И снова меня ждало разочарование: я чуть не разревелась перед старшей медсестрой, когда та заявила, что Сомова вчера выписали. Он дома и не позвонил? Или не дома… Он же не мог меня вот так забыть… Просто.
Я не постеснялась, попросила в регистратуре телефон позвонить. Накрутила провод на руку, точно для снятия давления — оно зашкаливало, можно не проверять… А меня проверяли. На терпение и настойчивость. И морозоустойчивость мокрых подмышек. Шланга не оказалось дома. Я перезвонила ему из метро с телефона-автомата. Короткие гудки. Сердце тоже стучало коротко и глухо. Со своей станции я снова набрала номер, который выучила наизусть, — тишина. Осталась сидеть на скамейке, сжимая заветный жетон в мокрой руке. Мама все равно уверена, что я на подготовительных курсах… У меня и есть курс молодого бойца за счастье… Набрала снова и — дозвонилась.
— Где он? — не стала тратить я время зря.
— В больнице, — опешил Юрка.
— Хватит издеваться! Его выписали.
Не стала добавлять «вчера» и «домой», а вдруг не домой? — но Шланг точно в курсе.
— Серьезно? Откуда ты знаешь?
Чуть было не сказала, от верблюда!
— Из достоверных источников. Долго он будет от меня скрываться?
Я замерла в ожидании ответа, с ужасом понимая, что хочу, чтобы Женьку все-таки арестовали. Тогда хотя бы понятно, почему не звонит. Шланг чуть замешкался с вопросом, но за это его «чуть-чуть» я вспотела хуже, чем в бане.
— Хочешь, чтобы я ему позвонил?
Мы договорились, что я перезвоню через десять минут. Минус ещё жетон и ничего нового.
— Мать сказала, что он спит и не позвала его. Думаешь, специально? Хочешь, чтобы я съездил к нему? Хочешь поехать вместе?
Нет, договорились, что завтра вечером я приеду к Шлангу домой, и он позвонит при мне Женьке. Не врет? А зачем ему врать? Что я такого сделала, чтобы вычеркнуть меня из жизни… Джек же не под дулом пистолета обещал на мне жениться…
А сейчас я шла к калитке, точно меня толкали в спину винтовкой. А то бы развернулась и убежала. Да что там — забаррикадировалась бы в доме! Который он построил не для меня!
Вытерла руки, а то боялась, что ключ утонет в моем страхе. Выдохнула и открыла калитку — та скрипнула и гавкнула. Это ей подпел Берька.
— Свои! — сказал гость, и я еле удержалась, чтобы не сказать шнауцеру «фас», а Сомову — «брысь!»
Свои все дома… А ты — чужой, и давно им стал. Двадцать лет тому назад.
21. Берька
— Собаке лучше знать, кто свой, кто чужой… — проговорила я тихо, чтобы Джек не подумал, что мне важно быть услышанной через непрерывный гаф-гаф-гаф.
И не стала призывать пса к тишине — пусть Ярослав уже встаёт на защиту матери от непрошенных гостей.
— Не ждала тебя так рано… — проговорила, глядя на то, как Джек проворно вынимает ключ из замка.
Тут выше забора не прыгнешь — неприступная крепость. И не увидишь, что соседка сливает пенную воду в общую канаву, которую давно не чистили, и поэтому та превратилась в стоячее болото, в котором утонули наши с ним отношения.
— Но ждала, да?
Глаза прищурены — игра начата. Отлично, а я сразу коником пойду, коником…
— Не сомневалась, что ты не упустишь возможность посмотреть дом изнутри… Я видела, как ты смотрел на ворота вчера… И я тебя понимаю, сама такая… Если бы соседи хотя бы дом перекрасили или забор поставили, а то боюсь ненароком спутать калитки…
— А ты колка на язык стала, — выдал Джек, перестав щуриться.
Вот бы ещё Берька лаять перестал, но нет, не пускает гостя, рычит — чует, жареным запахло…
— Совершенно не думала тебя обижать. Говорю, что чувствую.
— Заметно. И что тобой владеет — чувство превосходства? Над нами всеми, судя по вчерашнему…
— Пришел меня отчитать, что ли? — во мне закончилось терпение, и страх в единый миг перерос в жгучую ненависть. — За державу обидно? За дружков? Своих…
— Вот как… Они только мои, выходит…
И голову вскинул. Я не собираюсь мериться с ним ростом и гордо вскидывать голову. Но руку все же ему протянула.
