— Ты удивишься, но большинство людей на этой планете не знают, как называется столица вашей страны.
— Чушь какая! Все прогрессивное человечество с неослабевающим вниманием следит за... за...
Это была стандартная фраза, которую постоянно повторяли и по телевидению и по радио, но Марика — хоть убей! — не могла сейчас вспомнить, за чем именно надо следить человечеству.
— В общем, по-настоящему культурные люди прекрасно знают выдающихся русских художников! — торжественно заключила она.
Алекс поскреб лоб, оставляя на нем след глины:
— А что еще должен знать по-настоящему культурный человек?
Марика вопросительно посмотрела на него:
— То есть?
— Ну, ты же не позволишь ухаживать за собой грубому и некультурному типу вроде меня, — пояснил он. — А так у меня будет шанс исправиться.
Марика смотрела на него, не понимая. «Ухаживать»?! Что он имеет в виду?
— У тебя ничего не выйдет, — сказала она, на всякий случай отступая к двери.
На лице Алекса отобразилось неподдельное разочарование.
— Почему?
— Потому что гусь свинье не товарищ!
— И кто из нас кто?
Но Марика не расслышала его последней фразы. Разволновавшаяся, в растрепанных чувствах, она выскочила из Красного уголка и чуть ли не бегом ринулась вон из правления.
Выйдя за околицу, Марика присела на поваленное бревно у дороги, чтобы немного отдышаться и прийти в себя.
Ухаживать… Он что, издевался или действительно она ему настолько понравилась?
При мысли об этом Марика непроизвольно улыбнулась. А что, было бы забавно соблазнить американца! Такое еще не приходило ей в голову.
«А ведь я смогла бы!» — с неожиданной смелостью подумала Марика.
Перебрав в памяти подробности их разговора, она окончательно развеселилась.
«В следующий раз, когда мы останемся наедине, поведу себя эдакой кошечкой, — решила Марика. — Намурлычу ему с три короба, дам себя по шерстке погладить… Он и оглянуться не успеет, как влюбится в меня».
Ох, лишь бы только он не оказался шпионом! Но Марике настолько не хотелось в это верить, что она и не стала.
Миша рассчитывал, что в деревне все сложится примерно так же, как в Москве: Алекс будет сам по себе, весь остальной мир сам по себе, а он, как человек облеченный доверием, будет между ними посредником.
Но Алекс ни в грош не ставил его посредничество: гулял там, где хотел, общался с кем вздумается… Да еще и постоянно подтрунивал над Мишей:
— Зря ты все время за мной ходишь: люди могут подумать нехорошее. У вас ведь существует уголовная ответственность за гомосексуализм.
Что такое гомосексуализм — Миша не знал, но Жека Пряницкий с охотой просветил его. В результате Степанов перестал приближаться к Алексу более чем на метр.
Тем временем бессовестный американец развлекался, как только мог. Уже на второй день по приезде он затеял с мужской половиной отряда игру в войнушку. Он изображал из себя злого американского сержанта, а все остальные соответственно были новобранцами.
— Lock your stinking bodies, you, maggots! — орал на них Алекс. — Подтянитесь вы, опарыши!
Правда, потом ему пришлось неоднократно «упасть-отжаться» уже под советские армейские команды.
— Я тебе говорил, что Алекс — мировой мужик! — радовался Жека.
Но Миша совершенно не разделял его восторгов.
Никаких шпионских действий Алекс не предпринимал, ничего такого не делал… Ну пойдет к какой-нибудь бабке, запишет за ней три страницы ерунды… Ну, полдня провозится с глиняной башкой… Потом на костер с ребятами отправится. А там пойдут в ход дешевые сигареты, пиво и ожесточенные споры.
— Правда, что у вас все операции делают без анестезии? — на полном серьезе спрашивал Алекс.
Народ катался со смеху.
— Ага! И еще мы ходим в шкурах и с каменными топорами за пазухой.
Вообще, выяснилось, что американцы имеют очень смутные представления о жизни в СССР. Алекс искренне полагал, что советские гаишники имеют право пристрелить водителя за превышение скорости, что коммунисты хотят завоевать весь мир и что все советские люди мечтают эмигрировать в США.
