как насчет того, чего хочу я? — Его голос стал громче. — Я тоже должен сказать свое слово, тем более, что пока я этого не сделал. Это не моя вина, что я пропустил первые пять лет ее жизни!
— И не моя! — Я встала на цыпочки, медленно приближаясь к его лицу. Моя грудь вздымалась, почти касаясь его, и с сердитым вздохом я поняла, насколько мы были близки.
Его взгляд был горячим, и сантиметры между нами затрещали. Даже в гневе он был великолепен. Притяжение между нашими телами было таким же сильным, как и много лет назад.
Мой взгляд переместился на его губы. Я помнила, что они были мягкими, но сильными. Он использовал их как оружие против моей кожи, чтобы сделать меня беспомощной.
Он наклонился, совсем чуть-чуть, соблазняя меня подойти ближе.
Я хотела поцеловать его и скользнуть руками по его рукам. Чтобы выплеснуть все свое разочарование во что-то грубое и физическое. Мне хотелось не обращать внимания на кучу проблем, свалившихся на нас, и погрузиться во что-нибудь потное.
Но это было не то, чего хотел кто-то из нас.
Это было о Чарли.
Я опустила подбородок и сделал шаг назад. Потом еще один.
— У нее много вопросов, а у меня нет ответов.
Он потер лоб.
— У меня тоже.
— Мы должны найти их.
— Я знаю. — Он кивнул. — Давай поговорим завтра. Думаю, мне лучше уйти, пока между нами не произошло чего-то такого, о чем мы потом пожалеем. — Не попрощавшись, он повернулся и оставил меня стоять посреди кухни.
Сожаление. Его последнее слово эхом отразилось от столешниц с красными крапинками и шкафов желтого цвета. Оно обожгло мне уши.
Логан пожалел бы о поцелуе со мной. Возможно, он жалел, что вообще зашел в бар того отеля.
И, черт возьми, это было больно. Почти так же, как знать, что он не планирует менять свой образ жизни ради нашей дочери.
* * *
После того, как Логан ушел, я взяла себя в руки, пока мыла посуду и убиралась на кухне. Занимаясь своими делами, я стряхнула с себя боль его отказа. Я напомнила себе, что только одна вещь имела значение во всем этом.
Чарли.
Затем я поднялась наверх и прошла по коридору в ее комнату. Она сидела в своем «центре искусств» спиной к двери. Ее центром был не более чем низкий квадратный стол, задвинутый в угол, но в нем был небольшой ящик для специальной бумаги для рисования и стаканчик для фломастеров. Сейчас ее ноги были слишком длинными для детского кресла.
Этот предмет мебели был единственной вещью в комнате, которая обладала какой-то девчачьей энергетикой. Чарли удивила меня, когда мы отправились в Калиспелл за покупкой стола. Вместо того, чтобы выбрать белый или королевский синий, как я ожидала, она выбрала бледно-розовый.
Остальная часть ее комнаты была заставлена вещами из секции для мальчиков в «Таргет». На кровати было зеленое камуфляжное покрывало и такие же простыни. Ее книжная полка в углу была в форме половины каноэ. И в ногах ее кровати был черный вигвам, где она пряталась, чтобы почитать с фонариком. Ее спальня напоминала больше крепость, чем комнату маленькой девочки.
Все было для сорванца.
За исключением этого розового стола.
— Привет, дорогая. — Я постучала в дверной косяк.
Она оглянулась через плечо, а затем вернулась к раскрашиванию.
Я пересекла комнату и опустилась на колени рядом с ее стулом.
— Что ты рисуешь?
— Просто картинка, — пробормотала она, закрашивая коричневым цветом крышу дома, который нарисовала.
Наш дом.
Она нарисовала коттедж вместе с тремя фигурами. Судя по длинным черным волосам, одной из них была я. Другая была похожа на Хэйзел с седыми прядями вокруг круглого лица. И последней была Чарли, стоящая между нами с широкой улыбкой.
Кого не было на картинке? Логана.
Дочка как мама.
Чарли использовала искусство, чтобы выразить свои чувства, когда не могла подобрать слов.
— Красивая картинка, — сказала я, поглаживая ее по волосам. — Ты можешь отвлечься и посмотреть на меня?
Она отложила маркер и повернулась на сиденье, ее подбородок все еще был опущен. Когда она подняла взгляд, ее карие глаза наполнились слезами.
— Я не хочу уезжать далеко, мамочка.
— Не волнуйся, — я стащила ее со стула и заключила в свои объятия, — мы что-нибудь придумаем.
Она села на мои согнутые колени и уткнулась головой в изгиб моей шеи.
— Обещаешь?
— Обещаю.
Узел в моем животе затянулся. Если бы Логан вынудил меня — если бы он заставил нас переехать в город — я бы никогда не простила его за то, что он заставил меня нарушить свое обещание.
— Давай, — я крепче обняла Чарли, затем отпустил ее, — давай приведем тебя в порядок перед сном. Хочешь принять душ или ванну с пеной?
— Ванна с пеной.
Пока она направлялась в ванную, снимая свою грязную одежду и оставляя н в куче у двери, я наполнила ванну водой и пузырьками. Затем натерла ее нашим любимым скрабом, пока Чарли не очистилась от грязи и не стала пахнуть лавандой, а не улицей.
Она плескалась и играла со своими мелками для ванной, а я сидела спиной к стене, вытянув ноги параллельно ванне. Я сделала несколько вдохов, поддерживая себя для разговора по душам с моей девочкой.
Нам нужно было обсудить ее отца.
Я хотела бы, чтобы мне не приходилось форсировать этот разговор. Я хотела бы отложить это до завтра, после того, как мы оба отдохнем ночью. Но поскольку Логан был непреклонен в том, что пробудет здесь всего неделю, времени не было.
— Нам нужно поговорить о Логане.
Плеск прекратился.
— Что тебе в нем не понравилось? — спросила я.
— Не знаю. — Она пожала плечами и зачерпнула пригоршню пузырьков.
— Ты очень расстроилась, когда он предложил нам переехать. Тебя это напугало?
— Да. — Она кивнула, складывая свои пузырьки в углу.
— Было ли что-нибудь еще, что тебе в нем не понравилось?
Она набрала еще две пригоршни пузырьков, прежде чем, наконец, прошептала:
— Нет.
Я еще сильнее прижалась спиной к стене. Если дело было только в переезде, я могла бы над этим поработать.
— Дорогая, я думаю, что ты, вероятно, задела его чувства сегодня вечером. Когда ты не хотела разговаривать с ним за ужином. И когда ты сказала, что не хочешь папу.
Чарли оторвалась от своих пузырей, ее глаза были полны беспокойства.
— Я обидела?
Она была такой заботливой и любящей. Я использовала эти эмоции сегодня вечером в надежде, что они приведут к лучшему завтра.
— Да. Наверное, нам лучше
