русского, который тебя может узнать.
Тихо и спокойно проводил я свои дни отпуска, не отвечая ни на телефон, ни на электронную почту, гуляя по сказочным дворцам Людовига Баварского и изучая научные статьи, на которые у меня до этого не хватало времени. В один из вечеров я сидел в небольшом уютном ресторанчике при крошечном старинном отеле, в котором я остановился: расписном и в завитушках, как пряничный домик злой колдуньи из сказок братьев Гримм, и наслаждался здоровой и честной, как никакая другая в мире, немецкой кухней.
В это время было крайне мало постояльцев, и я смог бы в полной мере насладиться своим одиночеством, если бы не странный посетитель за соседним столиком. Меня удивило, что он был дорого и неброско одет, как какой-нибудь весьма состоятельный европеец, но этот странный горящий взгляд, которым он обшаривал все углы комнаты, словно высматривая кого-то, и почти выпитая наполовину бутылка отличного шнапса на столе, выдавали в нём вечно страдающего от сплина русского путешественника, которого трудно с кем-то перепутать.
У меня были время и свобода, и я наслаждался своим десертом: идеальным яблочным штруделем на тончайшем тесте со сливочным кремом с крошечными крупинками семян ванили, когда странный посетитель, не спрашивая, как это часто делается у нас в России, подошёл к моему столику, прихватив свою наполовину пустую бутылку и предложил мне на идеальном британском английском:
– Would you mind if I ask you to share my bottle of schnapps with me? (англ. «Вы не будете возражать, если я предложу вам выпит со мной шнапса?» – перевод автора) – и, не дожидаясь моего согласия, разлил нам пахнущей августовскими вечерами и грушами напиток по высоким рюмкам.
Не буду вас дальше утомлять нашей прелюдией, господа, тем более мы все прекрасно знаем, как можно быстро разговорить клиента, только пожелай мы этого. Новый знакомый возбудил моё профессиональное любопытство с этим его перебегающим по предметам взглядом, тонкими нервными пальцами с обгрызенными до мяса ногтями, так не сочетающимися с его стотысячными часами на худом запястье, и нервным тиком, когда он начинал непроизвольно причмокивать губами.
В общем, совсем недолго, и мы с ним расположились вот ровно как мы сейчас сидим с вами, друзья, только у пылающего камина в уютном холле резной гостиной, не прерываемые никем, кроме одинокой хозяйки, несущей свою вахту, и время от времени осведомляющейся, не принести ли нам чего-нибудь ещё. Не прошло и пятнадцати минут, как мой новый знакомый начал свой рассказ, и я его вам передаю, как и тогда: внимательно выслушав и не перебивая.
«Мой отец, очень известный в России человек, заработал свои баснословные деньги в девяностые, и никогда особо не озадачивался вопросами моего воспитания. По его мнению, он сполна обеспечивал семью и всех своих многочисленных наложниц, и поэтому решил доверить вопросы моего образования тоже деньгам, а именно, отдав меня в одно из престижнейших закрытых заведений для мальчиков в Англии. Там я, собственно, и рос, практически не бывая на родине и забывая понемногу русский язык.
Так уже мне повезло, что я оказался окружен отпрысками самых знатных и богатых семей Великобритании, для которых я был необычным и экзотическим русским. Не буду вам рассказывать о нашем быте и буднях: мне кажется, об этом не упомянул в своих опусах только ленивый публицист. Одно только могу добавить, что, безусловно, когда столько мальчиков возраста пубертата собираются вместе под одной крышей, здесь сложно избежать всех сопутствующих проблем соперничества и взросления. В общем, я получил классическое аристократическое образование, открывающее мне двери лучших университетов Британии и мира, но был за эти годы совершенно лишён обычного будничного общения с ровесницами.
И в первый же день после моего выпускного мы отправились с моим лучшим другом Ричардом отпраздновать нашу свободу и взрослую жизнь в одно из респектабельнейших и стариннейших заведений Лондона – салон миссис Бриджстоун. Надо отметить, что это хотя и совершенно современное по духу и ассортименту услуг заведение, старалось хранить традиции Викторианской эпохи, и даже издавало специальный альманах, в котором подробно и в красках расписывало свои фирменные «блюда».
Так, в нём говорилось об одной из девочек салона: «Сладкая, как облачко сахарной ваты, Мишель, буквально тает в жарких руках клиента, делая ваше общение поистине незабываемым. Приехавшая к нам из самого сердца Парижа, и распробовав истинный вкус Англии, она не смогла оторвать свои нежные, как свежие бриоши, губки, от так впечатливших её крепких мужских тел здесь, в Лондоне. Мишель просто обожает всё новое, и не боится смелых ласк и экспериментов, и, не удивляйтесь, если единственные слова, которые вы услышите от неё, будут «ещё, милый». У неё голубые глаза и высокая грудь третьего размера, которую она даст вам потрогать, пососать и потискать. Её любимые цвета: розовое золото и пудра, а любимый напиток – шампанское. Попробовав Мишель, вы попробуете на вкус саму Францию, и возможно, вам даже не понадобится туда съездить, чтобы полюбить её…», и так далее в таком же духе. Я пролистал равнодушно этот бездарный журнал, который, по всей видимости, очень заводил всех остальных покупателей, которые читали его с упоением, предвкушая своё блюдо на вечер.
Меня в мои двадцать лет мало что могло удивить и возбудить: не забывайте, что я был сыном чрезвычайно богатого человека, и мой отец практически не ограничивал меня в средствах, и я всегда мог купить себе самую дорогую шлюху. Что я и делал иногда, чтобы не прослыть в компании «не таким». Но секс для меня был каким-то совершенно механическим неинтересным занятием, словно меня обязали разучивать скучные унылые гаммы в музыкальной школе, способные убить даже самое острое желание. Повторюсь, что в то время, как я мог практически когда угодно вызвать самую горячую и лоснящуюся девочку любого размера, цвета кожи и формы к себе в комнату в общежитие за деньги,
