кулаками.
И он показывает Климу свой кулак внушительных размеров.
Так, кажется, ситуация выходит из-под контроля…
– А кому чай? – пытаюсь я перевести разговор на более безопасную тему. – А то Клим Романович нам тортик замечательный принёс.
– Вот-вот! И чтобы никаких сладостей в дом не тащили, особенно пирогов и тортов, а то сначала они несут котлеты, а потом незаметно оказываются у тебя под одеялом! – не может остановиться Борзов.
– Ох кто-то совершенно рассвирепел, – вступает Лиза. – Клим, дай-ка мне ещё бутылку. Дай-дай, я сама открою. Хочу потренироваться.
Надо что-то делать, пока они друг друга не поубивали. Мне и перед Климом неудобно, вроде же ни в чём не виноват человек, и шефа злить не хочется. Но если честно, оба они уже достали.
– Хочу заметить, – говорит Клим, и голос его обретает уверенность, а сам он пламенную харизму латиноамериканского революционера, – что эти люди, названные мною неравнодушными, настоящие герои. Они принципиальные и самоотверженные, готовые прийти на помощь слабым…
– И не заводят интрижек на стороне при живой жене, – заканчивает за него Борзов.
– Они освобождают наше общество, – гнёт своё Клим, – от таких гадких, ужасных и беспринципных уродов, как наш коммерческий директор. А он далеко не исключение! Если посмотреть вокруг, то мы обязательно найдём похожего на него, такого мерзкого…
– Отвратительного, – добавляет Борзов.
– Лицемерного, – говорит Клим.
– Похотливого, – дополняет босс.
– Бесстыдного! – почти кричит Стражников.
– Сатира, как ты! – припечатывает Радимир Львович.
– Что?!
Они оба стоят опираясь о стол и прожигают друг друга огненными взглядами, и достаточно одной маленькой искры, чтобы взорвать это призрачное равновесие. И такая искра не заставляет себя ждать. Из бутылки, с которой возится Лиза, вылетает пробка, и это звучит, как выстрел стартового пистолета.
Борзов хватает Клима за грудки и пытается выволочь из кухни. Шампанское, как струя гейзера, вырывается из бутылки, и Лиза инстинктивно закрывает горлышко рукой. От этого напор становится сильнее и вино распыляется по всей кухне в виде мелких, но чрезвычайно обильных брызг.
Просто конец света!
Мокрые и злые они с грохотом перемещаются в прихожую, оставив за собой поваленный стол и полную разруху. После непродолжительной схватки у входной двери Борзов выбрасывает Клима из квартиры и закрывает дверь.
– Чтобы ни его, ни кого-то подобного здесь больше не было! – гремит он.
– А ты темпераментный, – с уважением произносит Лизка, качая головой. – Зверь просто. Повезло тебе с боссом, систа.
Я ухожу на кухню и тут же возвращаюсь с большим букетом красных роз. С размаху вручаю его Борзову, и он не понимая в чём дело обнимает свой букет и хлопает глазами. А я открываю дверь и молча указываю на неё пальцем.
Должно быть, глаза мои горят неистребимым гневом, потому что Борзов, не говоря ни слова, выходит за дверь. На прощание он одаривает меня таким взглядом, какого и у громовержца Зевса не бывало, наверное.
Вернувшись на кухню, я беру букет Клима и, открыв окно отправляю его вниз. А потом вместе с Лизкой мы стоим у открытого окна и смотрим на двух мужчин в мокрых костюмах. Клим запихивает цветы в машину и уезжает. А Борзов, подбросив охапку алых роз как футбольный мяч, со всей дури пинает по нему, мгновенно превращая букет в цветочный фейерверк.
Потом он поднимает голову и кричит:
– Любавина! Завтра поговорим!
Утром Борзов заявляется в обычное время, на пятнадцать минут позже начала рабочего дня. Он врывается в приёмную, как вихрь, энергичный, целеустремлённый и… ему бы ещё розу за ухо...
В приёмной уже собралось несколько посетителей. Все уважительно встают при его появлении, а он, как генерал на смотре войск, проходит, строго вглядываясь в каждого и не говоря ни слова. Босс подходит к моему столу, резким движением указывает на меня, а потом на дверь своего кабинета и, не проронив ни звука, марширует к себе. В ставку главнокомандующего.
Я наливаю в чашку кофе и ставлю на поднос, беру папку с бумагами и, мысленно перекрестившись, направляюсь в его мрачный чертог. Внутренне содрогаюсь, но виду не подаю.
– Любавина! – приветствует меня шеф. – Что он делал у тебя дома?!
– Доброе утро, Радимир Львович, – отвечаю я максимально спокойно. – Как вы себя чувствуете? Как спалось?
– Прекрати паясничать! И отвечай! Что у тебя с этим Налимом?!
– С Климом? Вы же сами всё видели.
– Я видел его у тебя за столом, и это может означать всё, что угодно.
– Во-первых, это может означать только то, что он был за столом. Это если отбросить домыслы. А во-вторых, с чего бы мне отчитываться перед вами о своей личной жизни?
– Потому что я сказал! – Борзов встаёт из-за стола и подходит ко мне вплотную.
– Поставь кофе, – говорит он как бы мимоходом. – Если то, что между нами было, не является весомой причиной, то что мне вообще о тебе думать?!
– А что, собственно, между нами было?
– Вот ты мне и скажи. Поставь кофе, говорят тебе.
Я опускаю поднос на стол для заседаний.
– Вы несколько раз пытались заняться со мной сексом в своём кабинете. И один раз вам это удалось, но не здесь, а в общественном месте в бутике нижнего белья. Вы овладели мной силой. А потом пришли ко мне домой с букетом цветов и дорогим билетом на бал, правда мне его не оставили. И букет я не приняла. Полагаю, это была попытка с вашей стороны наградить меня за доставленное удовольствие.
У него, кажется, от моих слов глаза из зелёных становятся огненными.
– А ещё вы подарили мне две пижамы, одну целую, а вторую изодранную вами же. Вот, что по моему мнению было между нами. А вам как кажется?
– На это я даже не знаю, что и сказать. То есть всё, что между нами было ты меришь только размером подарков? Знаешь кто ты после этого?
Ах ты гад такой! У меня щёки вспыхивают и становится горячо под ложечкой.
– Кто? – спрашиваю я и замораживаю его взглядом.
Нет, ну так можно вообще?! Вот же бесчувственный долдон. Директор, понимаешь ли генеральный. У меня сердце выскочить готово.
– Да я даже слов приличных не нахожу.
