— Очень неудачно он придумал — бурчу я, стряхивая "дудку" от проточной и погружая ее в кастрюльку с закипающей водой.
Режим у малышки сломается и будет плохо всем. Это только один день прикольно, а потом сущее мучение не давать ребенку спать в одни часы, чтобы он спал в другие.
— Ты наверное, думаешь: а что с тобой? Ты такая же, как эта Смородина или нянька!
Хотя, нет. Няня не такая. Она замученная жизнью со всеми вытекающими из этой фразы обстоятельствами, знаками и признаками.
— Я не такая красивая — говорю я, вновь присаживаясь перед малюткой — и умею зарабатывать деньги самостоятельно.
Не умею я разговаривать с детьми на детские темы. Что это вообще такое? Точнее, о чем?
Это размышление о том куда покатился мячик? Или, почему мяукают котята?
Мама не говорила со мной на такие темы. Она обозначала и описывала что-то, но не повторяла это бесконечно, ограничившись одним разом. Максимум двумя. Может поэтому я думаю чуть иначе, чем остальные.
— Это самое главное в жизни каждого человека — продолжаю я, вновь поднимаясь, чтобы выключить плиту и выловить соску палочками для еды. — Независимо от пола.
Я возвращаюсь к девочке, которая за моей болтовней забыла о соске и о плаче. Маленькая копия Буровых засыпает, подглядывая за мной сквозь полузакрытые веки.
— Уметь обеспечить себя и обслужить, потому что другие, от природы, делать этого не обязаны.
Еще несколько минут, я рассматриваю малютку, дотрагиваясь до ее животика. Я думаю что дождусь Пашку и о том, что смогу рассматривать ребенка вечность, удивляясь ее крошечным и таким идеальным чертам. Но уже через несколько минут меня забирает темнота, стремительно погружая в свои тягучие и сладкие недра, а потом также быстро выбрасывает меня обратно, заставив испуганно озираться по сторонам.
Глава 14
Глава 14
Сначала я не понимаю, где нахожусь и очень скоро, когда проходит это состояние, задаюсь вопросом почему проснулась.
Смартфон молчит, будильник тоже, петуха отправили в суп, а девочка не плачет.
Внутри меня все стремительно холодеет — девочка! Она исчезла! Не оставила после себя ничего, кроме мокрого следа на кровати.
— Боже!
Я чередую имя бога с его основным оппонентом, когда выбегаю из дома и мчу в сторону особняка Бурова.
Молюсь, чтобы в исчезновении был виноват он, а не я, Смородина или няня.
Через несколько минут мое сердце падает в пустоту стоит увидеть, вышагивающего по идеальному газону Пашку со свертком на руках.
— Кать? Ты чего тут делаешь?
— Буров! — выдыхаю я, согнувшись пополам. — Тебя совсем ничему жизнь не учит!..
Я запыхалась, перволновалась и разозлилась.
— Ты уже проснулась? — отвечает Пашка, таким же раздосадованным голосом. — А мы решили прогуляться!
— За мозгами? — рявкаю я и тут же одергиваю себя. — Паш, тебе совсем плевать на меня, да?
Спросив это, я не жду ответа, разворачиваюсь и иду обратно, не переставая ругаться при этом.
Сначала я дохожу до дома (долетаю правильно сказать), потом срываю с себя мокрые вещи, пью воду с лимоном и даже заряжаю кофеварку.
Делаю всё со психом и заканчиваю со слезами на глазах.
— Дебил! — восклицаю я, не находя другого объяснения случившемуся.
Мое настроение приходит в норму после принятия душа и нескольких глотков кофе.
— Я между прочим думал о тебе, Ветрова! — говорит Пашка, появившись на пороге домика. — Не хотел будить!
— Ну конечно! Пусть спит вечным сном, горемычная! Осчастливил ее шмексом-сексом, ляльку дал подержать — вот и на покой пора!
Раньше я обожала такого Бурова, каким я вижу его сейчас. Он мрачный и даже злой. Всем плохо, когда он такой. Но мне он не сделает ничего!.
— А тебя не смущает, что ты не слышала ни как я вошёл, ни как проснулась Софья? Ты даже не почувствовала, что я трогал тебя!
Мои бровь приподнимается помимо воли.
Я похожа на смущенную? Исправлю это впечатление раз так!
— Ты зачем пришел? Довести меня окончательно? Не нужно! Убирайся! Чтобы глаза мои тебя не видели! Записку вшивую не мог мне...
