— Ты с-с-страстная женщина! — закончил он свою мысль. — Ты могла бы полюбить молодого подонка в белых штанах?
В этот момент в магнитофоне что-то булькнуло, звук прервался, и Пряницкий, не сбавляя громкости, прокричал на весь клуб:
— Федотова, а я ведь тебя хочу!
Что творилось в рядах публики, описанию не поддается. Деревенские ржали как кони и тыкали в Лену пальцами.
Пунцовая от стыда, она подхватила свою куртку и кинулась прочь. Пряницкий рванул было за ней, но всемирное тяготение и тут сыграло с ним злую шутку: у порога земля позвала его к себе, и он плашмя грохнулся на пол.
Миша Степанов видел все, что произошло. От выпитых «поцелуев» его слегка вело, но чувство ответственности как всегда взяло над ним верх: Федотову надо было срочно найти и привести назад. В конце концов, уже поздно, а кругом одни пьяные.
Выйдя из клуба, он огляделся. У входа толпился проветривающийся после танцев народ.
— Федотову не видел? — спросил Миша кого-то из однокурсников.
— Да она, кажется, вон туда пошла, — указали ему направление.
Он торопливо затрусил по тропинке, ведущей в кусты за церковной оградой. Кругом царила почти полная темнота. Ветки цеплялись за полы Мишиной ветровки, под ногами чавкали мелкие лужи…
— Лена, ты здесь? — негромко позвал он.
Внезапно на него что-то налетело, споткнулось, взвизгнуло.
— Ты что, обалдела?! — гаркнул Миша, узнав потерявшуюся Федотову.
— К-к-кладище… — едва владея собой, прошептала она.
Миша пригляделся. Действительно, кругом возвышались кресты и памятники.
— Ну чего ты трясешься? — принялся он успокаивать ее. — При старых церквах всегда захоронения устраивали.
Внезапно Лена отшатнулась от него, упала на колени.
— Что с тобой?
— Ничего… Уйди! Уйди отсюда!
— То есть как «уйди»? — не понял Степанов. — Что же я тебя, одну здесь брошу?
— Уйди ради бога! — простонала Лена. И тут ее основательно вырвало.
Миша стоял над ней, совершенно не зная, что делать. Лена плакала. Понятное дело — и стыдно, и неудобно.
— Уйди… Уйди…
Подхватив ее за плечи, Миша помог ей подняться и, подведя к какой-то могиле, усадил на скамеечку.
— Успокойся ты, Христа ради! Ну перебрала немного… С кем не бывает?
Лена сидела как нахохлившийся воробей: волосы растрепались, куртка вся в земле… Не зная, что бы еще такого предпринять, Миша положил ей руку на плечо:
— Хочешь, я Пряницкому морду набью?
Лена только головой помотала:
— Ну его к черту! Пусть живет уродом.
Внезапно в кустах кто-то завозился. Не сговариваясь, Миша и Лена прижались друг к другу.
— Ба! Какая встреча! — заорал Гаврилыч, появляясь из-за соседнего надгробия.
— Ты чего по ночам по кладбищам шляешься? — накинулся на него Миша, пытаясь скрыть свой недавний испуг.
Гаврилыч бесцеремонно присел на ближайшую могилку.
— Червя для рыбалки ищу. Червь — насекомое деликатное: где попало жить не будет. Ему земля жирненькая нужна, как следует удобренная.
— А днем тебе что, не ищется? — раздраженно проговорил Миша.
— А днем как с лопатой на кладбище пойдешь? — удивился Гаврилыч. — Я в прошлый раз отправился на могилу к нашему покойному агроному. У него что ни червь — то зверь! Не то что у доярки какой-нибудь… Так меня Никаноровна увидала. «Ты, — кричит, — расхититель социалистической собственности!» А какой я расхититель? Чего я, спрашивается, расхитил? Разве я на гроб чей-нето покусился? Или на венок, прости господи? Ну да с нашей Никаноровной разве поспоришь? А вы сами-то что тут делаете? Целуетесь?
Гаврилычу явно хотелось поболтать.
«И с чего он подумал, что мы целуемся?» — в раздражении подумал Миша.
— Ладно, мы пойдем, — сказал он, беря Лену за руку.
До общаги они добирались часа два. Миша почти тащил Лену на плече: она так стерла ноги, что едва могла ходить. Впрочем, она вела себя молодцом: не ныла, не жаловалась…
Потом Миша светил фонариком, пока Лена чистила зубы и умывалась.
