умел провоцировать. Это единственный его поцелуй, который я возненавидела. Джанни меня уверял, что все на нас так смотрят, потому что завидуют жизни, которая сверкает в наших глазах в то время, когда их глаза потухли. Когда Джанни прогуливался в одиночестве, никто на него не обращал внимания, зато, когда мы выходили вместе, это было по-другому, наша разница в возрасте бросалась всем в глаза. Разве важно, что о нас думают люди, которые здесь ужинают? Мы с ними никогда больше не встретимся. И потом, если бы это ты был старше меня, им было бы совсем на нас наплевать… Не выпить ли нам ликера?
С задумчивым выражением лица, достойным бывалого голливудского актера, Джереми покачал головой. Он встал из-за стола и подал Адели руку, и они пошли через весь зал, не обращая ни малейшего внимания на остальных гостей.
– До чего забавные идеи приходят вам в голову. К примеру, как вы могли подумать, что меня легко смутить, – сказал он Адели и взял у нее ключ от номера.
Номер был крохотный, шкаф да кровать – все, чем он был меблирован. Адель сняла обувь и скрылась в ванной. Она вернулась оттуда в плотно запахнутом халате. Джереми к этому времени растянулся прямо на полу, положив голову на одну из подушек, которую стащил с кровати, и закрыл глаза.
– Не глупи, а то завтра проснешься разбитым. Вместо того чтобы притворяться спящим, лучше прими душ и приходи спать в кровать. И не выдумывай себе всякого – между нами ничего не будет.
– А я ничего и не выдумываю, – ответил Джереми, вскочив с пола.
Так они и провели ночь бок о бок, в маленьком гостиничном номере на втором этаже гостиницы, затерянной в сельской глуши. Адель знала, что на следующий день она приедет в дом Джанни. И несмотря ни на что уснула глубоким сном.
Около четырех часов утра она во сне повернулась, закинула руку на грудь Джереми и прижалась к нему, свернувшись калачиком. С этого момента он не сомкнул глаз до самого восхода, когда усталость все же одержала над ним верх.
Было уже почти десять часов, когда Джереми разбудил стук в дверь. Открыв глаза, он понял, что Адели в номере нет. Дверь в ванную была приоткрыта, но из-за нее не доносилось ни звука. Джереми сел в постели, посмотрел на свое отражение в стекле шкафа и потер щеки. Потом он поспешил в ванную, выдавил на палец зубную пасту и почистил зубы. Его рубашка висела у окна на плечиках, мятая, но уже сухая. Когда это Адель успела ее постирать так, чтобы он ничего не заметил? Джереми поспешно оделся, снова взглянул на свое отражение, разгладил брюки, поправил воротник и спустился к стойке регистрации. Там он увидел вчерашнюю официантку.
– Наконец-то проснулись! Это ваша матушка велела мне постучать в дверь. Она ждет вас в ресторане, заказала вам кофе, а я только что его принесла, – сказала она и направилась в сторону кухни.
Джереми поймал ее за руку и сердито спросил:
– Она вам сказала, что она моя мать?
– Нет. Я просто спросила, будет ли ее сын тоже чай, а она мне ответила, что вы пьете кофе. А теперь вы не могли бы меня отпустить?
Джереми разжал руку, и официантка ушла, недоуменно пожимая плечами.
Джереми застал Адель за чтением газеты.
– Извините, я что-то совсем проспал…
– Ничего страшного, мне было чем заняться, – ответила Адель, не отрываясь от чтения.
Джереми взял из корзинки круассан и залюбовался спокойным лицом Адели.
– Вы так красиво читаете газету. И вам очень идут очки.
– Надеюсь, ты не флиртуешь со мной?
– Серьезно? По пути к дому, где вы жили с мужчиной вашей жизни? Не самый удачный момент, чтобы начать ухаживать за вами, не считаете?
– Ухаживать? Ты выражаешься совсем не как твои ровесники, и это сбивает с толку. Кстати, а почему ты едешь со мной? У тебя наверняка есть дела поинтереснее, чем развлекать меня беседой, пока я веду машину.
– Я мог бы вам соврать, что «из дружелюбия». По правде говоря, я уже давно никуда не ездил, и в отличие от меня вы знакомы с этими местами, так что мне нечего терять.
– Это правда? – спросила Адель, положив газету на колени.
– А вы, когда вчера сказали, что мнение окружающих вам безразлично, вы говорили правду? Я знаю, что вас беспокоит. Но не могут же все хорошо играть в вашу любимую игру.
– Какую игру?
– Угадывать все о жизни других людей: чем они живут, какие хранят секреты… Не злитесь на официантку за то, что она ошиблась насчет нас, ведь с вами такое тоже случается.
– Ничего я не угадываю, я просто внимательная!
– Ну так расскажите мне – что вы обо мне узнали такого, о чем я сам вам не рассказал?
– Например, о настоящей причине твоего отъезда?
– Не считается: вы об этом узнали, заглянув в мой бумажник.
– Мы об этом еще поговорим, доедай завтрак, я прихвачу свой чемодан, и сразу поедем.
Адель села за руль. Минул час с тех пор, как они покинули отель, а она так ничего и не сказала; Джереми не замечал проплывающего за окном пейзажа – ни кипарисов на холмах, ни огненно-желтых полей люцерны. Он смотрел лишь на Адель.
Они остановились у первой же автомастерской, чтобы починить пробитое колесо. Адель предложила Джереми прогуляться и поговорить.
– Почему ты не рассказал мне о настоящей причине твоего отъезда?
– Вы о том, что меня обвинили в воровстве в церкви, где я играл на органе? А вы почему не подали виду, когда об этом узнали?
– Я не должна была открывать твой бумажник, это было неправильно с моей стороны. Но ты об этом догадывался и тоже не подал виду.
– Важно не то, как вы поступили, а то, что вы обо мне подумали.
– Ни о чем я не подумала.
– Наверняка решили, что я вор.
– Ты же знал, что виновна жена пастора, почему ты позволил обвинить тебя вместо нее?
– А вы-то откуда это знаете?
– Пока ты спал, я позвонила в полицию. И там мне сказали, что дело уже закрыто.
– Некоторое время назад жена пастора помутилась рассудком, ее дела шли все хуже. Она не воровала эти безделушки, она их перекладывала и сразу же забывала куда. Пастор об этом знал, но молчал, заботясь о ее репутации. Когда прихожане спрашивали у него, куда подевалось распятие или молитвенник, он так терялся, что
