— Даю минуту на то, чтобы ты подобрала свои сопли и слюни, я включаю тренажер.
— Включай, — соглашаюсь я, чтобы поскорее от меня отстала.
А сама понимаю, что через эту самую минуту, когда за меня начнет работать тренажер, моя голова окончательно выйдет из строя. Любое движение сейчас дается с диким трудом. Хотя, если призадуматься, на кой черт мне вообще эта голова? В последние дни я не против отрубиться насовсем. Я — не ясновидящая, но почему-то уверена на сто процентов, что и сегодня Сережа не придет. Нет у меня больше пятниц. Нет.
— Я не вижу, что ты подобрала сопли и слюни.
— Подобрала. Я готова.
* * *
Пытаюсь сжать руку, но ничего не получается. Я ее не чувствую. Просто не чувствую! Мысленно приказываю мозгу хоть как-то среагировать, ну есть же в нем эта двигательная кора! Я же читала. Она есть. Ноги не слушаются, но ведь руки должны! Но ничего — ноль реакции. Впиваю ногти здоровой руки во все участки, бью со всей силы, но по-прежнему ничего. Ни капельки не больно и рука все так же недвижима. По ощущениям она не холодная, но совершенно не двигается. Ничего не чувствую. По телу пробегает холодная дрожь, горло сковывает удушливой волной от осознания, что то, чего я так боялась — пришло. Опухоль сдавила этот самый двигательный центр и руку парализовало. Противный ком в горле не дает ни вздохнуть, ни выдохнуть. И очень, очень страшно открыть глаза. Может быть я уже ослепла? Мысленно начинаю отсчет до десяти, и, запнувшись на девятке, все же открываю глаза.
— Вижу, — облегченно выдыхаю я.
Усмехаюсь в голос, когда понимаю, что это сон и меня не парализовало, я просто отлежала руку! Очень сильно отлежала. Настолько, что я с трудом ее чувствую. Но я знаю это ощущение и впервые оно меня радует. Одно из самых неприятных ощущений сейчас меня реально радует! Да, колет, жжет, но рука постепенно отходит. Я просто заснула и отлежала руку, Господи…
Смеялась я недолго, ровно до того момента, пока не осознала, что завтра или послезавтра у меня реально могут отняться руки. Я же понимаю, что в голове есть что-то нехорошее. И пусть сейчас она немного отошла и свет почти не раздражает, но ведь понимаю — это ненадолго. Нет, я так не хочу жить. Закрываю глаза, пытаясь в очередной раз унять жгучие слезы. Когда же вы уже закончитесь, а?!
— Соня, можно? — резко открываю глаза на внезапно возникший голос за дверью. Или не внезапно, и я все прослушала.
— Да, — машинально отвечаю я, наспех вытирая слезы тыльной стороны ладони. Дверь тут же приоткрывается и в комнату входит Катя с подносом в руках. Ну да, кто еще может стучаться. Тактичность — это про нее. А я совсем чокнулась, раз уже голос не распознаю.
— Я тебе чай принесла с мелиссой. Ну там еще несколько травок, все для сна.
— Спасибо. А Сережа не приходил? Я просто отрубилась после ужина, сама не поняла как.
— Нет, не приходил. Он занят, Сонь, — тихо произносит Катя, присаживаясь ко мне на кровать. Этого мне еще не хватало. Сейчас будет говорить что-то неприятное.
— Сонь, ну может все же полетишь вместе с нами? — фух, пронесло. — Ты только подумай какая там красивая морская вода. Это же так будет полезно для тебя. Варя будет с нами. Посторонних можно с собой не брать, твой папа тебя уж всяко донесет до воды, ему полезно будет руки подкачать, — с легкой усмешкой произносит она и улыбается. Так по-доброму, что вызывает во мне чувство вины, что я вот так разучилась себя вести и в принципе нормально общаться.
— Нет, Кать, я не полечу. Вам там будет лучше втроем.
Так и хочется ляпнуть, «ну иди уже, мне твоя жалость на фиг не сдалась», но молчу, наблюдая за тем, как Катя хочет мне сказать что-то еще, но боится. Да, боится, что я в очередной раз буду огрызаться.
— Как, кстати, кино про которое я тебе говорила? — наконец произносит она, после значительной паузы. — Или ты не посмотрела?
— Посмотрела. Героиня странная. Дура, если честно. Хоть и умная, точнее пробивная.
