Александровной – беру и отправляю своё первое ей сообщение.
«Выздоравливайте».
Ну вот. Она всё верно поняла. Ответила одновременно вежливо и отстранённо, так, чтобы ни у кого не возникло вопросов. Понятным образом ответила, да… А мне мало. А мне какого-то хрена отказывает здравый смысл.
«Будь завтра в восемь. Пройдёмся по последним графикам».
Пауза… Полминуты. Минута… Три.
«А вы не могли бы приехать к открытию офиса в девять?»
«Нет» – зачем-то упрямлюсь я.
«Это важно. Иначе вы испортите весь сюрприз».
«Какой ещё сюрприз?»
«На ваш день рождения. Ну вот… Уже испортили. Ладно, в восемь – так в восемь».
Я как будто наяву слышу её тяжёлый вздох. У меня день рождения? Чёрт. Я совсем забыл. Это сколько мне? Сорок четыре! Сорок четыре… мне. Озвереть.
«Ну уж нет. Давай сюрприз».
«Тогда в девять?»
«Именно».
«Раз уж об этом зашёл разговор, может, у вас есть какие-то пожелания по подарку? Мы скинулись, а что купить – не знаем».
«Лучшим подарком для меня будет встреча с матерью», – я не для Воскресенской это пишу, понятно. Для тех, кто нас читает и слушает. Хотите моей лояльности – вы знаете, что делать. Пусть даже они считают, что я не в том положении, чтобы диктовать какие-то свои условия.
«Боюсь, пока это невозможно».
О чём ещё говорить? Не о чем. Я возвращаюсь домой, закидываюсь таблетками и заваливаюсь на диван. Работа не волк – в лес не убежит. Руку оттягивает телефон. От нечего делать я открываю телефонную книжку, в которой почти нет каких-то личных контактов. В основном лишь те, что были вбиты в память в момент передачи. Но пару дней назад мои контакты пополнились одним из самых важных для меня номеров. Нико… Веду ногтем по плюсу, рядом стоящим цифрам «три» и «девять» – номер итальянского мобильного оператора. Неожиданно палец соскальзывает, и до того, как я отбиваю вызов, в трубке звучит незнакомое-знакомое:
– Si.
Воздух из моего горла вырывается со свистом.
– Сhi vuoi? – А следом тут же на руссом: – Папа?
– Привет, Нико, – мужественно из себя выдавливаю. – Я… Кхм… Ты можешь говорить? Я тебя не отвлекаю?
– Нет.
Ответы односложные. Паузы мучительные. Шесть лет – по любым меркам немало, по меркам ребёнка же это вечность, целая жизнь без самого важного для каждого мальчика человека. Отца… Что сказать? Что спросить? Почему так душит?
– Нет, не можешь говорить? Или нет, не отвлекаю?
– Второе, – и куда-то, будто не в трубку: – Я уже неделю жду, что ты позвонишь.
Может, послышалось? Или…
– Кхм… У меня твоего номера не было. Пока нашёл. Да и…
– Что?
– Я не очень понимал, хочешь ли ты этого.
– Хм… – теперь пришла очередь Нико блеять что-то невнятное.
– Расскажи мне что-нибудь.
– Что рассказать?
– Что-то о себе. Всё равно – что, мне всё интересно.
– Чёт слабо верится.
Глотаю готовый сорваться с губ окрик – «ты как разговариваешь с отцом?» Потому как он имеет право. И на обиду, и даже на то, чтобы меня послать.
– Я тебя понимаю, Нико. И ты, надеюсь, меня поймёшь, когда…
– Если ты скажешь «когда стану взрослым», я отключусь! Клянусь.
– Окей, не буду говорить, – улыбаюсь. Теперь, когда малой орёт, его голос срывается. Скоро он начнёт ломаться и утратит свою детскость вовсе. Может, у меня есть год-два, чтобы еще насладиться его детством. Если мой план сработает…
Мы болтаем – я на такое и не надеялся – где-то с полчаса. Потом слышу в отдалении женский голос. Вика зовёт Нико ужинать. За его ответом матери следует какая-то возня. А потом:
– Ты мог бы для начала позвонить мне!
– Номер сына найти было легче, – невесело улыбаюсь.
– Ты понимаешь, о чём я! Его нужно было подготовить к этому разговору! Ты о нём подумал? Он же ребёнок!
– Только о нём я и думал, Вика.
– Ага! И поэтому не звонил!
– Да! – рявкаю в ответ. – Именно поэтому.
Ничего нового. Мы говорим меньше минуты, но поругаться успеваем.
– Пф-ф-ф.
– Прости. Я… – голова всё сильней болит, обезболивающее не помогает. На заднем плане Нико бурчит что вроде: «Перестань. Он вообще не тебе звонил, отдай мой телефон!» – Ты права. Надо было предупредить тебя.
– Вот уж не сомневайся.
– Ну… Ты теперь знаешь. Я буду звонить. Надеюсь, ты не против.
– А если всё же да?
– Это ничего не изменит. Только нервы себе вымотаешь.
– Ты всё такой же, Серго.
– Нет, я гораздо хуже. Не надо тебе становиться между мной и сыном. Нам и так несладко.
– Горозия, ты мне угрожаешь?
– Ни в коем случае. Я прошу тебя быть благоразумной. Передай, пожалуйста, трубку Нико. Я хочу попрощаться.
Прощание выходит скомканным. Я обещаю перезвонить. Нико обещает «сконнектиться со мной в телеге», что бы это ни значило.
На следующий день приезжаю в контору невыспавшийся и подавленный. Перед этим долго стою у зеркала, как будто впервые себя в нем вижу. Сорок четыре… Постарел, но ещё вполне ничего. Лысеть не начал, не обрюзг. Жизни прошлой нет. Новой… пока тоже. Я в этих сорока четырёх застыл, будто в липком безвременье. Хочется двинуться дальше, но рано. Рано форсировать события, хотя промедление так мучительно…
– С днём рождения!
Это не тот случай, когда на тебя накидываются со всех сторон и