— Ты напугалась, когда на нас Гаврилыч наскочил? — спросил он, глядя, как она намыливает свои ладошки.
Лена смущенно улыбнулась:
— Нет, не очень… Я же с тобой была.
Миша почувствовал, как при этих словах теплая волна пробежала по его телу. Все-таки это безумно приятно, когда кто-то считает тебя сильным и смелым.
Проводив ее до общежития, Миша сел на врытую у крыльца лавочку и вытащил из пачки сигарету.
— Ты не пойдешь спать? — шепотом спросила Лена.
— Да нет. Что-то не хочется.
Она опустилась рядом.
— Мне тоже.
Над головой гуляли звезды, из-за леса слышался гул басов — в клубе все еще танцевали. И вдруг Лена совершила невозможное: прижалась к Мише и положила ему голову на плечо.
— Спасибо за все. Ты… мне кажется, ты даже не представляешь, какой ты замечательный человек.
Миша сидел, боясь пошевелиться. Он просто ощущал на своем плече сладкую тяжесть женской головки, чувствовал щекой мягкость ее волос… И от этого сердце билось часто-часто и по телу разливалась нежная слабость.
Неожиданно для себя он развернулся и поцеловал Лену в теплые губы. И она не оттолкнула его.
Миша совершенно забросил Алекса. Каждое день вместо того, чтобы идти с ним по филологическим делам, он мчался к поваленной сосне на развилке дороги и ждал Лену. Маялся, пинал ногами опавшие листья, курил. И вздрагивал от каждого звука.
Во время обеденного перерыва, улучив минутку, Лена сбегала к Мише.
Она всегда появлялась неожиданно. Скидывала косынку на плечи, обвивала Мишину шею руками. Он поднимал ее, кружил.
Потом они сидели на траве, делясь своими пустяковыми новостями, или просто бродили по лесу, собирая грибы.
Миша чувствовал себя буквально на седьмом небе от счастья. Кругом все желтое, воздух терпкий и пьяный… И Лена — свежая, как яблочко, вкусно пахнущая, красивая до изнеможения.
Как так получилось, что он не замечал ее раньше? Ведь четыре года вместе проучились! Сидели на лекциях, болтали, в самодеятельности участвовали…
— Ты чувствовала, что между нами что-то должно произойти?
— Нет. А ты?
— И я — нет.
Лена смотрела на него с лукавой улыбкой.
— А вообще-то…
— Что?
— Неужели ты не замечал, что все наши девчонки были в тебя чуточку влюблены?
— Да брось!
— Честно! Ты красивый, умный, немного загадочный…
Ее слова были медом для Мишиного сердца. В глубине души он понимал, что Лена, сама того не замечая, приукрашает действительность, но не верить ей не мог. В ее присутствии он действительно ощущал себя супергероем.
— Ты так говоришь, потому что совсем меня не знаешь, — не мог удержаться он от кокетства.
— А что я должна знать?
Ленины глаза смеялись, и видно было, что она заранее отказывается верить в его грехи.
— Я эгоист, — отважно признался Миша.
— Все эгоисты.
— Я отлыниваю от работы в колхозе.
— Все отлынивают.
— Я… У меня бывают развратные мысли.
Брякнув это, Миша похолодел. Лена молчала, склонив голову на грудь. Он ждал ее слов как приговора.
Внезапно она обняла его, приблизила потемневшие глаза… Он думал, что Лена что-то хочет сказать, но вместо этого она вытащила его свитер из штанов и скользнула прохладной ладошкой внутрь. Миша уже сам не помнил, как схватил ее, сжал…
«Какое счастье, что Алекс подарил мне презерватив!» — промелькнуло в его восторженной башке.
Лена совершенно преобразилась. Она напрочь забыла о своей хандре и целыми днями распевала, как весенний воробей. Глаза ее блестели, щеки румянились.
Тайну насчет своей новой любви она проносила в себе ровно три дня. А потом не выдержала и выложила все Марике.
— Так ты что с ним, уже… того? — изумилась та.
— Ага! — счастливо зажмурилась Лена.
Н-да… Марика сделала вид, что понимает, одобряет и крайне радуется за подругу. На ее вкус Степанов был милым мальчиком, но и только. Ну не было в нем спокойного чувства собственного достоинства — главного, что нравилось Марике в мужчинах! Миша все время рвался демонстрировать свои прекрасные душевные качества, организаторские способности и преданность партии. Вся его жизнь была подчинена какой-то нелепой борьбе за принципы и высокие показатели. А о том, что на свете существует здравый смысл, Степанов даже не догадывался.
