быть пухлым, если я тут работаю всего три недели? Вела ведь себя тихо, как мышка…
Вот не мой сегодня день.
Что там? Коридор затмений? Ретроградный меркурий? Парад планет? Стрелец в деве?
От Дмитрия Константиновича веет холодной агрессией.
Страшненько.
Мне определено решили вставить по первое число, а зачем еще Соколову мое личное дело?
Я считаю, это не плохо, если меня всего лишь уволят, пытаюсь я найти повод для оптимизма. В Америке меня, наверное, бы сожгли. Это ведь все харассмент. И письма с непристойным содержанием, и ногой по штанам…
Впрочем, по виду Соколова и не скажешь, что я нанесла ему какую-то травму.
Решаю не дожидаться, пока меня публично выпорют. Подхватив стопку и покачнувшись под ее весом, я драпаю из переговорной.
К моему ужасу, Дмитрий Константинович выходит следом за мной. Я усиленно шевелю булками, чтобы увеличить отрыв, но кенийский бегун сегодня не в форме и встречает достойного соперника.
У меня нет таких длинных ног, как у Соколова, и шагать так широко на проклятых каблуках и в юбке-карандаш я не могу, так что меня неизбежно настигают у лифта, кабина которого с издевательским звонком успевает захлопнуться перед моим носом.
Будь проклят офисный дресс-код!
И строители этого чертового здания!
Лифты — это отдельная боль нашего бизнес-центра. Их тут целых три, но толку от них никакого. Они огромные, медленные и, чтобы попасть в них поутру, нужно пройти гладиаторские бои.
Есть еще один, маленький и юркий, но он только для генерального и на пин-коде, а посему простым сотрудникам не доступен.
В общем, почти поцеловав блестящие металлические двери, я на глазах у сложившего на груди руки Дмитрия Константиновича начинаю метаться между кнопками вызова.
И это приводит к трагическим последствиям.
Последняя кнопка находится в опасной близости от огнедышащего начальства, поэтому я, стараюсь поскорее отвернуться и отойти, и, как назло, от резкого движения папки, придерживаемые лишь одной рукой, сыплются на пол.
Я наклоняюсь, чтобы их подобрать, и… упираюсь задницей прямо в… то, что у босса ниже пряжки ремня.
Еле сдерживаюсь, чтобы не застонать от досады.
Но папки собрать нужно, а Дмитрий Константинович и не думает двигаться с места.
Ясен пень, не царское это дело — помогать сотрудникам выйти из дурацкого положения, я бы даже сказала, щекотливого.
Приходится, опуститься на корточки, потому что, если сейчас кто-то выйдет на площадку перед лифтом, он все неправильно поймет.
Как видит ситуацию сам Дмитрий Константинович, я даже думать боюсь.
Близость генерального, прочитавшего, хрен знает сколько, из моего опуса, нервирует. А то, что он все время молчит, только накаляет обстановку.
Адреналин шарашит на полную, руки дрожат.
Лучом света в темном царстве становится прибытие директорского лифта, но, увы, ненадолго.
Вселенная безжалостна.
Дмитрий, чтоб его, Константинович, зайдя в кабину, вместо того чтобы отбыть в свои эмпиреи, покашливает, привлекая мое внимание.
Кажется, меня приглашают в пасть ко львам, то есть поехать с ним.
Я пока еще в своем уме!
Там-то Соколов меня и сожрет с потрохами.
В общем, ну его этот лифт. До родимой бухгалтерии всего два этажа, добегу так.
Делаю вид, что не замечаю того, что босс придерживает лифт в ожидании меня, но Дмитрий Константинович, осознав, что я не ценю широкий жест, рявкает:
— Корниенко! Я долго буду ждать?
На подгибающихся ногах я захожу внутрь, пытаясь отгородиться от генерального стопкой. Увы, она не такая уж высокая.
Более того, как только двери закрываются, Соколов отбирает у меня поклажу и пристраивает ее на поручень. Сердце ухает в живот, когда я чувствую, как мужские пальцы касаются моих.
Лифт так и не трогается с места.
Дмитрий Константинович не торопится ввести пин-код.
Вместо этого он окончательно развязывает галстук, расстегивает верхнюю пуговицу рубашки и смотрит на меня выжидающе.
Проходит, наверное, минута, но для меня она тянется вечность.
А Соколов, прислонившись к стене, продолжает чего-то ждать. Руки в карманах, ноги широко расставлены, взгляд пристальный.
Господи, да что я должна сделать?
Мозги работают со скрипом, поэтому я не сразу соображаю, что генеральный не хочет утруждаться даже нажиманием кнопки.
Да и вообще. Откуда ему знать, на каком я работаю этаже. Бухгалтерия у нас занимает аж целых два.
Судорожно сглотнув, я тыкаю на кнопку с номером пять.
Стараясь не поворачиваться полыхающим лицом к Дмитрию Константиновичу, спрашиваю:
— А вам какой?
Ой, дура…
Разумеется, ему на свой последний. Жму на двадцать четвертый, но лифт все равно без пин-кода не двигается. Затравленно смотрю на гендира, а его брови поднимаются все выше.
Нет, босс. Мысли читать я не обучена. Давай сам.
Я и так вот-вот лужу сделаю.
Бочком делаю шаг в сторону, освобождая доступ к панели управления, как бы намекая, что теперь выход начальства.
Еще секунд тридцать ничего не происходит, если не брать расчет гневно раздувающиеся ноздри на породистом лице.
Соколов все-таки отталкивается и подходит к панели. Близко, очень близко.
Да так, что практически зажимает меня, оставляя между нами, может, сантиметров пять. Я рефлекторно втягиваю живот, отчего грудь наоборот выпирает. Дмитрий Константинович сурово смотрит в скромный вырез.
Ну да. Да.
Я нарушаю дресс-код.
Но в отличие от гендира, который сидит в кабинете с климат-контролем, в нашем опенспейсе централизованный кондиционер не справляется со своей задачей. Из него только пыль сыплется стабильно, и иногда, пугая женскую часть коллектива, еще и сколопендры. А нас там сидит сорок рыл, а компьютеров работает и того больше.
Так что две расстегнутые пуговки вполне могут спасти организм от перегрева.
Я потому на работу и не ношу лифчик. Лишние слои способны меня убить. Грудь у меня все равно меленькая, и отсутствие дополнительной сбруи в глаза не бросается.
К тому же в Кодексе корпоративной этики ношение бюстгальтеров не регламентировано…
А босс все чего-то ждет.
Мне страшно смотреть Дмитрию Константиновичу в глаза, поэтому я гипнотизирую родинку на его шее, стараясь не коситься в распахнутый ворот рубашки, где виднеются темные волоски. Еле уловимый запах чего-то мужского будоражит обоняние. Дорогой парфюм, сигареты, кофе и еще что-то. Крайне смущающее.
— Корниенко, ты долго будешь испытывать мое терпение? — неожиданно хриплым голосом задает пугающий вопрос Соколов.
В панике вскидываю взгляд на лицо генерального, и голова отчего-то начинает кружиться.
Он чересчур близко.
Я внезапно понимаю, что Соколов — слишком мужчина.
С его стороны великое скотство оказаться не пожилым лысеющим дяденькой, а горячим самцом. От этого еще позорнее, что он прочитал мои фонтазмы.
Похоже,