Впрочем, Алекс тоже изрядно веселился, когда Лена Федотова начинала перечислять ему основные «прелести» капитализма:
— Во-первых, в Америке каждый четвертый — безработный или бездомный. Во-вторых, у вас на улицах постоянные перестрелки. Богачи купаются в роскоши, а у бедняков нет денег даже на то, чтобы ходить в школу. Не говоря уж о медицине.
— Ничего подобного! — оправдывался Алекс. — У нас есть безработные, но их не так много. Бездомные — это вообще, как правило, алкоголики.
— Вот видишь! — торжествовала Лена. — У вас еще и алкоголизм есть!
Но Алекс и не думал сдаваться:
— Большинство американских школ бесплатные. Медицинские услуги покрываются страховкой.
— А кто Олимпиаду — 80 продул? У нас было восемьдесят золотых медалей, а у вас сколько? Ноль без палочки!
— А мы вообще бойкотировали вашу Олимпиаду, потому что вы вторглись в Афганистан!
— Вот вам и засчитали поражение за неявку.
«Никакой Алекс не шпион, — в сердцах думал Миша. — Просто балбес и пустозвон. А мне тут возись с ним».
И от этих мыслей было тяжело и пакостно на душе, как от дела, не оправдавшего возложенных на него надежд.
Марика опоздала на обед и прибежала, когда все уже поели.
— Ты где болтаешься? — рявкнул Лядов, встретив ее на крыльце.
— Федотовой плохо стало, и я ее к фельдшеру водила.
— Плохо ей, видите ли… Иди ешь быстрее!
У Лены действительно последнее время были проблемы со здоровьем: то голова закружится, то давление скакнет, то тошнота накатит.
— Сначала кормят черт-те чем, а потом возмущаются, что у них дети болеют! — сердилась пожилая фельдшерица, выписывая Лене какие-то таблетки. — Еще раз прихватит, приходи — я тебе освобождение дам: поедешь в город. А то не хватало, чтобы у тебя аппендицит или еще что похуже нашли.
Марика отвела подругу в общежитие.
— Тебе что-нибудь принести?
Лена лишь вымученно покачала головой.
— Ничего не надо. Иди поешь сама, а то Лядов ругаться будет.
Марика села за столик в углу. Доведет себя Ленка! Ну разве можно так страдать по какому-то мерзавцу? Ведь даже болеть начала!
— Ничего не понимаю, — вдруг произнес невдалеке от нее голос Алекса. — Почему в меню написано «Суп с фрикадельками», а мне выдали «Суп с фрикаделькой»?
Марика подняла на него взгляд.
В столовой, кроме них двоих, никого не было. Даже повариха, стоявшая на раздаче, и та куда-то удалилась по своим делам.
— Привет! К тебе можно присоединиться? — весело спросил Алекс, подходя к Марикиному столику.
Вспыхнув, она пододвинула свой поднос, освобождая ему место:
— Можно.
Все то, что она собиралась сказать ему при встрече, вылетело у нее из головы. Она просто смотрела на Алекса и улыбалась: до того он ей нравился — голубоглазый, загорелый, с золотистой щетинкой на небритых щеках.
И в этот момент в столовой появился Лядов. Остановившись в дверях, он выразительно постучал по наручным часам.
Марика моментально сникла. Этот негодяй наверняка собирался торчать у нее над душой и мешать ее личной жизни.
Алекс сидел спиной к входу и потому не видел Лядова. Но он тут же заметил перемену в Марикином лице.
— Ты что такая суровая? — спросил он.
— Просто я американцев не люблю, — проговорила Марика убитым голосом. Лядов ни в коем случае не должен был догадаться о ее чувствах к американцу.
Алекс изумленно поднял брови.
— И за что ты нас не любишь?
— За то, что ваш колорадский жук ест нашу картошку.
— Всего-то?
Марика бросила взгляд на Лядова, с любопытством прислушивающегося к их разговору.
— А еще вы ядерную бомбу на Хиросиму и Нагасаки сбросили.
— Я?! — искренне изумился Алекс. — Я ничего ни на кого не сбрасывал.
