на третьем этаже, по позвоночнику ползёт озноб, а коленки подкашиваются.
Это злой розыгрыш, Полина. Ты не должна ему верить.
Мне с трудом удаётся передвигать деревянные ноги. Чем ближе я к номеру 316, тем больнее сердце бьется о рёбра. Когда дохожу до нужной двери, пребываю в полуобморочный состоянии.
Она не заперта. Между дверью и дверным проемом щель в несколько сантиметров. Как будто кто-то специально оставил открытой. Специально для меня?
Толкаю рукой. Дверь гостеприимно распахивается. Перед глазами предстают разбросанные по небольшому коридору женские и мужские вещи. Когда я узнаю рубашку Стаса, которую сама же и гладила несколько часов назад для похода на мальчишник, мне становится дурно. Каждый новый вдох даётся с мучительной болью, в легкие словно стекла насыпали.
В уши бьет женский стон. Томный, протяжный.
— О, да. Стасик, ты лучший.
Тело прошибает холодным потом. Чувствую, как по спине градом стекают капли вниз до копчика.
Еще один стон. На этот раз мужской.
И я узнаю этот стон. Черт возьми, узнаю. Потому что слышу его каждую ночь.
Ни жива ни мертва, делаю шаг в номер. Потом еще один и еще один, пока коридор не заканчивается и не начинается комната.
А там на огромной двуспальной кровати верхом на моем женихе сидит голая девушка.
Цепенею, прирастаю к одной точке, глядя, как какая-то голая девица скачет на Стасе, на моем женихе… Ее длинные каштановые волосы разлетаются в разные стороны, кожа белоснежная, почти мраморная. Они не видят меня. Девушка ко мне спиной, а Стас вовсе с блаженно закрытыми от наслаждения глазами.
Я чувствую, как рушится мой мир. Все, чем я жила, во что верила, — все летит в пропасть. Каждый новый стон моего жениха летит в меня острой стрелой. Попадает прямо в сердце, убивает его.
Я уничтожена, растоптана. Я мертва.
— Как ты можешь? — сипло выдавливаю, чувствуя, как по щекам побежали слезы.
Девица перестаёт стонать и прыгать. Резко оборачивается.
— Ааааа, — визжит и спешит прикрыться одеялом. — Вы кто такая!!!???
Она за секунду слезает со Стаса и глядит на меня во все глаза в то время, как мой жених со все еще опущенными веками мычит что-то нечленораздельное.
— Как. Ты. Мог. — Произношу громко и четко каждое слово.
Стас наконец-то разлепляет веки. Приподнимает голову, смотрит на меня, быстро хлопая глазами.
— Полина? — удивляется. — А что ты здесь делаешь? — трёт лицо и садится на кровати.
Он тоже голый. Абсолютно. Но даже не пытается прикрыться. Вертит головой от меня к своей любовнице и от нее ко мне.
— Как ты мог… — повторяю на этот раз шепотом.
Слезы больно дерут горло. Я изо всех сил сдерживаю истерику, но еще чуть-чуть и сорвусь.
— Черт! — Стас подскакивает с постели, как ошпаренный. Неустойчиво стоит на ногах, пошатывается. Сколько же он сегодня выпил, что едва может удержать равновесие? — Поля, послушай, — выставляет вперед ладони. — Давай поговорим.
Блаженное выражение его лица вмиг будто рукой сняло. Теперь он выглядит, как человек, пойманный с поличным на месте преступления.
— Черт, где мои трусы!? — орет на весь номер, только сейчас замечая, что стоит, в чем мать родила.
— Вон, — указывает пальцем любовница.
Она все еще испуганно прикрывается одеялом, вжавшись в спинку кровати. Боится меня, что ли? Думает, наброшусь на нее? Расцарапаю лицо? Я никогда не опущусь до такого унижения — драться за мужика.
Стас, спотыкаясь, бросается в угол и натягивает боксеры. Торопится, поэтому надевает их задом наперёд.
— Поля, — через секунду оказывается вплотную ко мне. Берет меня за плечи, сдавливает их.
А меня его прикосновения огнём отвращения опаляют. Пытаюсь сбросить с себя руки жениха, вдруг ставшие такими чужими и далекими, но он не отпускает.
— Поль, послушай…
— Что послушать? Будешь говорить, что это было не то, что я подумала?
Боже, зачем я вообще разговариваю с ним? Стас хоть и взял себя в руки, а взгляд почему-то до сих пор поплывший, как будто пьяный. Впрочем, он и есть пьяный. Вон как перегаром разит.
— Поль, блин… черт…
— Убери от меня свои руки, — цежу, делая шаг назад.
Не убирает, тогда я все-таки скидываю их с себя. Мне до тошноты омерзительны его прикосновения. Смотрю в некогда любимое лицо и испытываю лишь отвращение, граничащее с ненавистью.
— Дай объяснить, пожалуйста.
Смеюсь в голос. Громко, истерично. Хохот переходит во всхлип. Зажимаю рот рукой, чтобы подавить его, однако не выходит. Я унизительно рыдаю на глазах у предателя и его любовницы.
Соберись, Полина. Соберись. Он не достоин твоих слез.
Делаю шумный вдох и усилием воли заглушаю рыдания. Сглатываю тяжёлый ком в горле.
— Все кончено, Стас. Забудь меня.
— Нет, Полина, — хватает меня за руку. — Подожди!
— Не смей прикасаться ко мне больше никогда! Ты мне противен! Омерзителен!
Я предпринимаю попытку развернуться, но Стас хватает меня, разворачивает к себе. Я снова пытаюсь сбросить его руки, он не дает это сделать. Между нами завязывается борьба, где я пытаюсь вырваться, а он пытается меня удержать.
— Поля, да подожди ты. Давай поговорим. Я люблю тебя.
Эти лживые слова провоцируют во мне взрыв, вспышку гнева. Она ослепляет меня яркой вспышкой. Не контролируя своих действий, замахиваюсь и со всей силы даю ему пощечину. Звонкую, хлесткую. Стас на секунду замирает, а я прослеживаю за тем, как на его щеке стремительно образовывается красный след от моей ладони.
— Забудь меня, — повторяю.
Пока жених все еще в ступоре, быстро разворачиваюсь и устремляюсь на выход. На мое счастье лифт на третьем этаже, и я быстро захожу в кабинку. Когда ее двери закрываются, Стас с криком «Полина, я люблю тебя» и в трусах задом наперед выбегает из номера.
Сколько бы лет мне ни было, а когда мне плохо, я всегда бегу к маме. Вот и сейчас вылетаю пулей из отеля и мчусь к метро. Не хочу доставать из кармана телефон и видеть пропущенные вызовы от Стаса, поэтому поеду к родителям не на такси, а на общественном транспорте.
Я так бегу, что не чувствую под ногами ни каблуков, ни асфальта. Как будто лечу над землей. В лицо бьет противный ноябрьский дождь. Это хорошо, под каплями дождя прохожим