Возмущение, которое вернулось ко мне, задохнулось, как только меня забросили на плечо, мало считаясь с тем что на мне одна лишь простынь.
— Отпусти меня! Буров! Ты рехнулся?! Верни меня обратно!
Он не слушает меня, унося как Тарзан свою Джейн в гущу растений.
— Тут ори! — бросает тот мне, перед этим шлепнув по попе. — Дура!
Он принес меня к себе домой, поставил на пол и выглядит при этом очень довольным! Отомщенным ещё!
— Сам кретин! Ок?! — не остаюсь в долгу, поправляя на себе ткань.
Кто пробовал орать шепотом или вполголоса? Такое себе удовольствие, скажу я вам. Кричать, как раньше нет никакой возможности, потому что я слышу, как нас зовёт малышка. Устраивать скандалы при детях, даже если они больше веселят чем ссорят? Это не педагогично!
— Думаешь, как всегда одним местом, Паш! Я чуть не умерла, когда не увидела ее рядом! Привет, миленькая!
Я беру девочку на руки, улыбаясь ее утреннему стилю — она в одном подгузнике, пытается грызть свою пятку, а при виде меня улыбается и тянет ручки по швам. Красотка!
— Я думал одна нога здесь, а другая там, — говорит Буров, обнимая меня со спины . — Никто не думал тебя пугать, просто плохо думал с недосыпу!
Я не противлюсь объятиям и поцелую в щеку.
Выплеснула недовольство, покричала немного, поистерила самую малость и хватит! Очень ценю за это Пашку — он не обижается на ерунду и не пытается учить жизни, манерам или тому, как правильно вести себя нормальным бабам.
— Ну вот и шел бы без нее. Вернулся и тогда бы порадовал нас. Меня кофе, а дочку свежей одеждой, памперсом и молоком. Правда, пуговка?
Софье очень интересно у меня на руках. Она слушает меня и Пашку, рассматривает нас и улыбается беззубым ртом.
— Как ты зовёшь себя, когда берешь на руки? — спрашиваю я, улыбаясь ясноглазке. — Папой или дядькой?
— Никак не зову.
Я вожу по щечке девочки, поднимая взгляд на вставшего напротив Пашу. У меня сердце ноет от таких откровений и от пришедших на ум выводах, а он? Толстокожий! Бегемот!
— Надеешься, что Маша одумается?
— Надеюсь! Учеба может подождать. В конкретно ее случае точно.
Как можно?!..
Я не о том думаю! Они же родня и Софья не денется никуда!
Не знаю, как бы я смогла отдать кроху, к которой привязалась всем сердцем!
— Что? — спрашивает Пашка, стягивая футболку. — Ты смотришь за мелкой, а я в душ!
— Ты наглый!
— Да.
— Ты самоуверенный!
— Тоже да, — спокойно соглашается Буров, оставаясь в боксерах. — Ты знала об этом с первых минут знакомства.
Это да. Паша Буров три года назад и сейчас отличается лишь нитями седых волос в темно-русой шевелюре.
— А если я хочу вместе с тобой? — спрашиваю я, перед этим подхватив малышку и подмигнув ей. — Что станем делать тогда?
Я иду за Пашуком в его комнату, чтобы не терять даром ни минуты. Хочу и поговорить, и посмотреть, и потешкаться с ребенком. Потом времени не будет потому что мой отдых на острове расписан по часам.
— Ты шутишь?
Я качаю головой, замечая как к волосам тянутся крохотные пальцы.
— Ты издеваешься?
— Нет, — отвечаю также твердо, мазнув по почти голому Бурову взглядом.
— Ты врёшь, Ветрова, — говорит Пашка, следуя в душ с гладкими камешками вместо пола. — Всегда вижу, когда ты врешь.
Ну, конечно!
— Ты ещё скажи, что видишь меня насквозь — произношу я, повторяя свой взгляд, но теперь уже снизу-вверх. — Человек-неисправный-рентген.
Буров врубает воду, что льется на него мощным потоком из тропической лейки, делает мокрым и недосягаемым. Мокрый и без одежды Буров похож на миллионера больше, чем когда бы то ни было.
— Врешь, что не издеваешься и врешь, что хочешь ко мне, — продолжает Пашка, проводя по волосам и фыркая, как тюлень. — У тебя аллергия на потных и немытых козлов, помнишь?
