Дважды он одни и те же шутки, особенно, если они не смешные, Пашка не повторяет.
Также как не бросает слов на ветер.
— Лето в этом году не очень — говорит он, изловчаясь и прихватывая мои пальцы. — А тут и солнце, и море...
— Ты про песок ещё скажи! — хмыкаю я, поднимаясь. — Она ведь такая маленькая!
Желание увидеть малышку нестерпимо.
— Ну так все было сделано по уму. Я же не один ее вез, а вместе со специалистом. Человек всю жизнь с детьми работает и сопровождает по всему белому свету.
Не думаю, что это очень хороший специалист даже с учётом случившейся поездки, которая не вылилась ни во что. Потому что, если бы случилось что-то, то вряд ли Пашка простил себя за это. А посему, ей надо было уговорить Бурова не делать этого. Потому что взрослый и очень печальный мужик — это конечно грусть-тоска, но здоровье младенца важнее.
— Кать? Ты о чем думаешь? У тебя глаза прям ледышки.
— Думаю о твоей няне, — говорю я, перебираясь на кровать.
Пашка поднимается, смотрит в глаща, потом наклоняется к моему лицу и целует меня в губы, перед этим шепнув, что это не его няня, а Софьина.
— Я не сплю с ней, если что, — замечает он, взяв подушку и уложив ее рядом со мной.
— А я и не думала об этом. Но раз уж пошел разговор об этом, то она думает спать с тобой.
Буров молчит какое-то время, а потом начинает смеяться.
— Верю твоему ведьмовству, но тут оно ошибается, — говорит Пашка, улыбаясь. — У нее нет шансов.
— Тогда пойдем к тебе? — предлагаю я, отказываясь вспоминать его давнишние слова о персонале.
Он говорил когда-то о том, что не смешивает одно с другим. Паша много о чем говорил и об изменах тоже, точнее об их неприятии. Но вот как все вышло.
— Сейчас? Хочешь убедиться в том, а не выкинет ли она что-то?
Я хочу посмотреть на ляльку, а на баб Бурова мне плевать. Уже не будет так как прежде. Я не стану ревновать его к ним.
— А что такое? Боишься расстроить ее?
— Нет.
Меня подмывает сказать ему, что меня больше интересует ребенок, чем тетка не сумевшая убедить его в том, что перелет будет вреден для ребёнка.
Меньше чем через полчаса мы идём по освещённым фонарями дорожкам.
Буров держит меня за руку, толкая такую же стеклянную дверцу, как в моем бунгало; уверенно тянет меня по темным коридорам-комната, а потом чертыхается напарываясь на няньку.
— Вера, вашу ж мать! — шипит он, сжимая мою ладонь. — Что вы делаете здесь?
Поздновато я опомнилась, но лучше бы мы пришли утром. Все выглядит не очень, словно датый Буров привел такую же подшофе девицу. Что вообще-то не далеко от правды!
— Услышала шум, вышла, чтобы посмотреть кто это.
Ага-да!
Я смотрю на женщину, которая очень-очень похоже на мою первую учительницу.
Стыдливость ушла на второй план, благодаря внутреннему голосу, что напомнил, что стыдится нечего, потому что выпить и быть вдрабадан — это не одно и тоже.
— Кто может быть здесь кроме меня? — осведомляется не без недовольства Пашук. — Идите спать, пожалуйста.
— Вы к Софье? Не ходите к ней, пожалуйста! Я только-только уложила ее. Перелет плохо сказался на ней.
Мое ведьмовство подвело меня. Я оказалась не права. Женщина настроена решительно в своем нежелании пускать нас к ребенку. Становится немного неловко.
— Паш, давай утром? Отпустишь Веру, как и хотел?
Я смотрю на повернувшегося ко мне Бурова. Но периферийное зрение ещё видит женщину, которая смотрит на нас, недовольно поджимает губы, а потом резко идёт в комнату напротив той в которой горит ночник. Я не ошиблась. Этой тётке не нравится, что хозяин привел кого-то и ещё... Не слишком ли прозрачная у нее сорочка?
— Убедилась?
— Почти, — говорю я, позволив обнять себя. — Проводишь меня до дому?
Буров смотрит на меня, прижимая к себе, словно я могу вырваться и убежать. Из его то ручищ!
— Почему почти?
Я дёргаю плечом.
