ваша бабушка? — я не оставлю этот вопрос. — Варя!
Варя в ответ ныряет в кладовку.
— Варя! — распахиваю дверь. — Выкладывай.
Молча тянется к ведру под высокой полкой с чистящими средствами.
— Значит, бабушка нажужжала?
— Какая разница кто, — бурчит Варя.
Все-таки моя бывшая теща постаралась. И тесть, наверное, присоединился. Языки как помело. Вот они, суки, любят поохать и пахать, какая беда случилась с Лерой и что нам был нужен обязательно мальчик.
Я затыкал их, и при мне они молчали на эту тему. Похоже, только при мне.
Вот отдам Варю в секцию единоборств, и они все перевернут, что я хочу из нее мальчика сделать. Точно, так и будет.
— Хорошо, я переговорю с вашей бабушкой, — шагаю прочь и медленно стягиваю галстук. — Вот же мымра.
— Только не убивай ее, — Варя выходит за мной с ведром.
— Много чести, — оборачиваюсь, — и теперь я точно против того, чтобы вы с бабушкой и дедушкой тесно контактировали. В кармане вибрирует телефон. Выуживаю его из кармана и несколько секунд смотрю на имя одного из парней, которых приставил к Наташе. Одно из моих строгих требований было, что звонить мне стоит только тогда, когда есть серьезный повод.
— Папа? Кто звонит? — испуганный голос Вари вновь становится едким, — Наташа? Решила позвать на свиданку?
— Что, Коль? — принимаю звонок. — Говори.
Варя обходит меня с ведром и тряпкой и встает прямо передо мной. Ловлю себя на мысли, что она сейчас как даст мне этим ведром, если я опять ее проигнорирую.
Ну, мне не на кого валить вину, кроме как на себя.
Варя в меня такая вспыльчивая. В ней четко прослеживаются мои гены. Алинка помягче и похитрее, а это прямая и решительная.
— Тут скорая, — напряженно говорит Коля.
— Изверги! — слышу знакомый старческий голос, который переходит на визг. — Да пустите же вы!
— Что у вас там? Бабка опять помирает?
Почему-то начинает подташнивать, а Варя хмурится сильнее.
— Тут столько крови, — Коля цыкает. — Рожать, что ли, начала?
— Какой рожать? — я напрягаюсь. — Восьмой месяц. Рано.
— Тогда, все хуево, босс, — равнодушно подытоживает Николай. — У нее все платье в крови. Ноги в крови. Жуть, короче.
— Ее надо увозить! — раздается недовольный женский голос. — Вы кто такие? Я сейчас полицию вызову!
У меня дергается нижнее веко, будто его резко потянули за ниточку, и на секунду, на одну лишь секунду, я думаю о том, что вот оно - решение проблемы.
Если повезет, то двух проблем.
Веко вновь дергается и я прижимаю к нему палец.
Так нельзя.
— Она истечет кровью!
— Да что же это такое?! — визжит бабка Наташи. — Дай сюда телефон.
— Да, карга ты старая!
— Ты слышишь меня, изувер проклятый? Слышишь? Изнасиловал мою девочку сначала…
Прижимаю палец к веку сильнее, а Варя напротив меня округляет глаза. Бабка орет громко, и моя дочь слышит ее глупые обвинения, в которых нет ни капли правды.
— Теперь с женой со своей решили ее убить, да? — бабка захлебывается слюнями. — Думаешь, деньги есть, и ты хозяин этого мира? Ответишь перед Богом!
Кто же мог предположить, что все к этому придет?
К крикам, крови и моему тупому равнодушию к милой улыбчивой девочке, которая жутко краснела под моим взглядом.
— Бабушка, не кричи…
Вот уж точно чудовище.
Спектакль они сейчас разыгрывают или нет — не столь важно.
От слов Николая у меня только глаз задергался, но не сердце, которое будто спряталось за сухой коркой черной грязи.
— При чем здесь моя бывшая жена?
— Да пустите меня к ней! — рявкает женщина. — Дайте хотя бы осмотреть!
— Звонила она! Звонила! Вот после ее звонка… — старуха всхлипывает. — Я не знаю, что она наговорила моей девочке… Это же твой ребенок сейчас умирает…
— Папа, — блекло шепчет Варя, и страх в ее груди сожрал ее гнев. — Пап…
Зачем Наташе звонила Лера?
Я должен был предугадать, что она в женском уязвленном эгоизме полезет к той, из-за которой все пошло по пизде.
Если не я отвечу на ее вопросы, то моя шлюха, которая после беседы, возможно, помрет.
— Будьте добры, — разминаю шею с хрустом позвонков, — отдайте телефон моему человеку.
— Как ты спать после этого будешь.
— Телефон, блять, отдала! — рычу в смартфон. — Тупая ты мразь! Как я тебя приказ отдам? Через тебя?!
Варя отступает, сжимая ручку ведра до побелевших костяшек.
Что, папуля — не плюшевый мишка, который уроки помогает делать, да? Который дневники проверяет?
Который сдержанно и вежливо улыбается тупым учителям с директором, скрывая в себе желание вывезти их нахуй в поле и побеседовать так, что, мать их, точно отпадет желание в следующий раз вызывать меня в школу из-за распущенных волос Варечки.
Что, я не тот папочка, который умело переворачивает блин в воздухе.
Так же умело, как одним ударом могу выключить человека.
— Да, босс?
— Пусть увозят. Узнай, куда повезут, и езжайте за ним.
— Понял.
Ой, надо же.
Папа изменял маме! Какой урод! Какой кошмар!
Как же меня все это заебало, и я зачем-то продолжаю, сука, цепляться за ту роль, которая давно не моя.
Да, мудак.
Еще какой мудак.
А, может, Лере сказать, что тот врач, который лишил ее возможности быть еще раз мамой, гниет в земле?
М?
Хотя нет.
Я же другой, да? Я подотру всем сопли, укрою одеялком и спою колыбельную, ласково поглаживая по головке.
— Папа…
Я сбрасываю звонок и прячу смартфон в карман. Смотрю на Варю. Сейчас совсем не скалит зубы, и уродом что-то не торопится обозвать.
— Так, — смотрю на наручные часы, разворачиваюсь и шагаю прочь от притихшей дочери, — ужин. Через пятнадцать минут, а ты грязь за собой убери, Варюш.
— Ладно, пап…
Я хотел просто потрахаться. И я потрахался. Несколько раз. Весело, задорно и без лишних сюсю-мусю. Без вопросов “милая, тебе не больно?”, “Лер, так тебе нравится?”, “Хочешь позу сменить?”, “Мне остановиться? Ничего, Лер, просто
