любовниц на родине, так ещё и сам не брезгует полакомиться их холеными зрелыми телами, расползающимися от жары и неги Ближнего Востока. И пока местные арабы и многочисленные приезжие индийцы, египтяне и европейцы облизываются и исходят слюной на холёных русских цыпочек, мой Каренчик с каждой из них заводит совершенно недопустимые между психоаналитиком и пациентом отношения, побуждая их, точнее, их киски, раскрыться, для его настойчивого и неутомимого докторского члена. К слову, довольно небольшого, по рассказам очевидцев. Что он и компенсирует огромным количеством покрытых им самок.
Откуда я всё это знаю? Это мой секрет. Но если, честно, я консультирую половину тусовки, и многие слухи и сплетни сами стекаются липким сиропом в мой горшочек. Да и к тому же, чего только не услышит психотерапевт на сеансе! Но это всё остаётся только со мной. Все ваши грязные признания, похотливые мысли и мечты о недопустимом в приличном обществе, – всё это заколочено в узкий ящик и похоронено в глубине моей головы. Потому что я – могила. Для всех ваших фантазий и страшных поступков. За это вы и платите мне огромные, неприлично большие деньги.
Вот так, притворно улыбаясь и раскланиваясь друг перед другом, вся наша тусовка разбредается по тёплому, украшенному к новогодним праздникам ветками ароматной пихты и золотыми свечами залу. Он постепенно наполняется жужжащими и гудящими мужчинами и женщинами в самых дорогих костюмах и изысканных коктейльных платьях, благоухающими самыми дорогими духами, эксклюзивными сигарами и хрустящими купюрами. И сквозь этот непроницаемый шлем ароматов достатка, славы и богатства, я отчётливо улавливаю запах склизкой похоти, стекающего между ног нестерпимого зуда неутолённых желаний и пропитавшей насквозь тонкое бельё вязкой прогорклой спермы, сочащейся из великосветских мужей.
В очередной момент ко мне подходит снова та прелестная официанточка со своим подносом с дарами, и я беру у неё очередную флейту с искрящимся шампанским. Впрочем, я знаю как минимум одного из присутствующих на сегодняшнем балу, кто предпочитает золотой дождь в своих сексуальных играх, и сейчас он с упоением пьёт шипящийся светло-жёлтый напиток, наверняка предвкушая, как он пойдёт завтра в свою специально оборудованную кафелем сауну в загородном особняке, и выльет литры мочи в рот своей очередной любовнице. Испытав множественный, ни с чем не сравнимый, оргазм. Ну что же, всё, что делается по обоюдному согласию партнёров, не считается чем-то запретным и незаконным. А то, что доктор Анатолий Смирнов иногда пользуется услугами чёрных дилеров, поставляющих ему ничего не подозревающих девочек, едва достигших совершеннолетия, которым он предпочитает мочиться в их пухленькие, ещё только набирающие сок, вагинки, ну что же, об этом мне ничего не известно.
Я даже могу отчётливо представить эту картину: бедненькая, самая дешёвая шлюшка, не дороже полутора-двух тысяч рублей, которая в своей жизни не видела ничего лучше вонючих немытых членов дальнобойщиков с трассы Москва-Казань, которым она отсасывает в режиме нон-стоп за тарелку супа и бездарные шмотки, вдруг попадает в изысканный, обитый деревом особняк, и начинает чувствовать себя чуть ли не Джулией Робертс из фильма «Красотка». А обаятельный и красивый доктор Смирнов, к слову сказать, весьма известный детский психотерапевт, накачивает свою девочку ананасами и сахарно-коралловыми ломтиками арбуза, давая запить сладкой дешёвой шипучкой, от которой несчастная девочка млеет и раскрывает все свои потные складочки и плохо промытые щёлочки.
И когда девчонка уже начинает зажимать свои худенькие натруженные сексом ляжки, стараясь в силу своего скудного образования и воспитания культурно узнать, где же в этом шикарном дворце можно помочиться, Смирнов берёт её за руку, и ведёт вниз по лестнице, в свою тайную комнатку Синей Бороды. Девочка уже не может терпеть и семенит за ним следом, только и мечтая о том, чтобы пописать, а её хозяин специально тянет время и долго копается с ключами, делая её ожидание невыносимым. И своё тоже, приближая себя к недостижимому и желанному пику. И когда дверь наконец-то распахивается, их ослепляет сияние кафеля, как в операционной, и у бедной дурочки начинают закрадываться первые сомнения в её пустую головку.
– Где же здесь туалет? – лепечет она, боязливо, как ободранная голая курочка, озираясь по сторонам.
– Ложись сюда, детка, – ласково приглашает её мой приятель на стоящее на пьедестале изготовленное по специальному заказу высокое гинекологическое кресло, обтянутое белоснежным глянцевым кожзамом под змею.
– Но мне надо пописать, – оправдывается уже напуганная дурочка, и доктор Смирнов молча укладывает трепыхающуюся овечку на её непромокаемое ложе, успокаивая:
– Просто приляг. Всё будет хорошо, – и туго стягивает её тоненькие ножки-спички, все в грубых синяках от лапищ клиентов, широкими резиновыми жгутами.
Девчонка не может ни о чём думать, кроме того, чтобы не обмочиться перед этим красивым и богатым клиентом, но он мягкой тёплой ладошкой надавливает на её мочевой пузырь, и она, уже не сдерживая слёз облегчения, начинает извергать из себя литры мочи, пахнущей ананасом и сладкой шипучкой, а доктор Смирнов, ловко вскочив на специально сделанный для него помост, вставляет свой раздутый от долго сдерживаемого желания поршень в её разработанную тяжёлым трудом дырочку, пока сверху на него льётся упругая, исходящая тёплым паром струйка…
– Ещё, ещё капельку, – только и приговаривает мужчина, уже сам изнывая от невыносимого позыва вылить из себя всё накопившееся с последнего сеанса золотого дождя желание, и наполняет её кожаный мешочек влагалища, стараясь пробить струёй до самой матки остро пахнущей мочой, которую он копит с самого утра каждый раз, когда заказывает себе девочку.
Из её расхлябанного отверстия течёт жёлтая жидкость, орошая белую кожу питона на кресле, и под импровизированным троном наслаждения скапливается зловонная жёлтая лужица… Через несколько минут ошалелую и плохо соображающую девушку выталкивают на улицу, где её ожидает сутенёр, предварительно застеливший сиденье авто плёнкой, и она идёт в обоссанной влажной одежде, сжимая в мокром кулачке сумму, которую она никогда не получала в своей
