что-то незнакомое, что сейчас я испытывал к Ольге.
Ко мне зашла Лена.
— Можно я сегодня пораньше уйду? Нужно поработать над курсовой.
— Конечно, — сказал я бесцветно.
Смотрел на племянницу и до меня только сейчас дошло, что за чувство породили во мне фотографии Ярцевой.
— Лен, подожди.
Встал, подошёл к ней и сделал то, что хотел бы сделать с Ольгой.
Я обнял её. Крепко, заботливо, укрывая ото всех на свете.
— Дядя Андрей, ты чего? — сконфузилась племянница.
— Не знаю, Ленок. Захотелось обнять тебя.
И не только тебя…
— Эх, — вздохнула племяшка. — Ну раз захотелось, то давай обниматься.
Она шутливо поводила руками по моей спине, улыбаясь. Я чмокнул её в щёку, не хотел отпускать.
— Как же я люблю тебя, племяшка…
— Дядя Андрей, дядя Андрей. В тебе столько любви, вот только дарить её некому. Дети тебе нужны. Свои. Родные.
Я расцепил руки, выпуская Лену. Хохотнул, устало провёл рукой по лицу.
— Дети… — философски протянул. — Они, Ленок, через жену получаются.
Я прыснул, племянница же весело засмеялась.
— Вот с этим проблема. Жена — это ж как… Это не когда хорошо сейчас, а когда хорошо потом.
Сейчас всё отлично, всё устраивает, но стоит представить её лет через десять, двадцать, тридцать, и что: хочется видеть рядом с собой или нет? Вот в чём вопрос.
— Неужели нет такой женщины, которую сможешь представить рядом с собой через тридцать лет? — лукаво сощурившись, спросила племянница и локтем боднула меня в бок. — Неужели нет?
Я пожал плечами и уставился на документы рядом с серой папкой.
Андрей
Поздно вечером я подъехал к небольшой частной типографии, где, по моим сведениям, работает
Антипов. Само здание было крохотным, поэтому неудивительно, что в ночную смену заступает всего один охранник.
Подошёл к тёмной металлической двери, нажал на звонок, и из домофона мне тут же ответили низким, грубым голосом:
— Типография уже закрыта. Приходите завтра.
— Антипов Дмитрий Алексеевич? — перешёл я в наступление.
Повисла пауза. Я повторил:
— Антипов Дмитрий Алексеевич?
— Кто вы? Что вам нужно?
— Я хотел бы пообщаться с вами с глазу на глаз. Меня зовут Андрей Гордин, я представляю интересы вашей жены.
— Интересы Лизы? — дрогнул голос Антипова.
— Я её адвокат, — поднёс к камере домофона раскрытое удостоверение.
Раздался писк, и дверь открылась. Я оказался в холле здания. Быстро поднял глаза к потолку: посмотрел в один угол, в другой, заметил камеру видеонаблюдения.
— Что вам надо? — вышел ко мне сам Антипов.
Я видел его только на фото из уголовного дела, с тех пор прошло много лет, но он не изменился.
Такой же мерзкий тип с крысиными глазками. — Что с Лизой?
— С Елизаветой Андреевной всё в порядке, — ответил я без эмоций. — Я приехал сообщить вам, что моя клиентка подаёт на развод. Я представляю её интересы, соответственно, теперь вы общаетесь со мной, либо с женой, но в моём присутствии. Это понятно?
— Что? — скривился он. — Развод? Какой ещё на хрен развод?
Пошли эмоции, но я оставался спокойным, как удав.
— Я обязан вас уведомить, что любая попытка давления на мою клиентку, либо угроза в её адрес будет расцениваться как принуждение, а, соответственно, суд не оставит это без внимания.
— Что ты несёшь? — оскалился Антипов.
Я же хладнокровно продолжил:
— Также у вас есть право нанять адвоката для вашей защиты и ведения дел.
— Никакой адвокат мне не нужен! И Лизе он тоже не нужен! Мы сами во всём разберёмся!
— Если бы Елизавете Андреевне не нужен был адвокат, она бы ко мне не обратилась. Вот мои контакты, — передал я ему свою визитку. — По всем вопросам — через меня. В противном случае, я буду вынужден принять меры.
— Засунь себе эту визитку знаешь куда? — Антипов пылил всё сильнее, демонстративно смял карточку с моими контактными данными и выбросил в урну.
Он не ожидал такого. Лиза не стала заранее сообщать мужу о намерении развестись.
Это меня успокоило. Если клиент прислушивается к моим советам, с ним проще работать. И это уже гарантия успеха.
Но я просил Лизу не говорить мужу о разводе ещё по одной причине: ради её же безопасности.
Что он сделал с Ольгой, когда та сообщила ему о разводе и выгнала из дома?
Никому не хочется, чтобы Лизу постигла та же участь.
Интересное наблюдение: Антипов не задавался вопросом, почему Лиза хочет расторгнуть брак, что не так? Он либо все ещё находился в шоке, либо был абсолютно вменяем и понимал причины такого желания, просто понадеялся, что молоденькая жена слишком слаба и труслива, чтобы пойти на этот шаг.
— Никакого развода Лиза не получит! — огрызался Антипов. — Я люблю жену и не отпущу её.
Так сильно любил, что избивал, душил? Странные у него понятия о таком светлом чувстве.
Дмитрий багровел на глазах, я же смотрел на него с невозмутимым видом.
— Она с тобой спит, да? — бросил он мне в лицо.
Вот это уже агония. Антипов перешёл все границы.
— Нет, нас связывают исключительно деловые отношения.
— Гонишь, вонючий адвокатишка! У неё денег нет ни хрена, как тогда она оплачивает твои услуги?
А? Трахаешь её, так и признайся!
Я ещё раз поднял глаза к потолку. Заострив внимание на камере, тихо, без лишних эмоций сказал:
— Продолжай.
— Чего?
— Ну же, Антипов, продолжай дальше поливать грязью меня и мою клиентку, — посмотрел на мерзавца в упор. — Ещё пара подобных высказываний, и ты наговоришь на статью. Я тут же подам иск о защите чести, достоинства и деловой репутации.
Он тут же замолк.
— Камеры пишут звук? — бросил взгляд на потолок и тут же перевёл на Антипова. — Чего побледнел? Значит, пишут. Я сделаю официальный запрос об изъятии записи в качестве доказательств.
Выражаясь языком Антипова, я брал его на понт. Блефовал, но имбецил повёлся.
Моё оружие — слово. Им я могу нанести удар и пресечь любого зарвавшегося подонка.
Но в отношении Антипова этого мало. Как вспышки перед глазами замелькали кадры из уголовного дела: фотографии Ольги, медицинское заключение.
Передо мной стояло животное, которому посчастливилось родиться человеком и обрести права, которые я не мог нарушать. Не имел права. Пальцы сами сжались в кулаки, вены вздулись на шее, я повторял про себя слова: «Успокойся. Немедленно успокойся».
Глубоко вздохнул, поборол себя, хоть это было непросто.
— До свидания, Дмитрий Алексеевич.
Антипов продолжал стоять в холле и молча меня ненавидеть. Я развернулся и, намереваясь уйти, уже подошёл к двери. Я почти вышел из типографии, но в спину мне прилетело:
— Или это всё
