– А знаешь, кому мы всем этим обязаны? – уже который год задавал он один и тот же вопрос и всякий раз сам с удовольствием на него отвечал. – Правильно! Твоему прапрадеду, Доброславу Новак. Нам сейчас не было бы равных, если бы не его лучший друг, Густав Каминский, оказавшийся подлым предателем, как и все его семейство… – об этом отец тоже никогда не упускал возможности напомнить. А еще о том, что проклятые Каминские на открытии прадеда построили не менее успешный бизнес и всячески портят Новак жизнь.
Слышали о Монтекки и Капулетти? У нас примерно также, только в тысячу раз хуже. Все началось еще лет сто назад, когда наши прапрадеды изобрели новый способ выделки кожи и вместе мигрировали из Польши в Соединенные Штаты Америки. Вдаваться в подробности не стану, в отличие от своего подкованного семейства, в этих вопросах я не сильна. Знаю лишь, что, когда дела у них пошли в гору, а фабрики стали открываться по всей стране одна за другой, наши прадеды что-то не поделили и разругались вдрызг.
Еще в детстве бабушка рассказывала, что дело было не только в бизнесе, но и в женщине, как же без этого. Что случилось между ними на самом деле, уже никто никогда не разберется: столько лет кануло и сменилось несколько поколений. Вот только вражда между Новак и Каминскими стала передаваться буквально с молоком матери, а с развитием бизнеса и новыми технологиями вышла на принципиально новый уровень.
– Никогда не забывай о своих корнях и о том, что ты Новак. В этом твоя суть и твое предназначение! – завершил свою воодушевляющую речь отец возле мемориала с тем самым первым ботинком, сошедшим с конвейера. Второй ботинок по семейной легенде когда-то прихватил с собой предатель Густав Каминский, в чем его лживые потомки до сих пор не сознались.
Автомобиль припарковался у огромного белоснежного дома, в котором я была за всю историю лишь пару раз и то совсем ребенком. А нас уже встречали, чему я снова оказалась крайне удивлена.
– Вот это ты вымахала, Лиска, – с порога набросилась на меня Рейчел, заключив в объятья.
Сама сестра за то время, что мы не виделись не особо изменилась, лишь ее когда-то длинные волнистые волосы превратились в аккуратную короткую стрижку, отчего скулы на лице стали казаться более острыми.
– Здравствуй, – обняла девушку в ответ, все еще не понимая, с чего вдруг она прониклась ко мне такой любовью.
Нет, конечно, так было не всегда. Еще детьми отец собирал нас всех вместе на каникулы где-нибудь заграницей. Рейчел была подростком и действительно относилась ко мне с каким-то особым теплом, или просто жалела. Даже разъехавшись по разным странам, мы продолжали созваниваться, болтая обо всем часами напролет. Но разница в шесть лет дала о себе знать. И когда сестра повзрослела, звонить мне, а уж тем более отвечать на мои глупые сообщения, стала все реже. Так мы и скатились до нелепых рождественских открыток.
Рейчел и Тайлер, наш брат, были двойняшками. Внешне они походили на отца, я же, со слов бабушки, все больше напоминала маму.
Тай, который никогда не питал ко мне особых родственных чувств, был здесь же, тихо подпирая дверной косяк и наблюдая за всем этим нелепым семейным воссоединением со стороны. За последние годы он возмужал, раздался в плечах, лишь вдумчивый прищур лукавых глаз, такой же, как у отца, и нахальная полуулыбка выдавали в нем прежнего сорванца и шалопая, каким я успела его запомнить.
Должно быть, глупо, но где-то в глубине души я все еще побаивалась брата. Ведь это из-за него бабушка, едва похоронив дочь, забрала меня, рожденную недоношенной, болезненной и очень слабенькой, с собой в далекую Россию. Она же и назвала меня Василисой. Убитый горем отец не особо сопротивлялся, не желая видеть меня перед глазами.
Почему ей вообще пришло в голову решение разлучить меня с родными, бабушка рассказала лишь перед смертью. Оказалось, шестилетний Тайлер, считая, что мама умерла по моей вине, прямо в детской кроватке пытался придушить меня подушкой.
