— Вот и хорошо: значит, поделим их по-братски. Мне — Марика, Вера, Валя и Галина, а тебе все остальные.
Пряницкий немного подумал.
— Так нечестно, — наконец объявил он. — Ты себе самых симпатичных забрал! К тому же у тебя все равно с ними ничего не получится.
— Почему? Думаешь, я для этого слишком красивый и умный?
— Биография у тебя с дефектом, — снисходительно объяснил Жека. — Иностранец ты. У нас почти во всех анкетах существует графа: «Есть ли у вас родственники за границей?» Если есть, то ты автоматически попадаешь в число неблагонадежных. А любовник — это уже почти родственник.
В этот момент на картофельном поле поднялась какая-то суматоха. Студенты собрались вокруг Лядова.
— Пря-ниц-кий! — принялись громко скандировать они.
Жека втянул голову в плечи:
— Кажется, меня хватились…
— Так ты просто удрал с поля без разрешения? — усмехнулся Алекс.
— Думаешь, это было просто?!
— Пря-ниц-кий!
— Ладно, я пошел, — обреченно вздохнул Жека. — Если они порвут меня на тряпки, похорони меня как положено.
Алекс тоже поднялся:
— А я пойду Ленина долепливать. А то к Никаноровне послезавтра комиссия приедет, а у меня еще ничего не готово.
Вообще-то его задело то, что Пряницкий обо всем догадался. И вопрос был не в том, что его застукали за подглядыванием за Марикой: Жека заметил, что Алекс терпел поражение. И это было весьма и весьма неприятно.
«Неужели русские женщины просто боятся со мной связываться? — подумал он, спускаясь с крыши. — Но ведь это чушь какая-то!»
Его удивляла и возмущала подобная несправедливость: ты можешь быть хоть семи пядей во лбу, хоть ангелом во плоти, но если на тебе стоит печать «иностранец», к тебе будут относиться не как к живому человеку, а как к представителю твоей страны.
Общественное мнение — главный советский законодатель — четко определяло, кто, с кем и при каких обстоятельствах должен встречаться. И воевать с ним имело столько же смысла, сколько бежать на танк и кричать: «Задавлю!»
Комиссия для колхоза — это все равно что свадьба для лошади: голова в цветах, задница в мыле. В ожидании высоких гостей «Светлый путь» в срочном порядке чистился и охорашивался. Комиссия была в высшей степени ответственная, и в случае успеха Никаноровна таки надеялась выпросить денег на овощехранилище.
Обычно высоких гостей встречали у здания правления, как раз под памятником Ленину, но на этот раз Никаноровна решила перенести мероприятие к столовой. Дело в том, что голова, сработанная Алексом, хоть и была похожа на оригинал, но что-то в ней явно было не так.
«Кого мне напоминает эта рожа?» — думала Никаноровна. А потом вспомнила, как год назад дочка Зоя водила ее в музей: точно такой же нечеловеческий взгляд был у гестаповца на картине «Мать партизана».
Но переделывать что-либо было уже поздно.
Лядов тоже носился по деревне как ужаленный. По его замыслу студенты должны были встретить начальство высокой дисциплиной, примерным трудом и впечатляющими отчетами.
— Что вы щуритесь, как китайцы с похмелюги! — кричал он на заспанных студентов. — Нельзя сделать лица пожизнерадостней? Завтра нам уезжать назад в город, к мамам-папам, а у вас такой вид, будто вам стипендию не дали. Где Седых с букетом?
Марика, которой поручили одарить комиссию цветами, вышла вперед.
— Ну и где твои цветочки?! — набросился на нее Лядов.
— Я их в комнате оставила, в ведре с водой. Чтоб они не завяли.
— Нет, ну вы посмотрите на нее! Оставила! Дура, что ли? А если комиссия приедет чуть раньше?! А мы благодаря Седых стоим без букета! Иди быстрей за ним, чучело!
Марика всегда терялась перед хамами. Вроде как спорить с ними глупо: дураков лечить — только уколы переводить. Не спорить — еще глупее. Пунцовая от обиды, она чуть ли не бегом кинулась прочь.
«Чертов подлиза! — думала Марика в ярости. — Фиг я тебе чего принесу! Обойдешься без цветочков!»
Марики все не было и не было. Лядов весь извертелся, извелся и исстрадался.
