использовал юную восемнадцатилетнюю девушку, приняв ее за проститутку. А когда я пришла ему об этом сообщить, признаться в любви, сказал равнодушно: «Я не просил тебя о невинности».
Он жестко, так же, как его огромный поршень толкался в меня, всадил в сердце осколок. Он заморозил мое сердечко и бросил. Даже не понял, что натворил. Даже не осознал, что лишил меня девственности. Даже не узнал, пока сама не пришла и не сказала.
Но самое страшное не это, а то, что когда я сообщила обо всем отцу, то получила вместо утешения пощечину и недельные каникулы в наркологической клинике. Он посчитал, что мое поведение не нормально. Отец посчитал, что всему причиной наркотики. А ведь всему причина — любовь. Болезненная одержимость к человеку, который был другом моему отцу и предметом моих фантазий.
Но это моя беда, верно? Смысл жаловаться на судьбу. Как есть, так есть. Сама виновата. Была наивной идиоткой, что от себя до сих пор тошно. Сама повелась на глупую иллюзию и расплачиваюсь потерей репутации. Сама совершила ряд ошибок в прошлом.
А у Кати должно быть все хорошо. Любимая подруга заслуживает этого. Она лучше меня, достойней.
Может быть, хоть этим хорошим поступком я и почищу свою загаженную пороком и жаждой не того человека карму.
Дам возможность счастью хоть мельком заглянуть и в мою грязную, пропитанную гнилью жизнь.
Именно по этой причине я совершенно не сомневаюсь в правильности своего решения и, опираясь на стол, потрясывая сиськами, подсыпаю в бокалы троих волшебный порошок.
Легкий, но вставляет с него отлично. Эйфория, рухнувшие запреты, свобода.
Я сначала боялась, что меня спалят, но Катя и не смогла бы ничего заметить. Эта дурочка занята прожиганием во мне дыры, так как всегда считала своих нянек собственностью.
И я ее могу понять. Когда-то я тоже считала Тамерлана собственностью. И вот теперь та же участь постигла мою подругу. Но ей повезло больше. Ей даже определяться не надо, кого она любит больше. Ведь они оба отвечают ей взаимностью. Я о таком могла только мечтать.
Улыбаюсь, уверенная, что подружка в скором времени поймет. Не нужно делать выбор, нужно просто следовать своим желаниям.
Какими бы дикими и порочными они не были.
Это ее жизнь, и я не позволю ей прожить ее с каким-нибудь смазливым мудаком, которого она не сможет полюбить.
И пусть мне не светит поддаться своим желаниям, я переживу, два года же как-то жила.
А мы с Тамерланом игнорируем сам факт моего существования, так хоть пусть подруга оторвется за меня.
За себя.
За всех обиженных девчонок.
Именно с этими мыслями я оставляю трех задыхающихся в похоти людей, уже посматривающих друг на друга все смелее. А Ренат, смутно напоминающий мне Тамерлана, так вообще затевает рассказ о своей жизни. О смешной ситуации в детском доме.
Все у них обязательно получится. А я? А я пойду.
Но не трахаться с первым встречным, как многие могут подумать, а домой.
Сниму эти дебильные тряпки, что отравляют мою душу, и придамся собственной эйфории. Музыкальной. Улечу далеко и надолго, пока не настанет утро.
Пробираюсь на выход сквозь толпу, ощущаю на коже жжение. Оно такое… До боли знакомое. Как будто сел комар и пьет мою кровь. Оборачиваюсь. Смотрю по сторонам, но никого подозрительного не замечаю.
Здесь столько народу, что смотреть, а точнее пялиться, может кто угодно.
Уже пробираюсь к гардеробной, накидываю тонкое кожаное пальтишко белого цвета. Засматриваюсь на себя в зеркало. Когда-то я пришла в клуб первый раз ради Тамерлана. Теперь я делаю это в отместку ему. Все чаще и чаще.
Не захотел любящую и верную жену? Получай прокуренную девку, такую же обиженную жизнью, как многие другие сошедшие с правильного пути. Именно так я себя наказываю, гроблю все светлое, что когда-то было во мне. Уничтожаю в пыль наивность.
Выхожу на улицу и чувствую, как в воздухе пахнет грозою.
Дождь я люблю. Решаю все-таки попытаться его застать и пройтись пешком.
Но разве могу я просто пройтись и не нарваться на неприятности.
Какие-то мужики на тачке начали высовываться из окна, свистеть, улюлюкать.
Даже предлагать бабло.
Но звук байка их отвлек.
Как, впрочем, и меня от желания расквасить их недоинтеллект остроумной фразой.
Сердце колотится как бешеное, когда смотрю на массивного мужика в шлеме.
Он поднимает очки, и меня прошибает двухсотваттным током от кончиков пальцев до кончиков волос.
Сглатываю вязкую слюну. Быть не может. Спустя два года. Вот так просто. Облизываю пересохшие губы и в спешке обдумываю, что ему сказать.
Пошел вон? Пошел в жопу? Сгори в аду?
Или… Возьми меня прямо здесь…
И словно не было этих долгих ночей, разговоров с самой собой. Убеждений, что я больше не больна этим черствым человеком. Что я больше не юная дура, увидевшая то, чего и в помине быть не могло.
Почему он здесь. Что ему нужно? И почему парни сразу прекратили любые попытки меня унизить. Смотались, словно сама смерть наградила землю своим присутствием.
А мы наедине. Пусть на людной улице. Пусть в центре мегаполиса. Пусть природа грохочет и предвещает ливень.
Мы все равно одни.
Он, я и моя больная одержимость.
Надо быть гордой, да?
Надо просто развернуться и уйти, махнув пальто как хвостом павлина. Но я продолжаю стоять и смотреть в его бездушные глаза.
Черные, как самая темная ночь. Холодные, как капля дождя, что ударила меня по руке.
Тамерлан. Моя боль. Мой секрет. Моя любовь.
Чего он хочет? Зачем мучает меня молчанием.
Теперь он вообще протягивает шлем. Второй.
Такой же черный, как и тот, что на нем.
Я же смотрю то на него, то в глаза-магниты и понимаю неизбежное… Как бы я не хотела быть гордой, все равно его надену.
Все равно сяду за его спину и