— Ну же, Ветрова, верни мне веру в твои силы.
Качаю головой. Не хочу. Будет выглядеть, что я ревную. На самом деле это не так.
— Проводи меня домой, — прошу я, спохватившись. — Пожалуйста.
— Может я уговорю тебя остаться у меня? Места у меня больше. Есть бассейн. Гамак с видом на океан. А ещё есть еда.
Последний аргумент заставляет меня хмыкнуть. Это для него он имеет силу, а не для меня.
— Нет.
— Тогда может возьмём с собой пару сандвичей, а потом вернёмся к тебе?
Я сдерживаю улыбку.
Ну вот кто сказал ему, что он останется у меня, а?
В прежние времена мне не надо было говорить каких-то слов, чтобы Пашка понял меня в моем молчании. Ничего не изменилось с тех пор.
— Понятно, Ветрова, — бросает Буров, выпуская меня из рук. — Не получилось тогда, думаешь получится сейчас?
— Ты о чём?..
Он вновь хватает мои пальцы, тянет за собой и отпускает, втолкнув меня в кухню.
— Ты прекрасно знаешь о чем я!
— Неа!
Я оглядываюсь по сторонам, определяя, где второй выход из этого помещения.
— Черта с два ты от меня отвяжешься сегодня! — бросает он, перегородив собой выход. — Думаешь поматросить меня и бросить!
Мне смешно выслушивать эти стародавние обвинения. Три года тому назад я просто хотела сбежать, чтобы не испытывать неловкости по утру. А сейчас мне неудобно из-за тетки неподалеку и самое главное, я не хочу разбудить девочку. Буду чувствовать
— Паш, ты ведь подтвердил, что это всего лишь секс-кекс...
— Шмекс, — заканчивает он за меня. — Это был он, но не списывай меня со счетов так рано.
Честно? Не хочу ни уходить, ни оставлять его, но... Где мое чувство гордости?
*Обижусь на кондуктора и пойду пешком т.е сделаю назло, но мучиться буду сам.
Глава 13
Глава 13
Где? Где?
Она на месте. Просто она немножко разомлела благодаря двум факторам. Нет. Даже трём. Первый, я стала иначе смотреть на мир, приняв на грудь пару бокалов выдержанного напитка на основе забродивших ягод и фруктов. Второе, мои гормоны и нервные клетки угомонились, получив эндорфины и копию их самих, но в мужском обличии. Третье, я все это время вспоминала лишь хорошее, получала большей частью позитивные новости и думала о существе, которое вообще ни в чем не виновато.
Но гордость напомнила о себе, попросив уйти ни в коем случае не считаясь с Пашей. Мало ли что он там хочет?! Надо уйти и срочно. А почему? Я не могу объяснить себе это.
— Ладно. Найду дорогу самостоятельно.
Я говорю это, но высвободиться не пытаюсь. Бесполезно. Это смешно и не смешно одновременно его желание не отпускать и не давать мне проходу.
— Время на то, чтобы я сделал бутеры ты мне тоже не дашь?
Я мотаю головой из стороны в сторону.
— Знаю, я твои бутеры, — отвечаю я, вспоминая его произведения кулинарного искусства. — Паш, правда, время позднее.
Не хватало только разбудить ребенка, чтобы почувствовать себя в конец распутной.
Не могу ничего с собой поделать, когда рядом дети — готова потворствовать им во всем, а уж тем более таким крохотным.
— Паааш?
Мы оба вздрагиваем, услышав где-то наверху знакомый, капризный и тянущий его имя голос.
За секунду до того, как к нам спустилась бывшая Бурова, он переменился и в лице, и во взгляде. Он стал и растерянным, и несчастным, и злым.
— Кать, я понятия не имею, как она оказалась здесь. Поверь мне!
Сейчас я верю ему, потому что Смородина просчиталась, а если по-честному, то набралась. Как можно было забыть о том, что она подходила ко мне сегодня? Или она рассчитывала, что я не вспомню ничего?
— Катя? Паш, мы же договаривались!
Смородина очень плохо изображает удивление. Так же как очень плохо одета для дома, который она представляет своим. Ну кто спит в чулках, поясе и кружевном белье?
— Кать, смотри на меня! Не на нее! Ее не должно быть здесь! Я не знаю!..
— Я тебе верю, Паш, — говорю я, перебивая его. — Правда верю.