Естественно, я никогда не говорила ему, что знаю об этом, да и сам он вряд ли помнил. Какой спрос с шестилетнего ребенка, переживающего смерть матери? Только всякий раз, когда брат смотрел на меня вот так: хладнокровно и свысока, не покидало странное ощущение, словно он готов повторить это снова.
– Полчаса на завтрак, столько же, чтобы переодеться и разобрать вещи, – озвучил отец, сверившись с часами на запястье.
– Папуль, но она только приехала. Дай ей хоть немного освоиться, прежде, чем вводить в курс дел. Не будь таким букой, – закружила вокруг отца Рейчел. – Тем более к Тайлеру приехал Джимми, ну, который из Нью-Йорка, и мы все вместе собирались на пляж.
– Ладно, – скрепя сердце согласился отец со своей любимицей, – но только один день.
Поцеловав мужчину в щеку, Рейчел тут же потащила меня куда-то на второй этаж.
– А вот и твоя комната. Нравится?
– Да, очень, – призналась я, обнаружив здесь же у кровати свой старенький чемодан.
На фоне всей этой роскоши он выглядел каким-то неправильным и чужеродным. Поймав свое отражение в зеркале, которое шло едва ли не во всю стену, я с грустью обнаружила, что и я рядом с сестрой, модной и уверенной в себе, смотрюсь не лучше.
Как долго, еще ребенком, я мечтала об этом дне, когда болезнь отступит, а отец заберет меня с собой и будет любить точно так же, как любит Рейчел и Тайлера. Будет смотреть на меня и улыбаться, гордиться мной. Ведь все эти годы я действительно старалась, из шкуры вон лезла, чтобы получить хоть толику его одобрения. Вот только записывая меня на все эти странные онлайн-курсы в разные университеты мира и присылая профессоров для живого обучения, я не была уверена, что он хотя бы раз интересовался моими успехами. По крайней мере, со мной об этом он никогда не разговаривал, словно ему было абсолютно плевать.
Когда в моей жизни появился сильный и независимый Марко, я запретила себе даже мечтать о возвращении в семью, словно ее у меня и не было. Если бы не авария на треке и длительная реабилитация, после которой одаренный гонщик все-таки сумел подняться на ноги, мы бы с ним даже не познакомились. И вот теперь, когда все только начало налаживаться, а наши отношения с горячим итальянцем стали перерастать во что-то большее, жизнь снова смеялась надо мной.
Почему? Почему эти глупые детские мечты начали сбываться именно сейчас? Это что, какая-то шутка или все по-настоящему?
Вещи из чемодана за считанные минуты перекочевали на полки огромного гардероба, где оставалось еще полно места. Когда же я встретилась с глазами сестры, в них читалось явное непонимание.
– Если хочешь, могу одолжить что-нибудь из своего.
– Нет, спасибо. Купальник и шорты у меня найдутся, – улыбнулась, чувствуя себя несколько неловко под ее напористым взглядом. – А для начала было бы неплохо принять душ.
– Ладно. Если хочешь побыть одна, так и скажи, не стесняйся. Буду ждать тебя в столовой. Первый этаж, направо, – тут же ответила на мой немой вопрос проницательная сестренка, прежде чем скрыться за дверью.
Стянув футболку и джинсы, я распустила волосы и приготовилась отправиться в душ, но тут мое внимание привлекло какое-то движение прямо у меня под носом.
Окна спальни выходили во внутренний двор. Там, на лужайке у бассейна, не ожидая, что за ними кто-то наблюдает, Тайлер как раз дурачился со своим другом. Джимми, кажется. Высокий, плечистый, темноволосый, на его фоне даже мой возмужавший брат несколько терялся.
Подглядывая за парнями, не трудно было догадаться, что каждый из них в свое время занимался каким-то видом борьбы, их выдавали четкие и отточенные движения. Но в ходу были и другие, совсем детские и забавные, типа неожиданной щекотки. После серии захватов и раскатистого смеха, от которого даже у меня на душе стало неожиданно легко и спокойно, Джимми отправил моего своенравного братца купаться, а тот еще долго злился и чертыхался, выбираясь из бассейна в мокрой одежде.