— Всегда только твоими были. Из моих подружек тут одна Алиса осталась.
— Что? — заметил Джек мою руку.
— Ключ отдай, — поняла я, что привычка взяла верх над разумом, и он сунул ключ в карман без задней мысли, пусть и в задний.
Смутился. Вернул. И я живо отдернула руку и отвернулась. Вовремя. Женечка стояла в конце дорожки и грозила собаке пальчиком или всей рукой.
— Хватит лаять, Белька! Ялика разбудишь!
И собака замолчала — феечка! Нет, все же шнауцер ещё раз обернулся к чужому и громко тявкнул, а потом вбежал на крыльцо и занял сидячую охранную позицию, решив, что можно будет попробовать ещё раз не пустить в дом чужака.
— Он просто ещё не завтракал, — попыталась я пошутить и убрать с дороги собаку.
— Я его понимаю.
Отлично — так ты пожрать пришел? Как по-мужски! В одних гостях плохо кормят, ты другие проверить решил? Но ответить я не смогла. Не успела! Женечка решила поздороваться с Женечкой. Хорошо без реверанса обошлось, но ребёнок впервые сказал «Доброе утро!», хотя добрым оно впервые не было. Да и утром давно, по сути, перестало быть.
— Мама, блин! Ты можешь наконец папе ответить?!
Ярослав выскочил на улицу в трусах — а вчера вопил, что голым с собакой не пойдёт!
— Ой… — сын малость опешил, а я нет.
Выхватила у него телефон. Звонок пропустила. «Я сейчас…» Собиралась это сказать, а потом решила, что мне нечего стесняться Сомова. Наоборот звонок от мужа как никогда кстати. На расстоянии мужики чувствуют, что в их вотчине, пусть и бывшей, что-то не так.
— Это Женя, — представляла Женечка между тем гостя брату. — Дядя Женя. Я принцесса, а он не принц…
Устами младенца… Но я не улыбнулась.
— Извини, — сказала я в телефон. — Забегалась. Поругалась с матерью из-за новоселья и забросила телефон за печку. Нет, он цел, а мой мозг взорвался. И не надо мне сочувствовать. Прости, не сейчас, — остановила я извинения Влада, которые сейчас были действительно не к месту. — К нам сосед по делу зашёл. Давай я тебе перезвоню?
На «бывшего соседа» я не смотрела, смотрела на Берьку, который решил, что пришло время вновь продемонстрировать, кто теперь в этом доме хозяин. Я взяла его за ошейник и чуть потрясла в воздухе, с трудом оторвав от досок передние лапы.
— А ты у сына и спроси…
Я убрала от уха телефон.
— Ты будешь с папой в шахматы сегодня играть?
Ярослав смущённо пожал плечами.
— Ну чего ты не знаешь?! — я вернула телефон к уху. — Во сколько ты хочешь с ним играть? А… Ясно. Отлично. Замётано.
И я первой сбросила звонок.
— В два часа включишь фейстайм…
И чуть не протянула сыну свой телефон, но, вовремя заметив оплошность, сунула в карман.
— А как же Егор? — спросил Ярослав.
— А ты с ним разве договорился на конкретное время?
— Я думал, ты договорилась…
— Делать мне больше нечего! И папа важнее. Он сядет в самолёт, а ты побежишь к Егору…
— Не собираюсь я к нему бежать! — надулся Ярослав.
— Можешь не бежать! Иди оденься! Что ты в таком виде выскочил?
— Я же не знал, что у тебя гости!
— А передо мной и сестрой нормально с голым задом ходить?
— Я в трусах! — возмутился Ярослав ещё больше.
— Большая разница! — не выдержала я нервного напряжения из-за нахождения в двух шагах от постороннего мне мужчины.
— Вообще-то большая… — подал голос гость, и я не удержала лицо равнодушным, когда обернулась к нему.
— А твоего мнения я не спрашивала!
От моего наезда опешили оба, даже трое… Женечка захлопала глазёнками, и я на секунду испугалась, что она скажет брату новое слово на вторую букву алфавита.
— Ярослав, иди уже оденься! В самом-то деле! И не торчи наверху, я не буду разогревать кашу по сотому разу.
Он ушёл, потревожив собаку, и шнауцер снова грозно залаял — на всех. И тут до меня дошло.
