Прежде чем я осознаю, что сдвинулась с места, стакан с водой, стоявший на подносе между нами, разбивается о его голову.
Его глаза расширяются на мгновение, затем темнеют, а взгляд становится диким.
С моих губ срывается крик, когда его рука обхватывает мое горло, и он снова валит меня на кровать.
Все признаки уязвимого, неуверенного в себе мужчины, который несколько минут назад признавался в своих секретах, исчезли, и я виню в этом только себя.
Если бы я могла сохранять спокойствие, то, возможно, получила бы ответы на все свои вопросы.
Он тяжело дышит, глядя на меня сверху вниз. Плевки и кровь из порезов на его лице покрывают мое лицо, отчего мне снова хочется блевать.
— Я должен благодарить твою мать, — усмехается он. — Если бы она не сбежала, если бы ей никто не помогал, не придумывал способы прикрыть тебя, у меня, возможно, никогда не было бы этого шанса.
Его пальцы впиваются мне в горло, перекрывая воздух и вызывая вспышки света в глазах.
Я отчаянно хочу спросить что-то еще, но не могу набрать воздуха, не говоря уже о том, чтобы подобрать слова.
К счастью, он, видимо, прочитал их в моих глазах.
— Что? Ты же не думала, что Эндрюс — это фамилия твоего отца? Ты же не настолько глупа, чтобы поверить, что твоя мать назвала тебя в честь человека, который трахал ее еще ребенком и бросил тебя. О нет, вся твоя личность фальшивая, — прошипел он. — Ты фальшивка.
Моя голова кружится, а в глазах начинают плясать черные точки.
Если он не ослабит хватку, то не сможет использовать меня ни для чего.
— Твоя мать была слишком напугана, чтобы дать тебе фамилию, которая позволила бы кому-нибудь найти тебя. Но она никогда не рассчитывала на то, что мне поручат найти кого-нибудь из этих маленьких шлюх, которых разводят для рынка.
От его слов мне становится плохо, а к горлу подступает желчь.
— Ты не могла быть Брианной Уокер, и уж точно не могла быть Брианной Харрис.
Он пронзает воздух леденящим душу криком, когда произносит эту бомбу, не то чтобы она имела для меня большое значение, но я успеваю заметить, как что-то сталкивается с головой Брэда.
Его хватка тут же ослабевает на моем горле, и я успеваю сделать голодный вдох, прежде чем вся тяжесть его тела обрушивается на меня.
Я смотрю на свою обезумевшую мать, которая стоит позади него с вздымающейся грудью и… слоном в руках.
Что-то теплое стекает по моей шее, и я быстро понимаю, что это кровь.
— Убирайся отсюда, черт возьми, — кричит мама. — Беги, пожалуйста.
Я колеблюсь достаточно долго, чтобы ублюдок пришел в себя, но он все еще ошеломлен ударом слона по голове, и мне удается выскользнуть из-под него — правда, не раньше, чем он потянется за мной.
Его пальцы впиваются в рубашку, и он тянет, разрывая ее прямо по центру, отчего пуговицы разлетаются во все стороны.
Я кричу, хватаясь за его руку, чтобы заставить его отпустить меня, но он оправился быстрее, чем я надеялась, и когда он это делает, то бросает меня к стене.
Моя голова ударяется об нее, отчего боль пронзает затылок, а глаза слезятся.
— Сядь, мать твою, Дженнифер, — рычит он, не сводя с нее глаз и ожидая, что она подчинится.
И, к моему полному ужасу, она подчиняется.
— Нет, — кричу я, когда он приближается ко мне, расстегивая ремень и разглядывая мое обнаженное тело под рубашкой.
— Мы можем сделать это легким путем или трудным, детка. Выбирай сама.
Как только он оказывается достаточно близко, я замахиваюсь ногой, целясь ему в яйца, но он видит это за милю и обрушивает на меня свой вес, переворачивая и впечатывая лицом в ковер.
— Я более чем доволен трудным путем. Мне всегда нравились трудности.
Положив руку мне на шею, он свободной рукой тянет мои бедра вверх, прижимая мои ноги своими.
— Нет, пожалуйста. Нет, — кричу я, пытаясь бороться с ним.
Его ответной усмешки достаточно, чтобы понять, что мои мольбы вызывают реакцию, противоположную той, на которую я рассчитывала.
