потрескивает огонь. Я беру миску с водой, бинт и чистые марлевые салфетки. Промываю рану, дезинфицирую и начинаю перевязывать. Я знаю, ему не нужна моя помощь, мужчина и сам справился бы лучше меня, но он не возражает.
Мне нравится быть рядом с ним. Я часто наблюдала за ним, но никогда не прикасалась. При каждом всполохе огня замечаю у него на теле разные шрамы. На нём так много чернил… Интересно, это потому, что он хочет что-то скрыть, или за этим кроется нечто большее?
