Я вскочила. Нет, сначала я возмущённо шарахнула по столу больной рукой и взвыла от боли. Дверь своей комнаты я снесла уже здоровой левой. А левой ногой захотелось что-нибудь поддать. На пути на полу попалась стопка учебников — и пальцы на ноге лишь чудом остались целыми! Но я окончательно развалилась — заныло все тело. Сил осталось только на то, чтобы орать «Не смей ко мне входить!» И не смела входить даже сестра.
И только вечером я вылезла в коридор позвонить Юрке.
— Знаешь, Слава, тебе лучше не появляться в больнице.
— Это он сказал?! — перебила я визгливо.
— Это я тебе говорю: не нарывайся. Он все поймёт. И поверь — сейчас ему не до тебя. И так мозги ему хорошенько встряхнуло аварией. Не надо чтобы мать добавляла… Будь умнее.
Знать бы, что такое быть… умнее. Вела я себя как дура или просто пришло время поумнеть? А это в юности очень даже болезненный процесс. Очень.
— Ярослава, пожалуйста, не завали учёбу, — проговорила мать за завтраком. — Выпускной класс. Ты и так вчера не только школу, ещё и курсы прогуляла.
Ну да, ну да… Все как Женька, на юриста предалась. В авиационный институт! Потому что в облаках летала! Потому что на облачке жила… Но ведь мне было хорошо, хорошо… Это без Женьки стало плохо. И плохо до сих пор.
— Мама, телефон!
Дочь съездила мне им по носу — пропущенный звонок от бабушки. Хорошо, что по маминой линии. С Любовью Львовной мы не разговаривали уже недели две, и я не собиралась звонить первой. Даже не напоминала Ярославу позвонить спросить, как у бабушки здоровье… Пусть бабушка поймет настоящее пофигительное отношение к себе внука… Вот такой он, а не ангелочек, которого мамочка обижает…
Я перезвонила своей матери:
— Извини, я еще сплю. Нет, не разбудила, мы с Женькой просто еще валяемся. Все у нас хорошо. Влад вчера играл с Яриком в шахматы. Как как? Онлайн! Да все у них будет замечательно… Я познакомила Ярика с сыном Алисы. Будут туда-сюда ходить. С Леной тоже все прошло хорошо, в понедельник она будет у нас. К вам я могу во вторник приехать, если не помешаю. Мам, ну серьезно. Хочешь, бери такси и приезжай. Я оплачу. Мам, я не пытаюсь тебя унизить, ну почему сразу в штыки? Я не могу к вам сорваться прямо сейчас, мне няня важнее, мне на работу выходить. Приезжай во вторник, переночуешь, а в среду поедем все к вам. Мам, это всего лишь дом. Какое тебе противно, ты с ума сошла? Это что, дом с привидениями? Ты даже не представляешь, как мне тут комфортно… Если бы мне еще кто-то кофе в постель принес, моему счастью не было бы предела… Нет, — среагировала я на мамину фразу, что не нужно было разводиться, — Влад никогда не приносил мне кофе в постель. Мам, так ты приедешь во вторник? Да, мне важно, потому что я думала пригласить Алису с семьей на ужин. Ты мне не мешаешь, ну чего ты начинаешь в самом деле! Хорошо, я остыну и позвоню, когда к вам приеду…
Дальше мне хотелось выругаться, но у кровати стоял маленький ребенок. И такой же маленький ребенок поселился в теле моей матери. С ней даже о погоде не поговоришь — на тучи обидится! Я тоже готова была их обматерить — они лежали на крышах домов и на моей поехавшей вчера крыше. Нужно добраться до косметички и взять болеутоляющую таблетку. Но сначала надо было подобрать стянутое Женькой одеяло, которым она укрыла ноги, когда я сказала, что она замерзнет босиком.
— Я приду утром, — прочитала я эсэмэску с незнакомого номера, которую проигнорировала вчера, и не сдержалась.
Женечка посмотрела на меня огромными глазами и четко повторила то, что я сказала. Секунда заминки, и я передумала ее исправлять — вдруг забудет. Увы мне, увы… Она повторила новое слово аж два раза, и второй, когда помогала мне с одеялом и уронила его край на пол — схватывает на лету, умная девочка! А вот мама — дура. Нашла кого приглашать! И сейчас не напишешь — не приходи. Поди потом озвучь причину, по которой в последний момент струсила.