— Я давно этого ждал.
Головка его члена упирается в мой вход, и я прилагаю еще больше усилий, чтобы сопротивляться, но это бессмысленно. Он держит меня слишком крепко, слишком надежно.
— Ты подаришь мне самых бесстрашных наследников, дет… — Последнее слово превращается в то, что я могу описать только как бульканье, прежде чем его хватка снова ослабевает.
Как только я поднимаю свой вес с пола, то обнаруживаю, что его белая рубашка пропитана кровью… неважно, откуда.
— Уходи, пожалуйста, Брианна. Беги. И никогда не оглядывайся назад.
Он падает на колени, его вес придавливает ее.
Какая-то странная, извращенная часть меня хочет схватить ее и забрать с собой.
Но потом она смотрит на меня холодными глазами, и я вспоминаю, что, хотя она, возможно, только что спасла меня, она все еще почти так же ужасна, как и он.
Повернувшись к ним спиной, я выбегаю из комнаты и не оглядываюсь.
Коридор кажется бесконечным, когда я обматываю разорванную рубашку вокруг своего голого тела и бегу в конец, молясь, чтобы найти лестницу.
Мое сердце колотится так сильно, что я чувствую его в ушах.
Страх, подобного которому я никогда не испытывал, лижет мой позвоночник.
И все становится еще хуже, когда с той стороны, откуда я бегу, раздаются крики.
Я сглатываю рвоту, которая подкатывает к горлу при мысли о том, что он причинил ей боль, прежде чем отправиться за мной.
Коридор поворачивает в конце, и я вздыхаю с облегчением, когда появляется лестница.
Я лечу по ней. В буквальном смысле. Я не успеваю заметить, как мои ноги ударяются о ступеньки, и вот я уже мчусь по деревянному полу другого коридора. По обеим сторонам стены выстроились двери, а надо мной раздаются шаги.
— Пожалуйста, пожалуйста, — умоляю я всех, кто слышит, в поисках хоть какой-нибудь двери во внешний мир.
Мне все равно, где мы находимся; наверняка найдется место, где можно спрятаться.
Так и должно быть. Я не позволю этому больному ублюдку забрать у меня все, что он хочет.
Мне плевать, кто мой отец и по какой причине я родилась.
Я боец, и я не подчинюсь такому психу, как он.
Шаги спускаются по лестнице за мной, как раз в тот момент, когда я нахожу дверь, которая даст мне свободу.
«Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста», — беззвучно умоляю я, летя к ней. Будь открыта. Пожалуйста, будь, блядь, открыта.
Я врезаюсь в деревянную дверь, проклиная себя за то, что выдала свое местоположение.
— Брианна, — зовет Брэд. — Ты не можешь от меня убежать.
— Наблюдай за мной, блядь, — бормочу я, когда ручка поворачивается в моей руке, позволяя мне открыть ее и выскользнуть наружу.
Свежий летний воздух наполняет мои легкие, и я снова пускаюсь в бег.
Мелкие камни, окружающие здание, врезаются в ступни, но я не обращаю на них внимания. Что такое небольшая боль по сравнению со спасением собственной жизни?
Полуденное солнце слепит, пока я бесцельно бегу.
Я падаю на траву, и облегчение захлестывает меня, когда боль стихает, но это не значит, что я останавливаюсь.
Кровь шумит у меня в ушах, отсекая все, что может происходить вокруг.
Насколько я знаю, он идет прямо за мной, вот-вот схватит меня, но я не решаюсь повернуться и посмотреть.
Мне просто нужно продолжать идти.
Мои мышцы кричат от боли. Рана на руке горит, когда я напрягаю ноги сильнее, чем, кажется, за всю свою жизнь.
Зрение проясняется настолько, что я вижу вдалеке линию деревьев, и я бегу сильнее, быстрее, или, по крайней мере, пытаюсь это сделать.
Все вокруг расплывается, реальность ускользает, когда я сосредотачиваюсь на движении.
Мягкость под ногами исчезает, как только я погружаюсь в тень под деревьями.
Палки, камни и толстые корни замедляют мое продвижение вперед.
Ветки и колючки цепляются за ткань его рубашки, которая все еще на мне, и царапают кожу под ней, но этого недостаточно, чтобы остановить меня.