— Как за смертью эту Седых посылать! — кипятился он. — Куда она могла деться?
Воронов поднял руку.
— А я ее у конюшни видел!
— Чего она там делает-то?!
Алекс, слышавший весь разговор, подошел к Лядову:
— Я могу за ней сходить.
Тот бросил на него страдающий взгляд:
— Сходи, будь другом!
Алекс был до смерти рад, что у него нашелся удобный предлог, чтобы смотаться с предстоящего мероприятия. Во-первых, ему уже осточертело стоять на ветру и ждать каких-то там чиновников. А во-вторых, он несколько беспокоился за своего Ленина. Голова вождя, державшаяся буквально на соплях, в любой момент могла скатиться с плеч. А при таких событиях скульпторам лучше не присутствовать.
Как и сказал Воронов, Седых оказалась на конюшне. Кроме нее, там никого не было: все от мала до велика отправились встречать комиссию.
Марика стояла около денника Велосипеда и скармливала ему цветы, предназначенные для высоких гостей.
— Вот как на моем месте должна поступить современная интеллигентная девушка? — спрашивала она у своего любимца. — Простой русской бабе полагается уткнуться в передник и выть. Девушка из блатной семьи двинула бы Лядову в репу. А мне что делать? Ничего? Съешь, пожалуйста, цветочки! Пусть этому негодяю ничего не достанется!
Велосипед охотно принимал подношение.
— Вот умница, вот красавец! — нахваливала его Марика.
Алекс подошел к ней почти вплотную.
— Привет!
Вздрогнув, она спрятала остатки букета за спиной.
— Ты что тут делаешь?!
— Лядов велел привести тебя назад живой или мертвой.
Марика испуганно отпрянула.
— Не пойду я никуда! Пусть он сам приседает перед своей комиссией!
— Ничего не поделаешь, надо идти, — сделал непреклонное лицо Алекс.
Марика рванула в сторону двери, но он тут же преградил ей путь к бегству.
— Я же все равно тебя поймаю! — проговорил Алекс злодейским голосом.
— Это мы еще посмотрим!
Она попятилась, кидая ему под ноги все что ни попадя: вилы, лопаты, ведра. Пугаясь грохота, лошади тревожно бились в своих денниках.
Марика уперлась спиной в лестницу, ведущую куда-то наверх, схватила стоящее на нижней ступеньке ведро с водой.
— Учти, я тебя оболью! Только подойди!
Алекс ухмыльнулся от уха до уха:
— Посмотрим!
— Увидим!
Марика плеснула из ведра. Большая часть вылилась на пол, но и на Алекса кое-что попало.
— Черт!
Пользуясь его замешательством, она быстро вскарабкалась наверх.
Алекс снял мокрый свитер и, повесив его на дверь пустого денника, полез вслед за Марикой.
Наверху было устроено что-то вроде сеновала. Сквозь пыльное окошко пробивался яркий солнечный свет, пахло травами и летом.
Алекс огляделся кругом.
— Ты где?
И в ту же секунду ему на голову обрушилась целая охапка сена. Он развернулся, схватил Марику, стараясь блокировать ее руки. Но она подставила ему ножку, и они вместе грохнулись в сено.
— Седы-ы-ых! — послышался снизу голос Воронова. — Тебя Лядов зовет!
Алекс и Марика замерли, таращась друг на друга.
— Я знаю, что ты тут! — вновь позвал Воронов.
— Молчи! — умоляюще прошептала она.
Алекс понятливо кивнул. И тут до него дошло, что Марика лежит в его объятиях и что кричать она — сто процентов — не будет. А такие случаи выпадают раз в жизни!
— Седых! Выходи!
Марика изо всех сил вертела головой, пытаясь отстраниться от его поцелуев. Но он все же поймал ее губы, развернул к себе…
Трогательная старенькая футболочка сама собой закаталась ей под мышки, ватные штаны расстегнулись…
Она уже не сопротивлялась, позабыв и о Воронове, и о пославшем его Лядове. Ни Алекс, ни Марика так и не заметили, когда тот ушел.
— Еще раз меня обольешь, и я тебя просто побью, — проговорил Алекс, немного придя в себя после чего-то бурного и безумного.
— Не побьешь, — одними губами прошептала Марика. Сев на колени, она принялась вынимать из волос соломинки. — Надеюсь, ты никому ничего не разболтаешь.
