в двенадцать научил, а вот с кашей как-то не сложилось. Погугли и впредь не буди больную подругу из-за такой ерунды. И так чуть уснула, нога болит адски. И бабка твоя под утро заявилась, грохотала тут по прихожей. Дурдом, в общем. И как там моя кошка?
– Кот, – машинально поравила я, лихорадочно забивая в поисковик «Рецепт каши». И как до меня не доперло про всезнающий интернет? У меня же высшее образование, и вообще ума палата. Может быть, потому что я не спала всю ночь, прислушиваясь, стараясь не пропустить момент возвращения мерзавца? И все не могла объяснить умной себе, почему меня так волнует его поход в дурацкую «Пьяную утку».
– Ладно, Елкина, пока, – прервала я поток стенаний и сбросила вызов.
Итак, что мы тут имеем? Ага. Манка – это хорошо. По крайней мере, не киноа какое-то заморское. Молоко, найденное в холодильнике, меня не очень обрадовало. В рецепте написано литр, а тут канистра какая-то странная, пустая наполовину. Все у них, у этих буржуинов, не как у людей. Нет бы купили коробку в магазине, так нет. И где они его берут только? И пахнет оно не так, как то, которое Елкина покупает.
Я заметалась по кухне в поисках мерника и не сразу заметила заспанную Козюльку, облаченную в смешную пижамку, украшенную котятками. Девочка держала за лапу плюшевого медведя, волочащегося за ней по полу, и выглядела очень трогательно в клубах дыма, расползающихся от заляпанной плиты.
– Мне страшно, – прошептала малышка, – в бабулиной комнате монстр завелся. Он рычит и стонет. Я пошла к папе, а там, там. . . – зарыдала девочка, и у меня в груди словно лопнул обруч, защемило, и очень захотелось обнять эту испуганную малявочку.
– Не бойся, пойдем, – нельзя показывать ребенку, что мне тоже страшно.
Я взяла Козюльку за руку и потащила за собой. Со стороны мы, наверное, выглядели комично: я волоку девочку, она медведя. В общем «Паровозик из Ромашково». Звуки, похожие на рев тиранозавра Рекса в брачный период, я услышала еще с первого этажа. Надо же, неужели бабуля забыла у Адольфовны свой мотоцикл? Иначе рев, несущийся со стороны спальни, было не объяснить.
– Стой тут, – приказала я Козюльке, сама нацыпочках подкралась к двери и без стука приоткрыла ее.
О да! Адольфовна лежала на огромной кровати, раскинувшись в лучших традициях фильмов про Эммануель, и, самозабвенно пуская пузыри, храпела. Вот убейте, я не могу объяснить, как тетка со статью карликового пинчера может издавать такие звуки? Видно, абсент воздействовал не совсем так, как должен был, а просто вырубил бабку и прибавил при этом громкости.
Ладно, с этим разобрались. Мне интереснее было, что так напугало малышку в комнате мерзавца. Ткнув Адолфовну в бок, приглушила немного ее рулады и потопала в святая святых Зотова.
Лучше бы я этого не делала. Зачем, ну зачем я зашла в его спальню?! Надо было просто развернуться, когда никто не отозвался на мой стук, и отчалить доваривать идиотскую кашу. А вместо этого я замерла возле его кровати, больше похожей на аэродром, и заткнула рот кулаком, чтобы не заорать. Он спал так безмятежно, обнимая сильной рукой полностью раздетую… кого бы вы думали? Адку. Адку, блин! Он что, не мог себе какую-нибудь другую шалаву найти? О, я была поражена в самое сердце. Выскочила пулей из комнаты мерзавца, с трудом сдерживая злые слезы, как раз вовремя.
– Горим! – заорала из кухни Надюшка.
Я белкой метнулась на ее крик. И успела как раз вовремя – адская каша на плите полыхнула, как будто кто-то смешал ее с бензином. Весь первый этаж тут же заволокло едким черным дымом. Схватив за руку перепуганную девочку, я вытолкнула ее из кухни и ломанулась к раковине, сбивая огонь полотенцем. Потому не сразу заметила вломившегося в кухню с огнетушителем наперевес Зотова, только услышала шипение и открыла было рот, чтобы заорать. Но он тут же наполнился противной пеной, перекрывшей мне кислород. Я так и замерла с открытым полным пены ртом, с головы до ног покрытая копотью, смешанной с белыми сугробами, летящими из огнетушителя, уставившись на мужчину в одном обмотанное вокруг узких бедер покрывалом, держащимся на честном слове и грозящим вот-вот соскользнуть к волосатым мускулистым ногам.
– Ну чего стоишь?! – заорал Зотов, переходя на ты. – Вырубай плиту, газ перекрой. Дура!
– Сам такой, – буркнула я, но крантик перекрыла, признавая его правоту.
Алексей удовлетворенно хмыкнул и посмотрел на меня как-то странно, хищно, что ли? Оценивающе и по-мужски. Я опустила глаза и тонко взвизгнула. Легкая майка, намокнув, облепила мою грудь, став прозрачной, словно целофановой. Лифчик я ношу редко, так как бог обделил меня выдающимися формами. А точнее, я, видимо, стояла в очереди за умищем, когда более оборотистые бабы примеряли полноразмерные сиськи.
– А вы, пожалуй, ничего. Даже хорошенькая, – хмыкнул мерзавец, как завороженный уставившись на мои соски, которые я почему-то до теперяшнего момента не дотумкала прикрыть руками, а сейчас, спохватившись, накрыла свои прелести ладонями и метнула в Зотова взгляд, который, по моим прикидкам, должен был на месте его испепелить.
Вот только у этого хамского выродка, по всей, видимости, взгляд на вещи был радикально противоположен моему. Он сделал шаг ко мне, отбросив дурацкий огнетушитель. Если бы можно было умереть от ужаса, смешанного с чем-то очень острым, свившемся в животе пружиной, я бы тут же откинула копыта. Вот клянусь.
– Надо бы наказать тебя. За пожар и за то, что соврала мне, – прохрипел Зотов, и я почувствовала, что мое сердце вот-вот остановится.
Захотелось самой содрать с него это чертово покрывало, но вместо этого я все же смогла сдавленно простонать:
– Шлюху свою накажи. Которая в твоей кровати развалилась, как телка племенная, – и откуда только голос взялся?
– Ах ты, проныра, – совсем не разозлившись, хмыкнул мерзавец, продолжая наступать на меня, пока я не уткнулась спиной в столешницу, – и в спальню мою нос успела сунуть.
– Мне Козюлька рассказала, – соврала я, чувствуя на своей щеке мужское дыхание. Наконец, я не выдержала и взмолилась: – Отпустите меня.
– А вас никто и не держит, – удивленно посмотрел на меня Зотов. – Идите и придумайте, чем накормить мою семью. Я голоден, как сто чертей. И