20. Чужой
Джинсы, футболка, шлепки на босу ногу — я никого не жду и понятия не имею, когда у некоторых начинается утро. Ярослав, например, вставать пока не думает. Его и запахом гречневой каши не разбудишь — особенно ей. Будет дрыхнуть до вечера, чтобы получить сразу обед. Таймер не подвел — каша готова для Жени, а вот я из-за другого Жени в себя сейчас ни крупинки не засуну. До тошноты страшно встретиться с ним вновь.
Три раза расчесала волосы — не помогло. Волос долог, а ум как был короток, так и остался. Что он здесь забыл, что? Или кого? Меня? Двадцать лет назад. И сейчас бы не вспомнил, не напомни я о себе сама… И не сказав — приходи. Зачем? Познакомиться с моим сыном? Ну не смешно ли… Или решил, что мне скучно без мужа, а ему без жены? Не выйдет… Пусть даже не мечтает, что я наставлю с ним рога моему якобы мужу… Или…
Эти козлы поспорили на бутылку, что я лягу под него, как тогда? Они могут… Уж Серега способен предложить такое… Ну а что… На даче скучно, а в танчики играть надоело…
Танчики, точно! Нужно отвезти ребенка на мемориал… Все же живем в легендарном месте, в месте прорыва блокады Ленинграда… И на месте этого дома когда-то зияла воронка. Мне бы не провалиться в нее, а то погибну ни за грош, а за бутылку водки под обломками воспоминаний, ненужных, но не забытых. Наверное, зря я водку вовремя не пила… Но вчера я точно не раздавала авансы. Они просто взяли Джека на слабо. Ну что ж, милый, точно слабо будет…
— Мама, телефон!
А я просто не могла протянуть к нему руки — обе дрожали под столом и тянули на себя скатерть, чтобы промокнуть выступивший на ладонях страх.
— Мама, телефон! — повторила Женечка, насупившись.
Мама не глухая, мама просто трусиха. И нет рядом сестры, чтобы крикнуть той «Катька, ответь!» Не трехлетку же просить сказать дяде Жене привет… Но Женечка сама решилась и по-деловому громко сказала «Алло!» А потом как начнет кокетничать «Да, это я!» Нет, это точно не я, не от меня…
— Она занята и не может подойти к телефону.
Женя, ты где этому набралась?
— Хорошо, я передам ей, что ты звонил.
Уже на ты, да? Боже…
Моя дочь по-деловому положила телефон на стол экраном вниз — так папа всегда делал. И сказала:
— Это был папа.
Я схватила телефон, но перезвонить не успела — на экране высветилось сообщение от Влада: «Извини, я вчера сказал лишнее. Позвони, когда будет минутка. Я очень скучаю».
Сердце ёкнуло — что я сделала: вычеркнула из жизни мужчину, который никогда бы не поставил меня на одну чашу весов с бутылкой водки. Из-за кого? Из-за того, кто это сделал… И не только в шестнадцать, а и в тридцать восемь тоже.
— Когда папа приедет? — спросила вдруг Женька совсем как взрослая.
— Когда мы его пригласим.
— Завтра?
— Нет, завтра он будет еще на работе.
И вот Женька в тему вставила новое слово на ту же букву, на которую начинается имя нашего шнауцера, который тряс мокрой бородой, сообщая, что не отказался бы от кашки. Я бы тоже съела ее с большим куском масла, если бы была в состоянии хоть что-либо проглотить. Живот крутило от нехорошего предчувствия. И вот она пришла — эсэмэска от Джека: «Ты уже проснулась? Откроешь калитку или мне еще погулять?»
Шел бы ты лесом, чтобы тебя комары сожрали! Выпили всю кровь, как ты пил из меня столько лет своим молчанием.
«Сейчас открою», — послала я ему точно пощечину.
Жаль, я не умею больно бить. А вдруг научусь? Есть повод.
Повод появился давно. Джек не хотел прийти на мой день рождения и не пришел, потому что его так и не выписали из больницы.
— Если они тянут время, значит, не все там чисто, — заявила мама безапелляционно.
Впрочем, я бы в любом случае не спорила. Шланг меня игнорировал. Что ж, он не единственный Женькин друг. После школы я поехала в колледж, где, увы, выяснила, что Надар не стал доучиваться лишний год. Сдал, наверное, экстерном и поступил куда-то. Других городских друзей Джека я не знала. Что ж… Поеду в больницу, даже если придётся пробиваться в палату с боем. Я готова! К труду и обороне! Даже значок ГТО с прошлого года имеется.