— Я думала тебе не понравится старый антураж, а тут героиня. Чем не угодила?
— Не знаю, — пожимаю плечами. — Мне не нравился ее выбор мужчины.
— Ясно. Хочешь принесу тебе книгу? Там все же по-другому все описано, точнее в фильме многого нет.
— Нет, сейчас не хочу.
— Ну ладно, я тогда пойду.
— Ага, — киваю в ответ.
— Варю не надо позвать?
— Нет, не надо, она ждет важного звонка… не надо ее отвлекать. Я сама позвоню ей, если понадобится. Спасибо за чай.
Да, можно сказать — я горжусь собой. Не язвить и не высказать свое фи — это дорогого стоит.
Не успела я толком выдохнуть, как в комнату почти сразу вслед за Катей без стука вошла Даша.
— Я тебе говорила стучать перед тем, как войти. Сколько раз это нужно повторить, чтобы ты запомнила?
— Ой, да ладно, ты же не занимаешься тут никакими непотребствами. Я вообще-то пришла тебе сообщить очень приятную для тебя новость.
— От тебя не может быть хороших вестей, Даша.
— А вот и зря, — с улыбкой произносит она, плюхаясь ко мне на кровать. — Только что пришел Сережа. Причем не один, а с какой-то подарочной коробкой в руках. Для тебя, между прочим.
— Пришел? Сейчас?! — перевожу взгляд на часы — половина девятого.
— Ага. У него много работы было, вот освободился.
Черт, черт, черт! Какая же я сейчас страшная. Просить у Даши зеркало с косметичкой жуть как не хочется, а Варю даже позвать не успею. Голова хоть чистая, но наверняка лохматая после того, как я заснула после душа.
— Может тебе косметичку дать? А то у тебя синяки под глазами.
С одной стороны хочется от души послать Дашу в задницу, но с другой — ведь именно это я и хотела попросить. А она сама предлагает.
— Да, подай, пожалуйста.
Даша, как ни странно, не выпендривается и спокойно подает мне косметичку вместе с зеркалом. В считанные секунды замазываю синяки под глазами и наношу тушь на ресницы.
— Так значительно лучше, Сонька. Кстати, — забирает из моих рук зеркало вместе с косметичкой. — Я пошутила. Сережа не приходил и никакой коробки не приносил, — вскакивает с кровати.
Не знаю, что именно я испытала в этот момент: разочарование, злость или обиду. Но то, что сейчас во мне что-то надломилось — факт. За какие-то несколько секунд я осознала, что в моей жизни ничего не изменится. Даже, если в моей голове нет никакой опухоли, все равно ничего не изменится…
— Не обижайся, Сонь, но смотреть на твои синяки под глазами нет сил, так ты гораздо красивее. Спокойной ночи, — вновь доносится Дашин голос, но я уже не слишком разбираю то, что она говорит.
Машинально тянусь к полке и наощупь достаю запакованное, так хорошо припрятанное лезвие. Еще недавно мне казалось, что я им никогда не воспользуюсь, что оно только на случай, если точно узнаю свой диагноз. Сейчас же я, не раздумывая, его распаковываю. Долго смотрю на тоненькую пластинку в руках, гипнотизируя ее взглядом. Кажется, целую вечность. На деле, судя по часам — какие-то секунды. Подношу пластинку к запястью, едва дотрагиваясь до кожи. Остро. И страшно. С открытыми глазами точно не смогу. Крепко зажмуриваю глаза и в очередной раз за день начинаю медленный отсчет до десяти. На третьей секунде меня почти сбил звонок мобильника, но я вовремя собралась, мысленно абстрагируясь от громкого звука и вибрации. Стало легче, когда на седьмой секунде телефон перестал звонить. Восемь, девять… и очередной звонок. Не знаю зачем на «десять» я открыла глаза и перевела взгляд на мобильник. Не это я должна была сделать. Не это. Имя на дисплее меня откровенно рассмешило. Вот же приставучий мужик.
— Откуда ты взялся такой, Господи?
Телефон в очередной раз замолкает, но стоило мне перевести взгляд на свою руку, как он вновь ожил. Кладу лезвие на левую ладонь и нехотя, но все же беру телефон свободной рукой.
— Я, кажется, просил брать трубку, — без приветствий бросает Бестужев. — Мне казалось, по прошлому звонку ты могла это понять. Это так сложно?
