меня закрадывается страшное подозрение.
Нет-нет-нет! Только не это! Я же не могла перепутать окошки?
Вся на изжоге я открываю переписку и проверяю прикрепленные файлы.
Мне кабзда.
Остается последняя надежда, что мое письмо с членами, клиторами и сиськами попало товарищу гендиру в спам.
Не. Не остается. Надежда в корчах погибает прямо в следующую секунду, когда я вижу мигающий конвертик от адресата «Соколов Дмитрий Константинович».
Ладони мгновенно потеют, а во рту — пустыня.
Я даже сглотнуть не могу.
Я в шоке от всего и сразу: от страха перед начальством, от неловкости, что ни в чем неповинному человеку отправилось порно, от стыда, что мои фантазии стали достоянием общественности. Никакой анонимности нет, великий и ужасный Соколов точно знает, что это все написано Машей Корниенко.
Первый читатель, блин.
Если не считать Сашу.
И я вот совершенно не хочу знать, что он думает по поводу моего творчества.
Индикатор непрочитанного письма продолжает мигать красным, а я гипнотизирую его, рискуя получить инсульт.
Прощай деньга на новый ноут.
Меня изгонят до окончания испытательного срока. Лишь бы без позора…
Я еще ни разу не видела нашего гендира. А если там дядечка преклонных годов. Его инфаркт не трахнет от такого чтения? Я там, кажется, героине и орал, и анал выдала…
Мамочки…
— Маша! — кричит главбух из своего стеклянного аквариума, в котором она сидит отдельно от нас простых смертных, но с полным обзором рабсилы. — Сходи отнеси в отдел кадров документы.
Я трусливо решаю пока не открывать письмо от Соколова.
В конце концов, если бы было что-то срочное, он бы уже вызвал меня через секретаря, правда?
И я, подцепив пару папок, малодушно тикаю подальше от пугающего электронного письма.
Еду в лифте, прижимая к себе документы, будто они мне родные, а в голове крутится панический вопрос: «Что делать?». Спросить у той самой знакомой маминой знакомой?
Да я со стыда провалюсь.
Надо как-то самой срочно уволиться, пока меня за девиантное поведение не выкинули.
Как назло, знакомой в отделе кадров не оказывается. У нее сегодня день за свой счет. С папками меня отправляют к начальнику отдела кадров, женщине не менее суровой, чем главбух. Именно сегодня я ее понимаю, понаберут на работу таких, как я, а ей расхлебывай.
— Здрасти, — заглядываю я к ней. — Корниенко из бухгалтерии.
Осоловелый взгляд отрывается от монитора и сосредотачивается на мне.
— А. Документы. Сюда клади, — она указывает на журнальный столик, заваленный стопками точно таких же папок, высотой с небоскреб. — Как ты сказала? Корниенко? Маша?
— Да, а что?
— Дмитрий Константинович запрашивал твое личное дело, — отзывается равнодушно кадровичка, повергая меня в страх и трепет. Коленки подгибаются, того и гляди сползу по косяку на пол.
— З-зачем не з-знаете? — заикаюсь я.
— Он не сказал. Может, Светлана Анатольевна тебя хвалила… — и опять втыкается в монитор.
Вот уж вряд ли Светлана Анатольевна меня похвалит.
Во-первых, не за что, это даже я знаю. А во-вторых, не положено. А то сотрудник себя почувствует человеком.
Я уже хочу закрыть дверь, как меня останавливают:
— Подожди в переговорной, я девочек попрошу тебе вчерашние с подписи передать. Что десять раз мотаться?
Я молча киваю и гребу в дальнюю переговорную.
В первых двух идут собеседования, а в последней только кандидат ждет своей очереди. Думаю, я ему не помешаю.
Как пришибленная, сажусь напротив за стол с непреодолимым желанием побиться головой о столешницу.
— Добрый день, — вдруг очень жестко и настойчиво здоровается со мной мужик, уединение которого я нарушила.
Поднимаю на него глаза. Этого, наверно, в топ-менеджмент позвали. Только странно, что оставили без присмотра. Хэдхантеры не дремлют. Судя по стрижке, часам, запонкам и ручке "Монблан", которую он вертит в руках, это явно претендент на место какого-нибудь зама.
Надо быть вежливой.
— Добрый, — выдавливаю я, понимаю, что с улыбкой не задается, и закусываю губу. — Извините, что помешала…
И от нервов по привычке начинаю водить носком туфли по ножке стола.
И почему такие, как он не обращают на меня внимания?
Красивый.
Темные волосы, чувственные губы, щетина такая мужественная…
Прям как из моей книги.
Разнервничавшись еще больше, я вожу вдоль ножки стола интенсивнее, а мужик напротив сосредотачивается на бумажках в папке, которые читал до моего прихода. Только нервно ослабляет галстук.
Он-то чего переживает? Явно не бедствует.
Часы от «Патек Филипп», рядом ключи на брелоке с логотипом «Майбаха».
И вообще, сейчас любая кадровичка обкончается, как только на него посмотрит. Это ж грешный сон. Вот на его бы член я посмотрела…
— Что вы сказали? — поднимает на меня темные глаза мужик.
Не успеваю я отбояриться, как в переговорную входит нагруженная папками девочка, сует мне стопку и, обернувшись к мужчине, вежливо здоровается:
— Здравствуйте, Дмитрий Константинович. Вам кроме личного дела Корниенко ничего не нужно?
В глазах темнеет.
Кажется, я не доживу до конца сегодняшнего дня.
А мужик, сиречь Дмитрий Константинович, чуть откатывается на своем стуле с колесиками, и я понимаю, что ножка стола, которая мне так полюбилась, исчезает.
Божечки-кошечки! Пожалуйста, скажите, что все это время я не елозила мыском туфли по ноге супер-пупер-босса! Ну это было бы слишком, даже для меня…
Реанимационные действия по запуску пульса у почившей надежды безрезультатны.
Не глядя на меня, Соколов с каменным выражением лица отряхивает брючину.
Надежда сдыхает окончательно, не вынеся позора.
Мне плохо.
Систему мне, джин с тоником внутривенно…
Ну почему бы этому гадскому Дмитрию Константиновичу не носить бейджик «Генеральная кара», а? А еще лучше татуху на лбу…
Господи, и это он пока не в курсе, что я та озабоченная, приславшая ему разнузданного секса на три страницы…
Еще немного ослабив галстук, в котором, похоже, скоро не будет необходимости, Соколов отвечает девочке:
— Да я смотрю, у вас сразу и сотрудник к делу прилагается, — в голосе металла на десяток сталеваров.
Ясно, для чего галстук распустил, он меня на нем повесит.
Все же знают, что ДК — изверг, трудоголик и тиран.
Кадровичка, простите, менеджер по персоналу, удивленно косится на меня, а у меня уже все. Приступ. Еще немного и начну биться в конвульсиях.
Блинский блин, ну почему я не могу просто потерять сознание?
А гендир, что, провидец? Как он меня вычислил?
Соколов, словно читая мои мысли, захлопывает папку, которую держит в руках, и я понимаю, что это оно, мое личное дело. С фоткой, как полагается. Очень тоненькое, ненажористое. Откуда ему
